Миланский вокзал

* * *

Оказавшись перед довольно красивым старинным зданием, окруженным невысокой каменной оградой, в котором располагалась штаб-квартира ИСЕИ, на тихой и спокойной улице в нескольких шагах от Арки Мира, Лаура почувствовала волнение. За этими воротами можно было найти ответ на вопросы, которые мучили ее в течение нескольких дней. Она не знала, как отреагирует, если узнает, что этих двух детей никогда не существовало, но это было лучше, чем неопределенность, пожиравшая ее, поэтому Лаура набралась смелости и нажала кнопку домофона.

Ее приветствовал невысокий мужчина возрастом от пятидесяти до шестидесяти лет, чьи круглые очки с толстыми линзами придавали ему забавный совиный вид. Он представился как Бениамино Куриель, научный сотрудник и архивариус Института. С самого начала он показал себя чрезвычайно любезным – проводя ее по лестницам и коридорам, подробно объяснил ей, что представляет собой ИСЕИ, в котором, как он с гордостью отметил, хранится самая большая коллекция документов по антисемитизму в Италии, и рассказал ей немного об истории здания, принадлежащего миланской еврейской общине с конца 1920-х годов. В период фашизма здесь располагались еврейские школы, созданные на собственные средства, чтобы гарантировать образование всем еврейским детям и молодежи, изгнанным из итальянских учебных заведений после принятия расовых законов.

Архивариус провел ее в комнату, стены которой были сплошь заняты книжными полками, заставленными томами, папками и файлами. В центре возвышалось несколько внушительных деревянных картотечных шкафов.

– Здесь хранится архив жертв Холокоста, с которым вы хотели ознакомиться, синьорина, – сказал Куриэль. – Это плод долгой и трудной работы, которая все еще продолжается. С момента своего основания восстановление списка всех преследуемых евреев в Италии было одной из главных целей Института. Исследование началось с первоначального машинописного списка, составленного сразу после войны Комитетом по исследованию депортированных евреев. В течение десятилетий мы продолжали дополнять его новыми именами и данными, полученными в результате изучения всевозможных документов, архивов и реестров того времени, а также благодаря сообщениям друзей и родственников. На каждое имя жертвы составлялась карточка со всей имеющейся информацией, которая тщательно проверялась. На сегодняшний день мы выявили в общей сложности около семи тысяч жертв преследований в нашей стране, из которых выжили лишь немногим более восьмисот. Но, как я уже говорил, этот список пока нельзя считать окончательным.

Оценив размеры файлов и цифры, которые приводил Куриэль, Лаура на мгновение впала в уныние при мысли об огромной работе, которая ей предстояла. Найти имена двух детей в таком море данных было бы все равно что найти иголку в стоге сена. Куриэль, должно быть, прочитал ее мысли, поскольку сразу же указал на компьютер, стоящий на маленьком столике в углу.

– Вот уже несколько лет как архив полностью оцифрован, – сказал он с улыбкой, – что значительно облегчает нашу работу, а также работу тех, кому приходится проводить в нем исследования.

Он включил компьютер и вкратце объяснил ей, как работает программа.

– Сейчас я дам вам возможность поработать. Если понадоблюсь вам, я в последней комнате слева в конце коридора.

– Можно вам задать один вопрос, доктор Куриэль? – сказала Лаура. – Известно ли вам о каких-либо случаях, имевших место на Центральном вокзале в те годы? Я имею в виду любой конкретный инцидент, связанный с преследованием евреев.

