Клады великой Сибири

XXVIII

Последние события переполошили весь мир.

Неведомый подводно-воздушный пират казался теперь не просто пиратом, которого сравнительно легко поймать, а громадной величиной, с которой следует считаться всему миру.

Весть о его действиях в Симоносекском проливе с быстротой молнии облетела весь мир, снова все газеты забили в набат, предлагая каждая свое средство для уничтожения мирового страшилища, наводившего одинаковую панику на все государства.

Но если газетные средства и отдавали дилетантством, зато в серьезных морских сферах смотрели на дело совсем иначе.

Тут великолепно понимали, что дело обстоит гораздо серьезнее, нежели об этом думают в обществе, и что поимка пирата вещь слишком сложная, трудная, почти даже невозможная.

Потопить броненосец, окруженный целым отрядом судов, потопить, наконец, в открытом море один из самых быстроходных крейсеров, в то время как он шел полным ходом, для других было делом совершенно немыслимым.

А между тем страшный пират проделывал все это с такой легкостью, с таким изумительным проворством, что приводил в трепет весь мир.

Каждый командир судна дрожал за свое судно и за настоящий день, не зная, чем предотвратить нападение.

Но главный ужас для всех состоял в том, что никто не знал намерений пирата, и каждое государство дрожало за свой флот.

Было ясно, что пока пират мстит только Японии, и это объясняли тем, что японские крейсера первыми устремились преследовать его и первые открыли по нем артиллерийский огонь.

Но… пират оставался в глазах всех пиратом.

Покончив с мщением, он, по всеобщему мнению, должен будет приняться за форменный грабеж и стать одинаково опасным для кораблей всех наций.

Он начнет топить все корабли одни за другими и жестоко преследовать военные флоты, являющиеся естественными защитниками коммерческих судов.

Японское правительство особенно настойчиво поддерживало эту мысль как средство призвания к себе на помощь все государства.

Одним словом, переполох был ужасный, всюду царило смятение, и никто не знал, что предпринять и как освободиться от врага.

Но, конечно, наибольшее смятение было в Японии, которая пока что страдала одна и, главное, не знала, когда кончатся ее беды.

Три затопленных судна стоили по меньшей мере двадцать восемь миллионов рублей, не считая стоимости запасов на них, потери в людях и офицерах и полной потери духа в японском флоте, который был теперь совершенно деморализован и близок к панике.

Действительно, в среде матросов все громче и громче раздавались голоса, что правительство бессильно бороться с подводно-воздушным пиратом, что совершенно излишне посылать корабли в море на верную гибель, что лучше совсем отказаться от службы, где победить нельзя, и погибнуть можно наверняка.

Эти речи все чаще и чаще раздавались во флоте, проникли и в офицерскую среду и грозно предупреждали правительство от могущих произойти осложнений, которые граничили с военным бунтом и всеобщим восстанием.

Крайние партии воспользовались случаем, чтобы взвалить всю вину на правительство, упрекая его в косности и бездействии, и требовали смены кабинета.

Вдобавок ко всему в стране распространился нелепый слух, будто пираты решили вообще истребить всю Японию, и паника овладевала народом с каждым днем все более и более, и переселение с островов в Корею, Маньчжурию и Китай достигло невероятных размеров.

Все, кто имел средства, спешили ликвидировать свои дела, продавали за полцены дома и земли, передавали и продавали торговые предприятия и убегали с островов на материк.

Из-за этого торговля совершенно замерла и в материальном отношении страна ежедневно теряла миллионы.

Правительство употребляло все усилия к тому, чтобы восстановить порядок, образумить народ и поднять его падающий дух, неутомимо запугивало европейскую дипломатию и, наконец, добилось нового международного совещания.

На этом совещании, после двух заседаний, были выработаны меры противодействия страшному врагу.

Во-первых, решено было убрать весь флот в гавани, защитив входы в них минами, расположенными в несколько рядов, и подводными лодками обследовать воды самих гаваней.

Береговые батареи решено было привести в полную боевую готовность, и они зорко должны были следить воду и воздух.

Кроме всего этого, японское правительство объявило премию в десять миллионов рублей за поимку пирата.

Все эти и многие другие меры были объявлены во все крепости и гавани, и международное совещание окончилось.

Народы вздохнули с облегчением, ожидая благотворных результатов от этих мер.

Спокойнее всех оставалась Россия, у которой флота почти не было и которая теряла в данном случае менее других.

Скорее, даже радость проскальзывала в русском обществе, еще не забывшем последнего своего поражения и следившем за несчастием Японии с малоскрываемым злорадством.

Уязвленное русское самолюбие словно бы было удовлетворено, и хотя печать и призывала правительство и вялую 3-ю Думу к борьбе с пиратом, но среди печатных строк проскальзывало совсем другое настроение и чувство.

Появились статьи, дышавшие радостью, доказывающие, что пират опасен лишь морским державам, имеющим большие флоты, что страшный пират бессознательно возвеличит Россию и, сведя на нет или наполовину флоты других держав, этим самым поставит Россию на небывалую доселе высоту по значению в международном концерте.

Этот оттенок русской печати не укрылся от Европы, и в европейских газетах снова появились догадки и предположения, выражаемые смутными намеками, что страшный пират есть не кто иной, как военный агент одного из самых крупных континентальных государств, овладевшего секретно необыкновенным изобретением.

Вместе с этим в европейских официальных и официозных органах печати послышался заискивающий тон по отношению к России.

В этом тоне проскальзывала невольная боязнь к врагу, успевшему запастись сильнейшим оружием, опасным не только для каждого государства отдельно, но и для всех взятых вместе.

Дипломаты осторожно зондировали почву, тонко говоря о том, что если бы какому-нибудь государству и удалось воспользоваться подобным изобретением, то оно должно было бы иметь его на случай открытой войны, а не для разбойничьих целей, дабы не возбудить против себя весь мир.

Это повело было к небольшим осложнениям, но события, которые вскоре после этого произошли, опять отвлекли общее внимание в другую сторону.