Путь. Начало

Странник вспомнил, ту ситуацию на Золе, когда Брат усилием мысли заставил дверь из биоматериала открыться, и ухмыльнувшись вновь вернулся к монологу золорианца.

— Я подумал: «А что, если, я могу проникнуть и в их мысли тоже? Они же все-таки существа, обладающие сознанием, значит у них есть и мысли». Как оказалось, нет. В привычном смысле. Однако, как вы можете видеть, Роджер здесь, — Брат махнул рукой в сторону пената, — Но вернемся к сути. Если разум живых существ состоит из мыслей, которые порождают химические реакции в нейронах их мозга, если мы конечно берем в расчет живых, которые устроены подобно нам с вами, то у машин все устроено совершенно иначе. Если у живых можно зацепится за конкретную мысль, повести ее в другую сторону, словно невидимой нитью, заставляя мозг подстраиваться под новые условия, то для машин это не работает.

— Их мыслительные процессы вероятно достигают неимоверных скоростей, — предположила Йоки,

— Верно, — Брат щелкнул пальцами, указав на кови, — Я ощутил это, когда попытался прочитать мысли в голове пената, а получил лишь писки и треск, ровно такие же, какими общаются машины на поле боя, между собой. К сожалению, я не могу читать мысли со скоростью света. А их общение и все мыслительные процессы происходят на скоростях, приближенных к ней. В этом и вся проблема. Машины мыслят прямолинейно, все их выводы и идеи — это результаты миллиардов монотонных расчетов. У нас мысль рождается по одному пути. Одна химическая реакция — одна мысль. У машин мысль рождается логическим сравнением результатов, полученных всеми путями сразу. Если живой изначально берет один вариант, который ему интуитивно показался наиболее правильным, то машина, за тот же промежуток времени сравнивает все возможные варианты и выбирает единственный логически верный, а если их несколько, то тот, который обладает наибольшим значением. Вы понимаете, о чем я?

Странник обернулся на Спутницу, которая с горящими глазами слушала Брата, и сейчас активно кивала. Человек лишь усмехнулся и сделал жест ладонью, который говорил: продолжай.

— Я почти отчаялся в тот момент, но потом мне пришло озарение, — золторианец поднял указательный палец вверх, — Ведь все значительно проще. Не нужно возится с итоговым результатом, как у живых. Достаточно задать правильное условие, просто направить поток. Все их мысли, это простой код, — он развел руками, — Простой, если ты в нем разбираешься, конечно. Пенаты никак мне не мешали, и я разобрался. Не уверен, что они даже понимали, что происходит. В конце концов, подправить ноль на единицу, оказалось не так уж и сложно. Во всяком случае с пенатами, и их машинной логикой. Как я узнал, у более продвинутых машин коллективная интуитивно-подобная логика, но пока это не важно, с ним — нет, — Брат кивнул на Роджера.

— Это ты дал ему имя? — Странник задал вопрос, который давно крутился у него в голове, — Неожиданно, учитывая, откуда ты.

— Понабрался от тебя, — улыбнулся Брат, — Есть в именах что-то…

— Важное, — закончила за него Спутница, и обернулась к человеку.

Странник почувствовал некую иронию в происходящем и, слегка улыбнувшись кивнул. Брат продолжил:

— В итоге я взломал Роджера, и он, почуяв неладное, моментально отключился от общей сети, однако информации, которая в нем хранилась локально, было достаточно для того, чтобы понять, как действовать дальше. Роджер выкопал для меня этот тоннель в земле, выделил этот жилой модуль, и обозначил часть служебных тоннелей аварийными, чтобы у меня не было проблем. От сети он отключился в одностороннем порядке, поэтому без проблем передал всю необходимую информацию. По моей просьбе, — Брат хитро ухмыльнулся и замолчал.

После недолгого молчания, когда Странник со Спутницей переваривали полученную информацию, человек заметил:

— Это все интересно, но из всего этого все равно не понятно, что делать дальше.

— Все очень просто, — быстро отреагировал Брат, и указал пальцем вверх, — Нам нужно попасть во внутреннюю сферу, ту самую, которая находится в небе. Я уверен, вы не могли не заметить, что там голограмма.

— А что дальше? — спросила Йоки.

Брат опустил глаза и грустно улыбнулся, а затем тихо проговорил:

— Я не знаю, — он поднял взгляд, — Но теперь нас трое. Мы что-нибудь придумаем.