– На Центральном вокзале? Конечно. Об этом мало кто знает, но оттуда ушло несколько поездов с депортированными. У нас есть сведения о том, что в период с сорок третьего по сорок пятый год с вокзала в лагеря уничтожения отправилось не менее пятнадцати конвоев. Свидетельства, которые мы собрали в этой связи, леденят душу. Погрузка проходила вдали от посторонних глаз – мы не знаем, где именно; выжившие описывают это как темное и таинственное место. Депортированных загоняли в вагоны для скота под дулами автоматов, в атмосфере террора и насилия. Только подумайте, что еще несколько лет назад на вокзале не было даже мемориальной доски, напоминающей о случившемся… Но разве до табличек кому-то вообще есть дело? Их практически никто не замечает. Вместе с другими ассоциациями мы уже некоторое время работаем над проектом открытия мемориала внутри вокзала в память о тех трагических событиях, но до сих пор отсутствие сотрудничества со стороны учреждений и недостаток средств не позволили нам реализовать его. Жаль, что этот город насильственно лишили памяти, – заключил мужчина, покачав головой.

Пока он рассказывал обо всех этих событиях, Лаура почувствовала головокружение. На мгновение ей показалось, что она вновь переживает в себе те томительные эмоции, которые испытывала, когда перед ней появлялись те дети.

– Вы хорошо себя чувствуете, синьорина? Хотите, я принесу вам стакан воды? Вы как-то побледнели…

– Нет-нет, ничего страшного, не волнуйтесь; идите.

Оставшись одна, Лаура села перед экраном. Ее руки немного дрожали, когда она взяла мышь и начала перелистывать случайные карточки, чтобы ознакомиться с базой данных. В отношении каждой жертвы указывалось, пережила ли она Холокост или нет, некоторые биографические данные и имеющиеся сведения об обстоятельствах ее депортации. В некоторых формах все или почти все поля были заполнены должным образом, другие были в той или иной степени неполными. На некоторых из них также были фотографии. Поиск в архиве можно осуществлять, просто вводя имя или слово, или задавая различные ключевые слова.

Лаура провела первичный поиск евреев, депортированных из Милана. Система выдала восемьсот с лишним имен. Многовато… Затем она добавила еще один фильтр, ограничив выборку теми, кто родился после 1931 года и, следовательно, на момент депортации был в возрасте четырнадцати лет и младше. На этот раз Лаура получила около восьмидесяти результатов. Она внимательно читала карточки одну за другой, записывая в блокнот имена тех из них, которые могли соответствовать личностям двух детей. После часа терпеливого чтения вычеркнула все имена, кроме двух – Амоса и Лии Фелнер. Снова открыла их карточки.

АМОС ФЕЛНЕР

(Не пережил Холокост)

БИОГРАФИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ

дата рождения: 17/5/1932

место рождения: Милан

дата смерти:?

место смерти:?

отец: Самуил Фелнер

сестра: Лия Фелнер

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

место ареста: Милан

дата ареста: 24/5/1944

место заключения: Милан, тюрьма

судьба: пропал без вести

дата отправления конвоя: 9/6/1944

дата прибытия конвоя: 15/6/1944

целевой лагерь: Освенцим

регистрационный номер:?

ЛИЯ ФЕЛНЕР

(Не пережила Холокост)

БИОГРАФИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ

дата рождения: 28/3/1936

место рождения: Милан

дата смерти:?

место смерти:?

отец: Самуил Фелнер

брат: Амос Фелнер

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

место ареста: Милан

дата ареста: 24/5/1944

место заключения: Милан, тюрьма

судьба: пропала без вести

дата отправления конвоя: 9/6/1944

дата прибытия конвоя: 15/6/1944

целевой лагерь: Освенцим

регистрационный номер:?

«Неужели я их нашла? Это действительно они?» – задавалась вопросом Лаура с колотящимся в груди сердцем. Они были братом и сестрой, и на момент депортации им было двенадцать и восемь лет – примерно столько же, сколько, по ее представлениям, было тем детям, которых она видела. К их карточкам прилагалась одна и та же фотография, на которой они были изображены в полный рост – опрятно одетые, стояли рядом, застенчиво и серьезно глядя в объектив. Однако изображение было маленьким, помятым и слегка расфокусированным. Определенное сходство вроде имелось, но точно сказать, действительно ли это именно те дети, было невозможно.

