Печать бездны

Глава 25. Танец Света и Тьмы (II)

Часть 2. Танец Тьмы

Марьям

Воспоминание о принятии Тьмы

Казалось, только что я обнимала маму, ощущая ее теплый солнечный доспех у себя под щекой, гладила ладошками чешуйки и многочисленные ремешки доспеха, и вот я уже на кладбище, лежу на могиле родителей.

С семи лет я приходила к ним и говорила, говорила, говорила. Часами я рассказывала о своей жизни, переживаниях, мечтах. Я сидела, лежала, засыпала у их надгробий. Я не плакала. Слез уже не было. Я просто каждый год заставляла себя поверить, что они рядом, сидят с другой стороны надгробий и слушают меня. Держатся за руки, молча улыбаются моим шуткам, мама вьёт венок из полевых трав и надевает папе на голову. Раз в году я верила истово, что им просто нельзя говорить со мной, но они рядом. Всегда рядом. А потом снова уходила на год в тот мир, где их уже не было. Бабушка никогда не сопровождала меня. Я уверена, ей было так же больно, но она никогда не показывала этого. Всегда держала лицо, даже со мной. Она не вмешивалась в этот ритуал шесть долгих лет, а на седьмой пришла на закате со своими катанами и серпами дочери. В неполные пятнадцать лет она всё-таки заставила меня пройти обряд принятия Тьмы.

Аккуратно положив оружие матери на могилу у моих ног, она вынула катаны из ножен и сквозь стиснутые зубы прохрипела:

— Сехри тшас имрэ. Мосхэт ас тшасалат.*

Это был единственный раз, когда я видела слезы на глазах бабушки.

Сквозь тьму летали ее мечи, собирая дань со звёздного неба, огромный диск восходящей луны замер, любуясь этой яростной схваткой. Тьма клубилась вокруг катан, становилась все более осязаемой, завивалась в ленты хищных змей вокруг тела. Сэтиши пришли на зов. Фиолетовые, голубые, салатовые, оранжевые… Цвета сэтишей были яркими, как ленты у гимнасток. Смертельно красивое воплощение темных чувств людей: ревности, зависти, ненависти, уныния, злобы… Этот список бесконечен. Змеи шипели, роняли с клыков капли яда, разъедающего души людей. Здесь и сейчас яд выжигал кислотой траву, ковер из опавших листьев и даже землю. Затем из тьмы начали формироваться тени, сперва неясные очертания обретали конкретные детали: угольно черная шерсть, мощные лапы с огромными когтями, оскалившиеся пасти, дикие глаза. Веары, гончие Тьмы, также откликнулись на зов. А танец продолжался, без слов, без музыки в кругу алчных партнёров. Катаны были неразличимы во тьме, но каждое движение, каждый взмах лезвий отзывался во тьме Зовом.

И Зов не остался без ответа. Задрожала земля под ногами, из глубоких трещин стали появляться куруши, подземные стражи. Гротескные фигуры, состоящие из камней, земли, корней деревьев, они тянули свои руки-корни к Луне и всему живому, чтобы спеленать, захватить, высосать всю жизнь из жертв.

Бабушка заметалась в этом круге, пляска требовала простора и воздуха. Отталкиваясь от спин и лап веаров, она забиралась всё выше, перепрыгивая, как по кочкам, с одного клубка шипящих сэтишей на другой. Высота этого забега уже достигала нескольких десятков метров. И в наивысшей точке ведьма оттолкнулась от спин сэтишей и нырнула вниз головой, выставив катаны перед собой. Несколько изящных сальто, и она приземлилась в центр всей этой шипящей, визжащей и скрипящей какофонии. Катаны глубоко вошли в землю, по их лезвиям стекала кровь владелицы. Все ночные гости жадно пировали. Не часто за Зов с ними расплачивались такими дарами, древней, сильной одаренной кровью. Такую сейчас почти не встретишь.

Пока призванные создания Тьмы утоляли вечный голод, бабушка заговорила:

— Это есть Тьма, она приходит на наш зов в минуты горя, боли и отчаяния. Создания Тьмы, которых ты видишь сейчас, помогли найти виновных в смерти твоих родителей. Справедливость восторжествовала. Жизнь за жизнь. Их больше нет. Но будь осторожна, плата высока. Сейчас, когда нет цели, я кормлю их собой, ибо Зов всегда должен быть оплачен.

