Жизнь Ленро Авельца

21. Энсон Карт (II)

Через Паскаля Докери я узнал, что на Окинаве вместе с Редди находился и генерал Уэллс. Самолёта Организации в моём распоряжении не было, так что я воспользовался личными финансами и нанял борт до Нахи. Спустя десять часов я уже приземлился в местном малюсеньком аэропорту, где меня ждали агенты ОКО. С помощью того же Докери ещё в воздухе я пытался известить Уэллса о своём прибытии – не был уверен, что он сможет мне помочь, но без него мой план был априори обречён.

К счастью, Уэллс отозвался.

По прибытии я узнал, что Уэллс и Редди перебазировались на мобильный командный пункт, развёрнутый на одном из авианосцев Тихоокеанской флотилии Армии Земли; после трудных переговоров я убедил агентов ОКО отправить меня следом. Мне нашли какой-то древний транспортный самолёт, в который я сел и сквозь лютую тряску близкого циклона улетел с Окинавы. Со мной остался только один телохранитель, и мы кое-как разместились в грузовом отсеке, где я пытался дремать, борясь с рвотными позывами и оглохнув от шума.

Через полтора часа мы настигли флот.

Над морем висели низкие тучи, моросил дождь, вдалеке блестели молнии, отражаясь в мокрых палубах огромных кораблей. Раньше я не бывал на современных военных кораблях: видел их на фотографиях и смотрел издали, пару раз даже имел дело с чертежами (ещё в ОКО), но сам никогда не ступал на палубу и не рассматривал с близкого расстояния, да ещё в столь мрачном и суровом пейзаже.

Исполинские серые махины впечатляли: они были похожи на гигантских китов, стальных левиафанов – субмарины как подводные чудовища, грозные и угловатые ракетные крейсеры, длиннющие панцири авианосцев, облепленные самолётами, как мушками-паразитами. Корабли шли медленно и держались на расстоянии друг от друга, и конца флотилии не было видно – монстры исчезали в тумане, лишь красные и зелёные бортовые огни светились в сером мраке.

Мне не сообщили название авианосца, на который мы приземлились; на тот момент это была одна из главных военных тайн Организации, потому что на корабле одновременно находились главнокомандующий и председатель ОКО. Пожелай Джонс испытать удачу – ему стоило целиться именно в эту полукилометровую махину, блестевшую нагромождением башен и ракетных шахт, ангаров и пушек. Этот корабль называли плавучей цитаделью – но он был больше, надёжнее и опаснее любой из средневековых крепостей.

Меня никто не встретил, и я, невыспавшийся, голодный и уставший после двух перелётов, некоторое время слонялся по кораблю, путаясь в переходах и коридорах. Мне нужен был Уэллс, я искренне надеялся, что он меня ждёт. Несколько раз на меня налетали, буквально сбивая с ног, какие-то офицеры, референты и даже грузчики – ситуация не располагала к иронии, но я не удержался и пару раз процитировал бравого солдата Швейка. В этой армейской толкотне анекдоты от Гашека оказались на удивление к месту, и жаль, что мой малообразованный телохранитель посмеялся только из вежливости.

Мы кое-как добрались до командного центра – Уэллса там не оказалось, а где он, как повелось, никто не знал. Я выдал себя за инспектора из штаб-квартиры (Швейк бы мною гордился) и прорвался к Редди – тот отвлёкся от тактической карты, узнал меня, лицо его перекосилось: он ожидал страшных вестей. Я сказал, что мне нужен Уэллс, и адъютант Редди отвёл меня на другой конец корабля, где Уэллс что-то вычислял со своими людьми.

Он выглядел на удивление свежо. Увидев меня, Уэллс объявил десятиминутный перерыв, отвёл в отдельную каюту и внимательно выслушал мою просьбу.

Пока я говорил, он ни разу меня не прервал, но смотрел в сторону, словно прикидывал, до какой степени я свихнулся. Что же, меня можно было заподозрить в сумасшествии.

Я говорил, что мне немедленно нужно попасть в Шанхай. Что я должен попасть туда, встретиться с Энсоном Картом и вытащить его до того, как город превратится в репродукцию ада. У меня оставались сомнения и насчёт самого Джонса – я напомнил Уэллсу, что именно я вёл с ним переговоры об отставке Худзё, поэтому могу попытаться сделать это снова.

