Печать бездны

Огонь лизал подол изодранной когда-то белой рубашки, толпа улюлюкала, чумазые дети бросали в тощую фигурку гнилую репу и радостно вскрикивали при попадании в цель. А девушка смотрела в закатное небо, не замечая ничего вокруг. Арес может и проехал бы мимо, сотнями и тысячами горели костры инквизиции, но девушка запела. Чистый, звонкий голос заставил толпу замолчать. Хрустальные переливы далеко разносились в тишине. Она пела и пела, даже тогда, когда рубаха на ней начала тлеть, когда по лобному месту потянуло смрадом палёной кожи. Тогда Арес отмер, затребовав ведьму себе. Василиски забрали с собой обожженную, но несломленную девушку. Именно она стала женой Прайма и моей матерью.

Я активировал галокристалл с одной из последних записей, где есть родители. Я сделал её сам, когда приехал домой между путешествиями по Земле и застал родителей в оранжерее. Мама сидела на траве босая, а отец лежал рядом, блаженно закрыв глаза. Умостив голову на коленях жены, он нежно поглаживал её живот через красный бархат платья. Сквозь щебет птиц лилась тихая мурлыкающая песня. Детская колыбельная. Эту запись я хотел позднее подарить родителям, как кусочек личного счастья, а подарил себе.

— Как же мне вас не хватает. Прошло уже пол кварты, а я всё также по вам скучаю, — я снова активировал запись на галокристалле.

***

Анджей

Прошло два дня моего пребывания в маетке, а отец так и не вызвал меня в лабораторию. К нему кого-то привезли, и всё его внимание было сосредоточено на неизвестном госте. Мне это было только на руку. Целее буду. Мною всё чаще интересовался Конвент. Наша первая личная беседа прошла несколько смазано, и ничем не запомнилась. Обмен ничего не значащими фразами. Я же представлял себе это как-то по-другому. Не допрос с пристрастием, но всё же. Правда, стоило отметить, что сам Конвент выглядел достаточно паршиво во время этой беседы. Уж не знаю, может климат ему земной не подходит, хотя он тоже должен быть землянином. Следующую беседу мне назначили на завтра, поэтому предоставленный сам себе я решил отправится в гости к тетушке Аннэ.

Она жила в лесу на окраине наших земель и была весьма колоритной женщиной. С учётом того, что я скоро разменяю человеческий век, а она старше меня, Аннэ совершенно точно не была человеком. Её дом словно сошел со страниц сказок о Бабе Яге, или Ядвиге в польском варианте. Деревянный сруб у маленького озерца на опушке. Маленький садик с самыми разными травами. Резные наличники на окнах и даже самая настоящая печь, в которой Аннэ до сих пор печёт домашний вкусный хлеб.

Я предупредил, что нагряну в гости после обеда на её неповторимый лесной сбор. Не желая нарушать тишину леса рёвом автомобильного двигателя, отправился верхом. Ферзь уже давно требовал выездки. Час скачки немного охладил его пыл. Довольный и немного уставший гнедой ибериец плавно нёс меня в место, где я впервые познал искреннюю заботу.

Аннэ сидела на потемневших от времени ступенях крыльца и довольно жмурилась на солнце, словно кошка, стащившая сливки. Рыжие волосы мягкими волнами спускались до талии, закрывая короткий топ и оставляя на виду пупок с пирсингом. Ого, кто-то шагает в ногу со временем. Цветастая цыганская юбка была задрана до колен, обнажая по девичьи стройные ноги. Деревянные серьги-кольца в ушах слегка позвякивали свисающими медными монетами при движениях головой. Такой же браслет с монетками красовался на лодыжке. Аннэ что-то сосредоточенно плела, то замедляясь, хмурясь и распуская узор, то ускоряясь и вплетая в вязь всевозможные бусины, веточки, монетки, камешки. Я приостановил коня, любуясь. А ведь она практически не изменилась за время нашего знакомства. Красива, грациозна, сама себе на уме. Самая настоящая лесная нимфа застывшая во цвете лет. И даже чёрная повязка, закрывающая левый глаз, её не портила.

