Жизнь Ленро Авельца

20. Шанхай (III)

Я несколько драматизирую; конечно, всё произошло не так внезапно.

С тех пор как четыре года назад преподобный Джонс был избран национальным лидером Шанхая, многое изменилось. Как и предрекали (в том числе ваш покорный слуга), Джонс не особо церемонился с принятой им же конституцией, законами и обещаниями и очень скоро установил в городе режим личной власти. Парламент превратился в совещательно-одобрительный орган, а президент ел объедки с его стола и без разрешения шагу ступить не смел.

Я не буду подробно описывать, что за государство пытался построить Джонс. Если вас интересует данная тема (а она должна вас интересовать, потому что это важнейшее, что случилось в новейшей истории), могу порекомендовать две книги.

Первая – сборник, написанный американскими политологами: «Эпоха Джонса: от пастора к злодею номер один». Отчасти это его биография, отчасти – исследование, как он пришёл к власти и что делал на посту национального лидера. Моя любимая статья сборника называется «Шанхай: празднующий концлагерь». Обязательно прочтите.

Вторая книга – «Себастьянцы на марше» военного журналиста Х. Дж. Кирокуна. Строго говоря, Кирокун пишет не о самом Джонсе, а о массовом помешательстве, которое он породил, феномене «джонсизма». И это важно. Судите сами – масштаб поддержки, которую Джонс имел не только в своём городе, но и во всём мире, беспрецедентен. Кампанию «Руки прочь от Джонса!» инициировали верные ему «себастьянцы», но подхватили самые разные люди во всех частях света. Без пропаганды по Геббельсу, без ручных СМИ, используя только открытую Сеть, Джонс стал самой популярной фигурой своего времени.

Он сделал Шанхай второй мировой столицей – и все, кому были не рады в Нью-Йорке, ехали к нему на поклон. Все лидеры антиглобализма, все главные критики Организации, защитники природы, враги капитализма – Джонс притягивал их как магнит. На пару лет – перед тем как быть стёртым с лица земли – Шанхай превратился во второй полюс планеты, диаметрально противоположный Нью-Йорку и всем его ценностям.

Тоталитаризм, культ личности, диктатура – всё это мы проходили, всё кажется знакомым и понятным… до тех пор, пока мы вдруг не осознаем, что Джонс (в отличие от Гитлера или Мао) и сегодня пугающе популярен. «Себастьянцы на марше» – достойная попытка эту тему осмыслить; я не со всем согласен в выводах Кирокуна, но тут есть о чём подумать.

Мемуары Мирхоффа, Торре или вообще чьи-либо, кроме моих собственных, я не рекомендую. Написанные на заказ литературными неграми, они безвкусные и пресные, в них нет ни правды, ни смысла, ни красивой лжи, и незачем тратить на них время.

Вспомним, как всё началось?

Кирокун верно пишет, что Джонс начал строить своё «новое общество» ещё до прихода к власти. Этот термин прозвучал в его речи лишь на второй год правления, но верные «себастьянцы» уже давно его использовали. Благотворительный фонд святого Себастьяна, который он основал сразу после свержения Худзё, занимался отнюдь не только доставкой гумпомощи голодающим ханьцам.

Агенты фонда внедрились в шанхайские школы, рассказывали об ужасах и несправедливости мира, о том, как его можно сделать лучше. Первым шагом на этом пути было вступление в ряды «себастьянцев» – молодёжных организаций вроде нацистского гитлерюгенда; но детей там учили не воевать и славить фюрера, а проникаться христианской этикой, вести жизнь аскетов и готовиться к мученической смерти за братьев своих.

«Себастьянцы», в отличие от бойскаутов и пионеров XX века, никогда не ползали по болотам и не жили в палатках – они ходили на митинги, агитировали в Сети, отправлялись с гуманитарными миссиями фонда в беднейшие регионы Африки и Азии и своими глазами наблюдали «гнуснейшие стигмы неокапитала», как выражался Джонс.

С утверждением его власти членство в «себастьянцах» стало обязательным для учеников всех школ Шанхая. Многие церкви мира (считай, все христиане, кроме возглавляемой моим другом РНЦ) поощряли «себастьянцев» и помогли распространиться в Европу, Америку и Африку. Католики, кстати, уже в первый год власти Джонса заявили, что полностью его поддерживают (теперь они всячески пытаются отмыться и то отрицают существование документов, то высасывают из пальца новые трактовки; но такова католическая традиция – они любвеобильны ко всем тиранам, от Гитлера до Франко).

Дорога к «новому обществу», обществу равноправия и любви, а не стяжательства, подлости и лжи («трёх китов Уолл-стрит»), лежала через «исправление» общественной морали. Боевики фонда Себастьяна стали авангардом политики Джонса, но основным орудием его власти оставалась армия. Именно с помощью армии он сумел разрешить денежные проблемы мегаполиса: урезал чиновничий аппарат, ликвидировал коррупцию и – что потрясло весь мир – истребил организованную преступность, все мафиозные кланы, десятилетиями паразитировавшие на городе.

Кое-кто сдался сам и получил шанс покинуть город. Бóльшая часть осталась – и была в буквальном смысле раздавлена гусеницами танков. Он ввёл в город армию и на несколько дней объявил военное положение. Четыре дня длилась расправа над кланами, на скамье подсудимых оказались тысячи, а город конфисковал имущество на сумму, в три раза превышавшую его бюджет. Организация помогла Джонсу и арестовала зарубежные счета преступников – в результате к концу фискального года Джонс сумел не сократить, а увеличить расходы на социальную сферу и армию.