Лаура задалась вопросом, что именно подразумевается под словами «пропал». Амос и Лия были арестованы в тот же день, что и их отец, с досье которого она также ознакомилась. Все трое были заключены в тюрьму в Милане, а затем были отправлены одним поездом в Освенцим. Разница заключалась в том, что если в личном деле Самуэля Фелнера была зафиксирована его смерть в Освенциме через несколько недель после интернирования, а также регистрационный номер, присвоенный ему в лагере, то место и дата смерти его детей были неизвестны, и регистрационный номер им присвоен не был. Как будто они на самом деле никогда не добирались до лагеря…

Лаура встала, вышла из комнаты и направилась по коридору в кабинет Бениамино Куриэля.

– Простите, – спросила она его, стоя перед дверью, – мне кое-что непонятно; может быть, вы поможете мне разобраться…

Она показала архивариусу досье на брата и сестру Фелнер, которые переписала в блокнот, и высказала ему свои сомнения.

– Они могли просто не пережить путешествие, – объяснил ей Куриэль. – Вы же знаете, путь был долог, а условия – нечеловеческими. Нередко кто-то не добирался до места, особенно если это были больные, пожилые люди или дети.

– У вас случайно нет других бумаг или документов, которые могли бы помочь мне выяснить, что с ними случилось? Может быть, есть фотографии…

– Нет, прошу прощения. Все, что мы знаем о них, находится в этих файлах.

Удрученная, Лаура уже собиралась уходить, когда ей в голову пришла мысль, от которой волоски на ее шее встали дыбом. Она снова повернулась к Куриэлю.

– И последнее. Что, если они так и не сели в этот поезд? Что, если они умерли раньше, может быть прямо на территории вокзала? Как вы думаете, это возможно?

Куриэль размышлял над этим несколько мгновений.

– Хм… на самом деле это не исключено. Во время погрузки могло случиться так, что кто-то пытался сбежать, и в этих случаях эсэсовцы без колебаний стреляли, даже в детей.

Вернувшись к терминалу, Лаура открыла на экране фотографию брата и сестры Фелнер. Но ничего нельзя было поделать – даже если б она стояла и смотрела на нее часами, то никогда не смогла бы получить нужный ей ответ.

Страх, печаль и боль, которые Лаура испытывала на вокзале, могли бы быть теми эмоциями, которые за шестьдесят лет до этого испытывали сотни евреев, насильно заталкиваемых в поезда, направлявшиеся в концентрационные лагеря. Эти двое детей могли быть Амосом Фелнером и его младшей сестрой Лией, и тот факт, что они были единственными, кто появился перед ней, возможно, связан с особыми обстоятельствами их смерти. Однако это оставалось лишь предположением, которое, помимо всего прочего, не учитывало один момент: до этого «дар» никогда не заставлял ее видеть и чувствовать эмоции давно умершего человека. Лишь убедительное подтверждение того, что эти дети действительно существовали, могло развеять все ее сомнения. Но как еще она могла его получить? То, что она застряла в шаге от цели, ужасно расстраивало ее. Ей очень хотелось закричать и разбить что-нибудь.

Лаура закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Затем, следуя идее, которая только что пришла ей в голову, запустила еще один поиск в базе данных, на этот раз по людям, выжившим в годы Холокоста, которые жили в Милане и были одного возраста с Амосом или Лией. Система выдала только одну карточку. Она была оформлена на имя Эстер Лиментани, родившейся в тот же год, что и Амос Фелнер, и также депортированной 9 июня 1944 года. Вполне возможно, что они знали друг друга, возможно, вместе посещали еврейскую школу, о которой упоминал архивариус. Возможно также, что она знала, почему брат и сестра Фелнеры никогда не приезжали в Освенцим. Совершенно необходимо было разыскать ее и поговорить с ней, что было легче сказать, чем сделать. Если предположить, что Эстер еще жива, возможно, она больше не носит девичью фамилию или переехала на другой конец света. И отнюдь не было уверенности в том, что она согласится встретиться с Лаурой, как и в том, что вспомнит что-нибудь полезное спустя столько времени. Но это был единственный шанс, который у нее оставался.