Кровь перестала течь по лезвиям катан, раны на запястьях затянулись. Бабушка растерянно осмотрелась, Зов оплачен, но темные никуда не ушли. Они чинно расселись и, казалось, наблюдали за нами, не скрывая любопытства.

Я сидела на могиле родителей, гладила пальцами холодный металл материнских серпов. В них больше не было Света, не было тепла, любви. Только холодный бездушный металл, которого не оказалось рядом, когда ее убивали. Не оказалось рядом её Света, который помог бы сформировать доспех, ничто это ей не помогло в темной подворотне. Я взяла в руки серпы и встала с земли.

— Ты старая, мудрая ведьма. Но даже ты оказалась слепа в своей мести и в своем горе. Ты винишь в её смерти людей, обычных людей, которые устроили перестрелку в подворотне. Которые даже не видели их. Случайность. Но почему же ты не винишь меня? Ведь я была там. Я могла всё изменить. — Я сжимала серпы с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

— Что ты могла бы сделать?! Ты была ребенком! Ты только-только прошла обряд принятия Света.

Я дернулась как от пощёчины. Сэтиши зашипели. Одна из змей стала отползать в мою сторону. Бабушка стояла к ней спиной, а я все прекрасно видела.

«Что, хочешь покормиться моей злостью и обидой?! — подумалось мне. — Не выйдет».

— Ребенком. Сколько раз я слышала это в детстве?! Сотни? Тысячи? Ты всегда была против, когда дело касалось моего обучения! Слишком мала для всего! И что из этого вышло? К семи годам я была магической атомной бомбой! Вселенная силы, которая не имела границ! Но не умела пользоваться своим даром! Я просто не знала, что сделать для спасения собственных родителей! Все те жалкие крохи знаний, которые я пыталась тайком урвать в твоей библиотеке, из разговоров… Всё это не заменило полноценного обучения! Так почему? Почему родная бабушка отказала мне в том, в чем не отказывают всем магически одаренным с двух лет? Почему?!

От каждой моей фразы она вздрагивала, но взгляд не отводила. Клубки сэтишей зашипели, ещё несколько змей стали медленно переползать в мою сторону.

— Так было нужно, — глухой усталый голос, полный горечи и боли. — Пойми. Я не могу. Мы не могли и даже сейчас не можем ни-че-го. Нам запрещено! Ты и только ты можешь все! Сама!

Я смотрела как вокруг шеи бабушки совершенно из ниоткуда обвивается сэтиш. Черные чешуйки легко скользили по коже, оставляя угольные смазанные следы. А она даже не сопротивляется. Или не ощущает? Это игра, проверка? Почему она не сопротивляется? Почему сэтиш черный? Они же всегда цветные. Все эти мысли метались в моей голове, пока бабушка продолжила:

— В этом мире мы приходим в одиночестве и уходим в одиночестве. Таков наш венец. Мы связываемся узами крови, клятв, но они мимолетны. Так мы стараемся избежать одиночества. Но совершенно у каждого есть путь, который ему придется пройти, делая выбор, преодолевая себя. Мы с твоей мамой сделали свой выбор, и цена выбора для нас — жизнь.

— Кто? Кто может устанавливать такую цену? Кто может что-то запретить Ариссе Сумеречных? Половина жителей Осколков тебя уважает, а вторая половина боится. Кто осмелился поставить на меня блок и запретил меня обучать? Кому было нужно, чтобы я осталась самой беспомощной и бесполезной ведьмой Междумирья?

Мой голос уже не был спокоен и холоден. Шесть лет я задавала себе эти вопросы и не находила ответа. И вот сейчас единственный человек, который мог на них ответить, молчал.

Арисса смотрела на меня с вызовом в глазах, на ее шее затягивал кольца угольно-черный сэтиш. Лицо бабушки темнело. Она цедила сквозь зубы воздух, но даже не потянулась к своим катанам и продолжала молчать. Я наконец рассмотрела, что сэтиши берут в кольцо не меня, а бабушку.