Он установил экстраординарные налоги на прибыль и увеличил размер социальных пособий: своей конечной целью он провозгласил «эгалитарное общество» без богачей и нищих. В Ньюарке это восприняли как популизм и обозвали его коммунистом, но Джонс, оказывается, говорил серьёзно.

Он нагнул не только городских богачей, но и ТНК, которые в обмен на доступ к перераспределению активов города щедро осыпали его выплатами. В «Эпохе Джонса» есть раздел, посвящённый его экономической политике, в котором два лауреата Нобелевской премии признают: на короткой дистанции реформы сработали, но в скором будущем город бы ожидал кризис, до которого он просто не успел дожить.

С уличной преступностью, традиционным бедствием любой крупной агломерации, Джонс тоже разобрался. Он заменил всё руководство полиции, расширил полномочия среднего звена и вооружил отряды добровольцев. В течение двух лет из города исчезли наркотики (легальные, ввозимые «Синей птицей», Джонс просто запретил), и улицы стали безопасны.

Что самое поразительное – против своих политических оппонентов Джонс не использовал силу. Его боевики зачищали логова мафии, но никогда не трогали штабы оппозиции; «себастьянцы» проклинали Организацию и Уолл-стрит, но критиков Джонса – никогда. Несогласных не рассаживали по тюрьмам, не расстреливали и не вывозили в континентальный Китай на расправу.

Джонс допускал их и в Сеть, и в прессу, и на ТВ – но их разрозненные голоса тонули в общем хоре, славившем преподобного. Люди любили Джонса, любили по-настоящему, и Джонсу не нужна была тайная полиция, чтобы давить инакомыслие. Печальная правда в том, что инакомыслия в Шанхае не было – те, кто пытался бороться с Джонсом, либо уходили в подполье и прибегали к откровенному террору (и оказывались вне закона), либо тихо эмигрировали в соседние Японию и Корею. Джонс никого не держал и никогда не закрывал границ – наоборот, открытые границы «Полиса» были его любимым оружием.

К нему съезжались со всего мира – на каждого человека, покинувшего город, приходилось двое приезжих. Уезжали богатые консерваторы; приезжали преимущественно малообеспеченные люди, по каким-то причинам недовольные жизнью на родине. Индусы, корейцы и китайцы, но много было и европейцев, и американцев. Джонс принял закон об ускоренном получении гражданства и заявил: «Гражданство – это политические взгляды».

Если на собеседовании вы демонстрировали презрение к неокапитализму, убеждения христианина, социалиста или коммуниста – словом, любого противника глобального порядка, – Шанхай принимал вас в объятия, давал пособие, страховку, жильё, работу и даже бесплатное образование.

Праздник настал на улице тех, кто раньше критиковал Организацию, не предлагая альтернативы. В сравнении с нестабильным и опасным, бьющимся в кризисах и стагнациях, погрязшим во грехе и коррупции депрессивным глобальным миром Шанхай казался островком чистоты и спокойствия, сдержанного оптимизма и веры в будущее. Неудивительно, что лицо Джонса появилось на футболках и транспарантах, что его лозунги выкрикивали манифестанты у зданий Организации; под его флагами маршировали все – от недовольных европейских фермеров до христианских социалистов Либерии. Деньги, которые «мир капитала» отстёгивал за использование лица и символики, перечислялись в Фонд святого Себастьяна и тратились «на благотворительные цели».

Херувим во плоти, преподобный Джонс, эффективный менеджер и человек высокой морали, национальный лидер и символ «нового общества», бескровной мировой революции, – многие попали под его чары, были околдованы и обмануты.

Миллионы – миллионы! – приехали в Шанхай, и среди них были известные философы, учёные, инженеры, писатели, архитекторы, музыканты, художники и космонавты.

Не знаю, можно ли сегодня найти этот фильм в Сети, или его авторы давно изъяли его отовсюду, но если нет – попытайтесь найти блокбастер, собравший в прокате два миллиарда долларов. Он назывался «Твоими словами» и обошёлся «Юниверсал Пикчерс» в двести миллионов долларов. Главным героем был сам Джонс – кратко рассказывали про его детство в рыбацкой деревне на окраине города, рукоположение и миссионерство в Центральном Китае, но основная часть фильма была посвящена борьбе с Худзё.

Сам я фильм не смотрел, не мой жанр, но я помню интервью со звёздами Голливуда, признававшимися Джонсу в любви, и ухмылку преподобного, скромно шепчущего, что «всё было, конечно, намного скучнее».

А ещё я помню постер. Окружённая небоскрёбами площадь, полная людей, полицейские с надвинутыми забралами и дубинками наперевес – и Джонс в потрескавшихся очках с маленькой девочкой на руках. Эта сцена реконструировала картинку из новостей – и зрители обливались слезами.

Джонса любили, любили по-настоящему. Помните об этом, пока я буду рассказывать, как он пытался нас всех убить.

Сперва был конфликт с «Сан Энерджи».

Эта корпорация забралась и в Шанхай. В списке ТНК, которые в результате тайных переговоров Керро Торре с Джонсом получили монополию на восстановление города, «Сан Энерджи» стояла на первом месте.

За четыре года они сделали значительные вложения в мегаполис: выстроили жилые кварталы, электростанции, очистительные станции и заводы, приватизировали ряд предприятий и выполнили часть военных заказов Джонса: перевооружили базы и переоснастили пусковые центры и ракетные шахты; дочерние компании построили для Джонса несколько атомных подлодок и частично обновили ракетный щит города.

Под властью «Сан Энерджи» тогда находился весь Южный и Юго-Восточный Китай. Через Гонконг и Шанхай они захватывали побережье и медленно подбирались к центральным районам опустошённой страны, держа стягом сказку о восстановлении экологии, проект «Лазарь».