— Хозяйка, принимай гостей, — мой голос прозвучал немного хрипло.

Я спрыгнул с Ферзя, гнедой друг отошёл в сторону, давая возможность обнять Аннэ. Отшельница с улыбкой оторвалась от рукоделия.

— А вот и самый занятой мужчина во всех Осколках пожаловал. — Аннэ встала и чуть подалась навстречу моим объятиям. — Год прошёл с последнего визита, не балуешь меня своим вниманием. Так состарюсь, а ты и не заметишь!

— Да брось, ты с каждым годом только молодеешь! Так и влюбиться не долго одному сопливому мальчишке! — я шутливо чмокнул Аннэ в щеку. Она расхохоталась и махнула рукой, приглашая в дом.

Выбеленная печь с цветочными узорами, пучки трав развешены под потолком, деревянная мебель с подушечками для удобства. Всё было как раньше, но в тоже время что-то неуловимо изменилось. Я оглядывался по сторонам, пытаясь увидеть причину перемен, но взгляд не выделял ничего необычного.

Видимо, меня выдала некая растерянность.

— Присаживайся, Анджей. Накормлю, напою да историю тебе поведаю, а там уж и побеседуем.

Аннэ порхала по своей маленькой кухоньке ураганом. На столе появилась кринка молока, чайник с травяным сбором, пиала с медом и тарелка со свежей, ещё тёплой сдобой. Нехитрая снедь, но для меня не было ничего вкуснее.

Аннэ сидела напротив и рассматривала меня, как будто первый раз увидела. Стало немного неуютно от такого пристального внимания, кусок в горло не лез. И хоть выпечка была выше всяких похвал, есть резко перехотелось.

— Что случилось? Почему ты так на меня смотришь, как будто у меня рога и копыта выросли вместо чешуи и гребней? — теперь уже я уставился на хозяйку дома в недоумении.

— Здесь многое изменилось после твоего последнего визита. И я не понимаю, причастен ли ты к этому или нет. — Аннэ отвела взгляд, разливая травяной сбор по чашкам.

— Да что ж за напасть такая. Сначала Конвент на нашу голову, теперь ты так себя ведешь. Ещё чуть-чуть и я поверю, что отец действительно сотворил нечто ужасное у себя в лаборатории.

— Не знаю, Анджей, мог ли он сотворить что-то более ужасное, чем то состояние, в котором я нашла тебя в лесу много лет назад. Еле живой кусок мяса, истекающий кровью, с растерзанной на лоскуты кожей. — Она нервно вертела в руках глиняную чашку. — Но тогда я не могла заявить. Он был в своём праве. У вас… — Аннэ запнулась, особо выделив голосом «вас», — …свои законы. А Конвенты вмешиваются только если опасность грозит людям. Но сейчас всё изменилось.

Женщина всматривалась в отвар, собираясь с мыслями.

— Ты же догадываешься, что я не просто так живу вдали от людей.

Я осторожно кивнул, мы никогда это не обсуждали, каждый имел право на свои секреты, а она продолжила:

— Так вот, я родом из Геены. И это, — она коснулась рукой повязки на глазу, — последствия моего дара. Часть меня мертва, поэтому я могу видеть мёртвых и в какой-то мере взаимодействовать с их остаточной некротической энергией при переходе за Грань. Сама суть моего дара теперь отвергается постулатами Геены. Там в чести некромантия, подчинение мертвых душ и использование их в своих целях. Некоторые даже коллекции собирают, будто это вещи. Я же помогаю потерянным, насильственно убитым душам успокоиться, отпустить прошлое и отправиться в путь на перерождение.

В общем свожу всю их работу на нет. — Аннэ криво усмехнулась. — Я чертов Робин Гуд в мире мертвых, отбираю души у богатых и отпускаю на свободу.

Я молчал, боясь спугнуть внезапную откровенность дорогого мне существа.