Когда я закончил, Уэллс кашлянул и кивнул мне.

– Вот что я тебе скажу, Ленро, – услышал я. – Это чистое безумие. Но ты принял решение, и я могу его понять. Связи с Джонсом у нас нет никакой. Он отрубил Сеть, так что общение с Шанхаем возможно лишь на открытых частотах. Я могу дать в эфир твоё сообщение. Если они ответят и согласятся тебя пустить, я найду тебе машину и пилота. Ты полетишь один и должен будешь увидеть Джонса. Скажешь ему всё, что нужно, и забудь про Мирхоффа. Нам нужно спасти людей, а не его гордость. Скажешь всё, если он будет тебя слушать. Он знает, что за тобой стою я, а на меня, в отличие от Мирхоффа, можно рассчитывать. Если ничего не получится, бери друга и улетайте – будем надеяться, он вас отпустит. Джонс… человек необычный. Допускаю, что он согласится – не изменить позицию, а поговорить с тобой. Потому что конец, Ленро, очень близок.

Я сделал вид, что не понимаю его.

– Только что, – сказал Уэллс, – я узнал, что Лига Южной Америки готовит обращение по поводу своего возможного выхода из Организации. Азиатский союз хочет сам вступить в войну, раз Организация «не может защитить своего члена» и отказывается признавать Шанхай агрессором. Ситуация очень плохая. Мирхофф психует. Я не исключаю, что он с минуты на минуту прикажет открыть по Шанхаю огонь. Редди уже получил очень внятные инструкции, дожидается только последнего приказа… У меня есть люди в городе, целая сеть, и я предложил Мирхоффу операцию изнутри Шанхая, но он меня проигнорировал. Испугался, что у Джонса ещё остались козыри, или считает, что я сговорился с ним. – Уэллс посмотрел в иллюминатор, где пролетали похожие на жуков транспортники, покачиваясь от порывов ветра. – Паранойя, мелочность, тщеславие… Вот к чему они приводят.

– К тому, генерал, что спасти мир можем только мы с вами, – поддакнул я.

– Я боюсь тебя отпускать, – сказал Уэллс, – но я ценю твой порыв. Я ценю, что ты хочешь спасти друга, и помогу тебе. Этим мы с тобой и отличается от Мирхоффа и ему подобных. Мы даже в ад пойдём за теми, кто нам дорог.

«…Я бы пошёл за тобой, – прочитал я в его глазах, – и ты бы пошёл за мной».

Наша короткая встреча завершилась. Уэллс отдал приказ, и вскоре в открытом эфире в Шанхай понеслись следующие слова:

«ЛЕНРО АВЕЛЬЦ ПРОСИТ ВСТРЕЧИ С ДЖОНСОМ. ЛЕНРО АВЕЛЬЦ ПРОСИТ ВСТРЕЧИ С ДЖОНСОМ. ЧАСТНОЕ ЛИЦО ЛЕНРО АВЕЛЬЦ ПРОСИТ ВСТРЕЧИ С ДЖОНСОМ И ЭНСОНОМ КАРТОМ. ПОВТОРЯЕМ…»

В ожидании мы с моим телохранителем отыскали на авианосце столовую, но есть я не мог, да и еду там давали отвратительную; я нашёл какой-то тихий уголок и попытался поспать, но заснуть не получилось. Телохранитель предложил мне успокоительное, но я решил повременить и просто лежал с закрытыми глазами. Вскоре в каюту вошёл помощник Уэллса и сообщил, что они приняли ответ.

«ЛЕНРО АВЕЛЬЦУ: ОДИН, БЕЗ ОРУЖИЯ. ПОДЛЕТАТЬ С СЕВЕРО-ВОСТОКА, ВАС ВСТРЕТЯТ В СЛЕДУЮЩЕЙ ТОЧКЕ…»

Далее шли координаты точки, опознавательные знаки и сигналы. Лететь предстояло на небольшом, но проворном вертолёте; правда, выглядел он так, будто вот-вот развалится от ветра. На палубе, рядом с массивными транспортниками и бомбардировщиками, длинными остроносыми истребителями, мой вертолёт казался букашкой.

