Клады великой Сибири

II

Перед спуском Иван и Рябчик получили уже зажженные предохранительные лампочки системы Вольфа и вместе с партией очередных подошли к шахте.

Это был огромный колодец, глубиною в сто саженей и шириною в семь аршин, укрепленный крепкими срубами, в котором сверху вниз и обратно быстро двигались две клети подъемной машины, поднимая и опуская людей и вагонетки с каменным углем.

Подъемная машина как бы соединяла два совершенно различных мира: один – надземный, живой и солнечный, другой – подземный, погруженный в вечный мрак, полный тьмы и молчания.

– Входи!

Дверь клети подъемной машины отворилась, и в нее вошло двадцать очередных.

Снова лязгнула захлопнутая дверца, брякнул звонок, и, повинуясь руке опытного машиниста, невидимого в своем машинном отделении, клеть с быстротой пассажирского поезда полетела в пропасть.

Рябчик был не новичком и давно уже привык к подъемной машине.

Он уже не испытывал, как в первое время, головокружения и чувства тошноты при спуске.

При тусклом свете лампочек быстро мелькали стены шахты, дворы верхних ярусов.

В этой шахте было три яруса. Два верхних, в которых каменноугольный пласт был уже выработан, были заброшены, и теперь работы производились лишь в самом нижнем, на глубине ста сажен от поверхности земли.

Но вот машина замедлила ход и мягко остановилась.

Когда Рябчик с отцом выскочили из клети в так называемый двор, их обдало настоящим проливным дождем.

Это падала со ствола шахты вода, просачивавшаяся сквозь срубы. Она падала на дно шахты, откуда ее все время выкачивали на поверхность земли особыми насосами.

Сюда же, во двор, спускалась сверху большая труба, через которую в главную галерею накачивался свежий воздух.

Эта свежая струя, проходя по подземным галереям, вытесняла из них дурной, спертый воздух и выбрасывала его на поверхность через другую шахту, образуя таким образом во всех галереях довольно сильный сквозной ветер.

Только благодаря этому на такой страшной глубине не была чувствительна жара и духота.

Нижний «двор» представлял собой большую пещеру, от которой начиналась главная продольная галерея. От главной продольной в стороны вели боковые галереи, выходившие в параллельные продольные и так далее, образуя под землей целую сеть подземных улиц и переулков.

Стены и потолки всех галерей были укреплены брусьями, а по главным продольным – проведены были рельсы.

По ним то и дело во двор катились вагонетки, наполненные углем.

Тут их вкатывали в клеть, поднимали на поверхность и потом на самый верх подшахтенной постройки, откуда сбрасывали в завалы, то есть огромные кучи, где девочки и мальчики очищали уголь от камней и кусков земли.

Отряхнувшись от воды, Рябчик не пошел за отцом.

Каждый раз, как он спускался в шахту, он прежде всего заходил в подземную конюшню, вход в которую был устроен прямо из двора.

Тут, в этой конюшне, скудно освещаемой несколькими лампочками, стояло десятка два лошадей, подвозивших к подъемной машине вагонетки с углем.

Рябчик любил и жалел этих животных, которым уже не суждено было увидеть солнечного света.

Их спускали сюда навсегда, и они работали под землей до тех пор, пока не приходили в окончательную негодность.

От работы в вечной темноте бедные животные обыкновенно скоро слепли, и, когда их, искалеченных, обессиленных и обезноженных, поднимали, наконец, из шахты, их глаза уж не радовались блеску солнечных лучей.

Рябчик вошел в конюшню, роздал нескольким свободным от работы лошадям по кусочку хлеба, потрепал их по мокрым шеям, сказал каждой из них по ласковому слову и вышел из конюшни.

Вдогонку ему раздалось легкое ржание благодарных животных.

«Ишь, чувствуют! Вот же и скотина!» – подумал Рябчик, улыбаясь.

И он, подняв лампочку в уровень с головой, зашагал по главной галерее.