— Раньше нас было много, мы звались некромагами и состояли в оппозиции к некромантам. Но некромаг — это тяжёлая работа, требующая постоянного присутствия на Земле. Пока мы помогали душам людей и нелюдей, то постепенно оказались вне закона в родном Осколке. — Отшельница грустно улыбнулась. — А сейчас…нас осталось всего ничего. Где-то ещё жив старина Хиро, которого греки прозвали Хароном. Я успела побывать Анубисом у египтян и даже Бабой Ягой у славян, да так здесь и осела.

— Почему ты решила рассказать о себе именно сейчас? — осторожно поинтересовался. Мысли в голове перескакивали с одного на другое. Вот тебе и тётушка…Я-то думал, что она ведьма или дочь леса может быть. А она…. Если Аннэ была Анубисом, то ей не меньше пяти тысяч лет. Даже боюсь представить, каково это тысячелетиями жить изгоем без возможности вернуться домой.

— Мне безднова пропасть лет, я честно выполняла свою работу на полях мировых войн, в очагах эпидемий, но даже некромаги устают от своего призвания. Людей становится всё больше, случайные смерти захлестнули этот мир словно цунами. Эти души не знают покоя и не хотят на перерождение, цепляясь за свою прошлую жизнь.

А мы…А я тоже хочу покоя. Поэтому ушла жить подальше от людей. Я жила здесь задолго до появления вашего рода на этих землях. Твои предки меня не трогали, и даже твой дед Лаос Кшес чтил наш древний уклад, Ваша семья не доставляет мне хлопот, а я не вмешиваюсь в вашу жизнь. И так было, пока я не нашла тебя у кромки леса почти пятьдесят лет назад. Сначала, я решила, что кто-то просто захотел избавиться от тела. Обычное человеческое убийство. Но ты оказался василиском, и это меняло дело. Это ведь твой чокнутый папаша-экспериментатор тогда так с тобой поступил?

Воспоминания захлестнули волной, наступил конец первой кварты, дед ждал от меня полного оборота. А я не смог. Пришлось первый раз за много лет встать на защиту отца.

— Это не отец. Ту отбивную из меня сотворил дед. — Теперь я с грустью вспоминал момент, когда перестал верить, что Кшесы — моя семья. — Я же считался прямым наследником, воплощением будущего нашей линии крови. И тут такой позор. Дед меня даже слушать не стал. Лично порол кнутом на глазах у всех слуг, пока я не перестал быть похожим на живое существо. А затем выкинули на границу земель, как безродную шавку, более чем чётко указав моё будущее место в семье Кшесов. Там меня подобрала ты.

А ведь в детстве Хаос превосходно накапливался в моём теле для формирования источника и Зверя, но отцовские эксперименты что-то нарушили. Если раньше я верил, что они на пользу, то со временем понял, что после каждого такого визита к отцу становлюсь слабее, Хаоса во мне оставалось не больше, чем в обычном человеке. Я сбегал во Мглу, пытаясь накопить как можно больше эманаций. Но отец не давал мне такой свободы — жить постоянно во Мгле, вдали от него.

Аннэ добавила отвара в чашки.

— Я что-то подобное и предполагала. Пришлось долго лечить тебя травами, а ведь всё можно было исправить, доставив к вашему источнику. Он бы тебя на ноги поднял гораздо быстрее чем я. Почему никто этого не сделал, для меня остается загадкой.

— О это была бы слишком великая честь для будущего раба. На моей памяти отец лишь однажды воспользовался источником во Мгле, когда в порыве гнева уменьшил мне количество конечностей. — Я мог только догадываться о причинах поступков отца, давно уже принимая как данность его нездоровую ненависть ко мне. — Но оставить меня калекой — это было слишком даже для него. Пусть поступок Лаоса и развязал ему руки, но терять столь ценный лабораторный экземпляр отец не хотел. Да и дед по матери ему этого не простил бы.

Мы степенно беседовали, как будто речь шла о погоде или новой моде, а не о грязном белье моей семьи. И почему-то мне казалось, что грязи будет ещё больше. Я не ошибся, Аннэ собралась с мыслями и задала мне весьма неожиданный вопрос: