Клады великой Сибири

IX. Второй план

Лиу-Пин-Юнг, наконец, пришел в себя.

Голос Чи-Най-Чанга сразу вывел его из состояния оцепенения.

Увидав своего врага, так неожиданно спасшегося от смертной казни, Лиу-Пин-Юнг зарычал от бешенства.

Он сразу понял, что с ним не произошло ничего сверхъестественного, а просто он попал в руки врага, который призвал к себе на помощь белых чертей (так называют китайцы европейцев).

Лиу-Пин-Юнг рванулся изо всей силы, но крепкие веревки не подались.

Чи-Най-Чанг с улыбкой торжества глядел на него.

– Что хочешь ты сделать со мною? – прохрипел бонза по-китайски.

– Я срисую татуировку с твоей ноги и посажу тебя на кол, – сверкая глазами, ответил Чи-Най-Чанг. – Я выколю тебе глаз и прижгу пятки раскаленным железом, а потом завладею кладом великой Сибири!

По телу Лиу-Пин-Юнга пробежала судорога.

– Владей кладом, но не трогай меня, – проговорил он.

Чи-Най-Чанг громко расхохотался.

Но Верлов, прекрасно понимавший по-китайски и до сих пор молча слушавший их разговор, остановил своего друга.

– Довольно, Чи-Най-Чанг, – сказал он по-русски. – Нехорошо издеваться над связанным врагом. Мы ведь и так накажем его, лишив его возможности овладеть кладом.

Чи-Най-Чанг замолк, но по лицу его было видно, что доводы Верлова нисколько не действовали на него.

Выйдя из каюты, он направился к инженеру, так как был очередным по вахте.

Лишь только Бромберг вошел в каюту, Верлов подозвал его к себе.

– Я думаю, теперь можно скопировать татуировку Лиу-Пин-Юнга?

– Конечно! – ответил инженер. – Вера Николаевна удалится немного наверх…

– Сейчас уйду! – ответила молодая девушка, выходя из каюты.

Верлов, Бромберг и Суравин подошли к распростертому на кушетке китайцу.

Вынув складной нож, Суравин вырезал кусок материи из штанов китайца в том месте, где должна была находиться татуировка.

И действительно, татуировка была налицо.

Не обращая внимания на рычание Лиу-Пин-Юнга, присутствующие склонились над ней, сравнивая ее с татуировкой, снятой на кальку с ноги Чи-Най-Чанга.

– Эге! – воскликнул вдруг Верлов. – А ну-ка, наложите кальку с копией татуировки ноги Чи-Най-Чанга на татуировку Лиу-Пин-Юнга!

Бромберг исполнил приказание.

Ко всеобщему удивлению, все линии и рисунки обеих татуировок вполне сошлись по размерам.

Только на языкообразном рисунке, который Верлов считал за полуостров, от соединения двух татуировок произошло изменение.

Зигзагообразная линия на татуировке Чи-Най-Чанга, не доходившая до конца языка, на татуировке Лиу-Пин-Юнга имела продолжение, но зато не имела начала с той стороны, где у Чи-Най-Чанга была точка.

Но, соединив обе татуировки посредством наложения кальки вместе, Верлов получил совершенно законченный рисунок.

Не было сомнения в том, что зигзагообразная линия представляла из себя реку, впадающую в море в юго-восточной стороне полуострова.

Начало же ее изображалось точкой.

Счертив этот двойной план, Верлов зашил Лиу-Пин-Юнгу разрезанный кусок и обратился к инженеру:

– Теперь нам остается обезвредить этого человека! Мы, конечно, не будем дожидаться второй луны, так как не боимся злых духов. Значит, попросту надо затащить Лиу-Пин-Юнга в такое место, чтобы он не мог помешать нам в Чжан-Ша.

– Это не трудно. Стоит нам прокатить его лишних пять часов, и он будет в пятистах верстах от нас. Этого расстояния вполне достаточно! – улыбнулся инженер.

– Так и сделаем! – кивнул головой Верлов. – Только надо будет выпустить его тайно, иначе Чи-Най-Чанг непременно покончит с ним.

– Конечно, – кивнул головой Суравин.

Оставлять человека-врага свободным на таком нежном корабле было более чем рискованным.

Поэтому с помощью пришедшей на зов Веры Николаевны Лиу-Пин-Юнга сытно накормили, но оставили связанным по рукам и ногам.

Миновав город Чэн-Ду, корабль повернул на Я-Чжоу и, пролетев над ним, остановился на ночлег среди высоких деревьев кладбища.

– Какие странные могилы! – воскликнула Вера Николаевна, лишь только очутилась на земле.