Дернула подбородком, показывая вокруг, видит ли она? Бабушка лишь едва кивнула. Я провела рукой по шее. Она лишь согласно моргнула. Я в немом шоке смотрела, как бабушка не сопротивляясь ждёт смерти.

— Ты никогда не была беспомощной и уж тем более бесполезной. Ты смогла спастись, вошла во Тьму. Ты сможешь все, только не бойся! — Сэтиш вогнал в шею бабушки клыки, яд чернотой змеился по венам. У жертвы уже чернели белки глаз, а бабушка самоубийственно продолжала:

— Для тебя нет морали! Забудь про все запреты человеческие и божественные, земные и Междумирные! — глухой сип меньше всего был похож на властный голос Ариссы Сумеречных. Казалось, что за нее шипит затянувшийся удавкой сэтиш.

«Говоришь, забыть про все законы? Если я продолжу бездействовать, то у меня не останется ни одного родного мне человечка. А, в Бездну вас всех!»

Я сжимала мамины серпы, периферийным зрением наблюдая, как сэтиши замкнули кольцо и почему-то, все как один, почернели. Встав на скрученные в кольца тела, они приготовились атаковать.

Я оттолкнулась от могилы родителей и в прыжке влетела в смертельный круг. Два серпа прошли в миллиметрах от кожи бабушки, расчленив кольца живой удавки. Черная кровь пролилась потоком по её шее, ключицам, груди. Я яростно орудовала серпами, шинкуя сэтиша в фарш. Бабушка стояла не шевелясь, не было понятно, жива она или нет. Остальные сэтиши начали выстреливать укусами, как стрелами. Меня порадовало, что теперь они посчитали меня более опасной.

«Потанцуем! Светом вас не взять, обычный металл вас тоже не развоплотит, максимум, замедлит. Значит Тьма. Из нее пришли, в нее и уйдете!» — мелькали мысли в моей голове.

Я собрала в себе всю злость, всю обиду и непонимание, полоснула по запястью, окропив серпы кровью!

— Ну же, сэтиши! Нормальные сэтиши! Вот ваша плата! Приходите, пируйте, вы мне нужны! — Серпы почернели и взорвались разноцветными брызгами. Из каждой цветной капли появились маленькие ленточки сэтишей, цветных, нормальных. Я резанула второе запястье:

— Надо бы вас подрастить, а то эти черные твари вас сожрут.

Ленты росли, ширились, глаза сэтишей стали похожи на драгоценные камни и как будто разумны!

— Ату их! Уничтожить! Бабушку охранять! — не известно, на что надеясь, раздала приказы.

Я с серпами вращалась внутри клубка разноцветных лент. Мои сэтиши, постоянно подпитываемые кровью, росли, но при пожирании черных они как будто истончались, но все же продолжали бросаться в бой. Парочка обвилась вокруг тела бабушки, и выстреливали поочередно, перехватывая нападающих ещё в воздухе. Я серпами секла черных тварей, отшвыривая куски в разные стороны к своим сэтишам. Те на лету их пожирали. Наша бойня длилась не больше пяти минут, но под конец серпы уже практически выскальзывали из моих ослабевших влажных от крови пальцев. В какой-то момент я поняла, что вокруг только цветные ленты моих змеек.

Они не шипели, а ластились как кошки. И странное дело, их гладкие, скользкие от моей крови и устроенной бойни, тела не вызывали у меня омерзения. Я настороженно озиралась по сторонам. Не знаю почему, но ожидала, что веары и куруши тоже вступят в бой. Но они лишь флегматично взирали на учиненное побоище. Сэтиши обвивали мои руки, скользили по голым ногам, вплетались в волосы. Выглядела я как древнеегипетская мумия, только обвитая не белоснежными бинтами, а веселенькими ярмарочными ленточками. Обернулась к бабушке, ожидая каких-либо комментариев по поводу своего вида, но их не последовало. Нарьяна напоминала сомнамбулу. Дыхание едва прослеживалось, вены чернели на фоне мертвенно бледной кожи. Два сэтиша обвились вокруг её шеи и вертели своими головами в разные стороны на страже жизни вверенной подопечной. Я почему-то хихикнула, видимо нервное: