Обычные командировки

Через несколько минут оба одновременно выбрались на берег. Шофер начал было одеваться, Афанасьев его остановил:

— Сходим на пляж, в буфет, как все люди.

После того как они проглотили по паре пирожков, Афанасьев предложил:

— А теперь, Николай Митрофанович, самое время пройтись: себя покажем, людей посмотрим. Может, и ваши пассажиры здесь прохлаждаются. В такую жару где еще и быть, как не на пляже.

Они брели у воды по самой кромке, вышли на тропинку, петлявшую среди цветастых тентов и шезлонгов. Шофер внимательно рассматривал молодых людей, а Афанасьев вообще приглядывался к публике. Его внимание привлекла компания парней, которые разлеглись на песке и играли в карты, по очереди потягивая прозрачную жидкость из большой бутылки. Парень с длинными, выгоревшими на солнце волосами чаще других складывал выигрыш в карман джинсов, разложенных на песке. Ему, наверное, было лет восемнадцать-двадцать. Двое других — тоже длинные и худые, тоже гривастые. Разговаривали громко, вели себя развязно, не обращая внимания на окружающих.

Беловолосый, отбросив карты, достал из джинсов яркую коробку, ловко выдернул зубами сигарету и небрежно перекинул пачку соседу. Затем долго любовался блестевшей на солнце зажигалкой, прикурил и пустил ее по кругу. Несколько раз затянувшись, глотнул из бутылки и что-то с жаром начал говорить.

Эта группка заинтересовала майора. Он указал на нее Николаю Митрофановичу.

— Не они?

— Как будто нет, — произнес тот неуверенно. — Но чем-то похожи.

— Давайте полежим, послушаем.

Они улеглись на песок неподалеку от картежников. Один из игроков поднял бутылку, посмотрел сквозь стекло на солнце и, убедившись, что она пустая, размахнувшись, бросил в реку. Потом подтянул к себе клетчатую спортивную сумку, достал вторую, точно такую же. Длинным, с хищным лезвием ножом срезал пластмассовый колпачок, отпил несколько глотков и опять пустил бутылку по кругу.

Блондин потянулся было к бутылке, потом раздумал, рывком выдернул джинсы из-под парня и бросил ему в лицо:

— Гони деньги за трюзера! Два месяца жду. Вот сдеру их с тебя, и потопаешь отсюда голым.

Второй что-то виновато отвечал. Видно, оправдывался, а блондин все более распалялся.

— Что они не поделили, из-за чего спор? — спросил шофер.

— Штаны делят, — усмехнулся Афанасьев. — Трюзера — это по-ихнему штаны, дорогой Митрофанович. Мои ребята недавно прихватили одного «деятеля», он этими самыми трюзерами торговал. Сейчас, брат, у стиляг портки чуть ли не в культ возведены. Вот индийские джинсы в магазине восемь рублей стоят. Но уважающий себя модник такие джинсы и бесплатно не желает. Нужно, чтобы они были сшиты фирмой «Леви стар» или «Блю доллар» и упакованы в запечатанный целлофановый пакет, тогда за них и двухсот не жалко. Но запечатанный пакет еще не гарантия от подделки. Нужно, чтобы на джинсах был «лейбл» — фирменная этикетка. Она вшивается под пояс где-нибудь сзади и цветным украшением торчит наружу. Но и этикетка может не спасти от подделки. Фирменными должны быть пуговицы. Они на ширинке сверху как украшение пришиваются.

— И где же эти молокососы берут такие деньги?

— Главным образом у добреньких родителей. А если родители не дают, то всячески изворачиваются, случается, даже воруют ради этого.

— Мой-то в восьмирублевых ходит, — радостно сказал шофер. — Правда, отыскал где-то старые сапоги, отрезал голенища, выкроил из них два кленовых листа и пришил на задницу да еще на каждую коленку по заплате. Ну ладно бы дыры были, а то просто так. Говорит, модно.

— Отстал он от моды. Но хорошо, что хоть двухсотрублевые не просит.

— Я ему попрошу, — свирепо пробурчал шофер.

Спор среди картежников разгорался. Люди, что находились поблизости, настороженно посматривали на них и потихоньку расходились. Полный белотелый мужчина быстро сложил свои вещи в портфель и невозмутимо удалился. Перешли на другое место парень с девушкой.

— Пойдем и мы, Митрофанович! Недосуг сейчас с ними заниматься, а жаль. Пришлем сюда ребят из речной милиции, пусть посмотрят, что это за горлопаны. Обнаглели совсем...

— У нас в деревне раньше — брякни что-нибудь при старших, потом неделю будешь ходить с синяком под глазом. А мы то ли подобрели, то ли боимся этих сопляков. — Николай Митрофанович еще долго ворчал, пробираясь среди лежащих на песке.

Возле пирса из высокой травы выглядывала серая собачья морда. Лада узнала майора и радостно завиляла хвостом. Собаку держал на поводке переодетый проводник — в кедах, тренировочных брюках и голубой шелковой безрукавке.

— Ну как, понравился Ладе Серебряный бор? — спросил Николай Митрофанович, когда все сели в машину.

— Здесь другое дело, — заверил проводник. — В городе-то знаете сколько запахов?

— Как же она след найдет? — усомнился шофер.

— Есть такая наука — одорология, ученые доказали, что молекулы, из которых состоит запах, сохраняются очень долго, и если их законсервировать, то потом можно использовать этот запах через продолжительное время. Эти самые ученые сконструировали специальный локатор — «собачий нос». Но нам механический нос пока ни к чему, свой собственный лучше, верно, Лада? — проводник обнял собаку, и та, улучив момент, лизнула его в щеку.

Афанасьев остановил машину в тупике возле унылого дома. Проводник раскрыл пакет, вытряхнул из него мешок, оставленный преступниками при ограблении, и, пока Лада старательно, даже с какой-то показной внимательностью его обнюхивала, Афанасьев инструктировал подошедших Ильина и Звягина.

— Пойдете за проводником. Если Лада что-то найдет, немедленно сообщите — я буду в местном отделении милиции. Поехали, Николай Митрофанович. Есть у нас еще дома, то бишь в родной милиции, дела.

Майор загнал «Жигули» во двор отделения, поставил в сторону. Взглянул на часы: было около трех часов дня.

— Четыре часа я вас мучаю, Николай Митрофанович! И если не будете возражать, еще часок-другой.

— Чего уж там. Вы мне внеочередной день отдыха устроили. Справку-то дадите?

— Дам, конечно. С печатью, штампом, честь по чести.

— Тогда ладно. Я вот там в тенечке на лавочке подожду.

Шофер направился в тень, на ветерок, а Афанасьев — к своему коллеге, начальнику уголовного розыска местного отделения Михаилу Трофимовичу, которого знал много лет, нередко встречался на совещаниях. Из-за письменного стола ему навстречу вышел худощавый лысеющий мужчина небольшого роста с неожиданно пронзительными синими, как у врубелевского «Пана», глазами.

— Знаю о твоем деле, Александр Филиппович. Виктор Иванович звонил, сказал, что ты где-то тут рыскаешь. Рано или поздно, думаю, все равно заявишься. Я даже своих ребят придержал, чтобы помочь тебе.

— Тогда одолжи ненадолго двоих, — улыбнулся Афанасьев.

— Хоть троих, лишь бы толк был. Нужно, так я и сам к тебе в помощники пойду.

— Во дворе сидит шофер, что грабителей вез. Говорит, обоих запомнил. Мы с ним по пляжу прошлись, их там нет. Может, просмотреть закусочные и рестораны — хотя бы поблизости?

Разговор оборвал телефонный звонок. Докладывал Ильин. На пустыре возле Москвы-реки Лада нашла вещи. За тайником остался наблюдать Звягин, а он звонит с адмиральской дачи.

— Вас заметили? — перебил Афанасьев.

— По-моему, нет. Мы со Звягиным держались в стороне, а проводник у тайника почти не останавливался. Сразу к реке, искупал собаку. В общем, со стороны это была обычная прогулка. Людей на пустыре нет. Вещи завернуты в целлофановую пленку.