– Да, эти кладбища не отличаются гигиеной! – рассмеялся Верлов. – Китайцы ставят гробы прямо на поверхность земли, и от усердия родственников зависит высота надгробного холма. Обыкновенно дожди очень быстро смывают насыпи бедных могил, погода разрушает дерево и гробы разваливаются на поверхности. Если бы не собаки, эти китайские могильщики, поедающие трупы, да не птицы, к кладбищам невозможно было бы подойти.

– Какая гадость! – воскликнула Вера Николаевна.

– Да, это очень странно, тем более что культ почитания мертвецов очень развит у китайцев. Они чуть не больше верят в тени усопших, чем в своих богов. Гробы они заготовляют себе задолго до смерти, и когда кто-нибудь умирает, его долго выдерживают в доме. Чем богаче дом, тем дольше остается покойник непогребенным.

– Но ведь смрад!

– Гробы очень толсты, и щели тщательно замазываются.

– А похороны интересны?

– Да. По закону за мертвым китайцем должен следовать весь его живой и мертвый инвентарь, который должен быть сожжен при погребении хозяина. Таким образом, надо было бы сжечь его экипаж, лошадей, коров, кур… Но китайцы обходят свой закон. К дню погребения заготовляется картонный экипаж, картонные лошади и коровы, и, когда тело кладут, после плача, на кладбище, весь этот картонный инвентарь сжигается вместо живого.

– Это все же умнее! – рассмеялась Вера Николаевна.

– Конечно! – согласился Верлов.

Поздно вечером общество разошлось по своим местам.

На следующий день, перед рассветом, Верлов первым вскочил на ноги, разбуженный необыкновенным криком.

Вскочив на ноги почти одновременно с Суравиным, Бромбергом и Верой Николаевной, они бросились на крик.

Верлов зажег электричество, и ужасная картина предстала перед их глазами.

Посреди каюты, распростертый, как вчера, лежал Лиу-Пин-Юнг с искаженным от боли лицом.

Чи-Най-Чанг, сбоку которого стояла электрическая маленькая печь, сидел около него и медленно прижигал ему пятку раскаленным железом.

В один прыжок Верлов очутился около него и ударом выбил железо, которое палач держал в руке.

Обозленный Чи-Най-Чанг чуть не бросился в драку, но Верлов словами остановил его порыв.

– Я спас тебе жизнь и требую за это повиновения! – крикнул он.

Китаец сразу стих и, понурив голову, стоял теперь перед ним.

– Семен Васильевич, поднимайтесь, иначе Чи-Най-Чангу соблазн станет чересчур великим! – крикнул Верлов. – И, обернувшись к Суравину, он добавил: – А вы помогите мне вытащить Лиу-Пин-Юнга наружу.

С этими словами они схватили бонзу и потащили его в люк.

Через минуту обожженный китаец лежал на траве.

– Ты свободен! – сказал ему по-китайски Верлов. – Но… берегись преследовать нас, иначе… иначе ты простишься с жизнью!

– Я еще посчитаюсь с вами! – проворчал Лиу-Пин-Юнг, вставая и расправляя затекшие руки и ноги, на которых Верлов разрезал веревки. – Я догоню вас хоть на краю света!

Глаза его метали искры, губы судорожно скривились, вся его фигура дышала непримиримой ненавистью.

Верлов с презрением взглянул на него.

– Не такой вороне тягаться с нами! – сказал он насмешливо. – Ведь стоит мне позвать сейчас Чи-Най-Чанга, и он навсегда зажмет тебе рот. Но мне не нужно этого. Я и без этого презираю тебя!

При упоминании о Чи-Най-Чанге Лиу-Пин-Юнг позеленел от ярости, но сразу же прикусил язык.

– Поднимайтесь! – крикнул Верлов инженеру, входя на корабль. – А наш пленник дойдет и пешком!

Воздушный корабль тихо дрогнул и плавно поднялся на воздух.

– Держите чуть южнее города Чун-Цина. Путь лежит через реки Ян-цзы-Цзян и ее притоки У-Кианг, Жюан-Кианг и Сиан-Кианг. Озеро Дун-Тинг-Ху останется к северу.

– Есть! – отозвался инженер.

За исключением Чи-Най-Чанга, все повеселели.

Но старый китаец никак не мог переварить того, что жертва ускользнула из его рук.

– Он догонит нас! Он очень богат, его знают повсюду! – твердил он. – До второй луны остается целый месяц, и он поспеет в Чжан-Ша.

– Не беспокойся, Чи-Най-Чанг, мы возьмем от духа зла план раньше, нежели взойдет вторая луна… – успокоил его Верлов.

– Он не даст тебе его! – заспорил китаец.

– Нет, даст! Я знаю такое заклинание.

Чи-Най-Чанг недоверчиво взглянул на него.

Но, подумав немного, он произнес:

– Может быть, и так. Если ты умеешь летать по воздуху как птица, то, может быть, осилишь и духа зла.

На этой мысли Чи-Най-Чанг и успокоился.