Мне нашли пилота – он встретил меня уже в шлеме, и мы забрались в кабину. Я сел рядом, и нас замуровали стеклянным куполом. Спустя секунду на стекле уже появились капли дождя. Уэллс не появился – только по возвращении из Шанхая я узнал, что Мирхофф тогда уже принял решение и генерал пытался связаться с Ньюарком, чтобы опротестовать.

Словом, поднимаясь с палубы плавучей цитадели и направляясь на запад вместе с восходящим солнцем, я не знал, что у меня в запасе считаные часы: на исходе дня город начнут бомбить.

Мы долго летели сквозь тучи; небо вскоре прояснилось, и мы стали снижаться, приближаясь к городу. В эти рассветные часы мегаполис напоминал ракушку – свежую, обтекаемую, блестящую от утренней росы.

Нас встретили истребители Джонса и повели на посадку. Нам приказали сбавить скорость и лететь медленно; пилот вёл себя уверенно и кратко отвечал сопровождающим. Один раз им захотелось услышать меня, и я произнёс несколько слов. Ощущение, что тебя держат на мушке и в любой момент могут сбить, – непередаваемый опыт, не пожелал бы вам его испытать.

Мы летели вдоль реки, на обоих берегах которой возвышались небоскрёбы. Нас вели достаточно низко, и я видел огромное количество людей на площадях между зданиями, на набережных, на широких проспектах и дорогах. Среди них были люди в военной форме, но было и множество гражданских, вышедших засвидетельствовать поддержку и почтение своему духовному лидеру.

Город верил Джонсу и был за Джонса. Это походило не на парад и не на митинг; это было похоже на коллективное мученичество. Они стояли на площадях и готовились принять на себя удар ракет.

Может, конечно, Джонс специально вывел людей на улицы вдоль пути следования моего вертолёта – он был склонен к театральщине и терять ему было нечего, так что подобный эксцесс вполне в его духе. В любом случае это зрелище произвело на меня сильное впечатление, которое только усугубилось, когда наш вертолёт приземлился на набережной Вайтань, напротив «Жемчужины востока», – и я увидел одинокую фигуру в потрёпанном светлом костюме.

Это был Энсон Карт. Мы не виделись сто лет.

– Ленро, – сказал он мне, когда я с трудом выбрался из кабины и тут же оказался под прицелом автоматчиков в чёрно-золотой форме. Я обратил внимание на полузакрытые лица и нескладные тела – это были подростки. На их наплечниках красовались эмблемы в виде человека, утыканного стрелами: меня встречали знаменитые «себастьянцы». Вот в кого Джонс превратил мальчиков, которых учил «христианскому смирению».

– Энсон, – отозвался я, подходя ближе. Представляю, как мы выглядели со стороны: оба в помятых костюмах, с отпущенными, бьющимися на ветру галстуками, неопрятные и усталые. Не знаю, то ли это были последствия затяжной депрессии, то ли Джонс морил его голодом, но Карт выглядел хуже меня – проделавшего, между прочим, путь длиной в полмира ради него.

– Вид у тебя дерьмовый, – сказал Энсон, протягивая руку, – как у всей твоей дерьмовой ООН.

– Дерьмовый, – согласился я, – только живой, в отличие от вас с Джонсом.

Услышав меня, «себастьянцы» насупились, а Энсон вдруг улыбнулся. Я долго думал, что же сказать ему при встрече, но так ничего и не придумал, поэтому стоял, как дурак, и молча смотрел на него.

– Зачем ты прилетел? – спросил Энсон.

– Увидеть Джонса, – ответил я, – и забрать тебя.

Энсон покачал головой и пригласил идти за ним. Автоматчики остались около вертолёта. Энсон, щурясь от яркого солнца, отошёл к ограждению обзорной площадки и повернулся ко мне.

– Посмотри вокруг, – сказал он. – Видишь людей, которые готовы отдать свою жизнь? Видишь людей, готовых умереть? В Нью-Йорке и в Лондоне ты таких не увидишь. Таких лиц там нет.

– Еву не вернуть, Энсон. – Я надеялся, что смогу задеть его за живое. – А этим людям необязательно умирать.