— Иди к Звягину, — приказал майор. — Загорайте, плавайте, но чтобы у вас из-под носа ничего не уплыло. Сейчас подъеду.

...Распахнулась дверь, и в кабинет вихрем влетела Лада. Она была очень довольна и вела себя весьма раскованно. В два прыжка оказалась возле Афанасьева, лизнула ему руку, хотела добраться и до лица, но ее окрикнул проводник. Собака прошлась по кабинету, заглянула под стол. С независимым видом обнюхала углы и улеглась у дверей.

Проводник докладывал:

— От пустой дачи мы прошли метров триста. Вышли на пустырь. Там когда-то была мусорная свалка.

— Понятно. Поэтому это место отдыхающие обходят, — сказал Афанасьев.

— Знаю я тот пустырь, — вмешался Михаил Трофимович. — Дачники там песок берут.

— Вот-вот. В одной старой яме Ладушка и отыскала все. Яма метра полтора, а в стенке углубление. Все лежит вроде как в норе. Я пощупал: сумки, магнитофон, еще что-то. Сверху песком завалено. Любопытных не было, думаю, мы не наследили. Придут они за вещами, обязательно придут, — уверенно закончил проводник.

— Если не заметили вас, то придут, — вздохнул Михаил Трофимович, — а если видели, как вы там с собакой шныряли, то не дождетесь.

— У тебя, Михаил Трофимович, прибор ночного видения найдется?

— Есть два. У дежурного.

Михаил Трофимович подошел к шкафу, вытащил две маленькие рации.

— Возьми и это. Отдай своим сыщикам. В засаде незаменимы.

...Афанасьев подъехал к продовольственному магазину, купил кое-какую еду и направился к дому адмирала. Зинаида Христофоровна сообщила, что муж забрал удочки и ушел.

Майор оставил «Жигули» возле дачи, завернул в куртку продукты, рации, снял рубашку, повесил на шею фотоаппарат и не торопясь отправился к реке. Он сразу заметил на берегу адмирала, колдовавшего над удочками. Возле него в целлофановом пакете, наполненном водой, плавали два ерша и окунишка.

— Невелик улов, — усмехнулся майор.

— Да, не клюет, — пожаловался моряк, — я сюда каждый день по ведру подкормки бросаю и, представьте себе, на уху набираю. А сегодня будто кто сглазил. К непогоде, что ли? — Он осмотрел горизонт. — Парит здорово. Ну ничего, может, рыбка покрупнее клюнет. Вон там, возле кустов, расположился ваш молодой человек, а второй пошел проводить одну компанию. Да вон он возвращается.

Ильин, выглядевший беззаботным отдыхающим в своих полосатых плавках, подошел с другой стороны. Афанасьев передал ему сверток с едой и рациями — одна ему, другая Звягину.

— А к вечеру, — сказал он, — возьмете у дежурного приборы ночного видения.

Афанасьев включил рацию для проверки и сразу же услышал:

— Саша! Саша! Это я, Миша! Прием.

Голос был явно искаженный, но Афанасьев узнал Михаила Трофимовича. Переключил тумблер на передачу:

— Миша, слышу хорошо. Что ты хотел?

— Виктор Иванович велел немедленно забрать все, что нашли. Понимаешь? Немедленно!

— Почему?

— Идет грозовой фронт. Обещают ливень. Испортится чужое добро, не расплатишься.

— А как же наши «друзья»?

— Дежурный сказал, что это потерпевших не касается. Им нужно все вернуть в полном порядке. А «друзья» — наша с тобой забота.

Адмирал, слышавший весь разговор, раскурил трубку и проворчал:

— Теперь ясно, почему клева нет. Вы тут сматывайте мои удочки, а я к себе. Погрузим вещи на садовую тачку, присыпем песком — и домой.

Едва вещи были привезены, хлынул ливень. Дождь лил сплошной стеной. Афанасьев, рассматривая магнитофон, представлял, как тайник наполняется желтой жижей, и радовался, что все успели забрать вовремя. Но засаду возле тайника он все-таки решил оставить. А сам поехал в отделение милиции.