Тёмные всадники

– К моему единственному желанию – это еще и девиз Ольхового короля, – сказала им Брисеида, как только они оказались под укрытием кустов.

Она пересказала объяснения двух стражников и смотрела, как Энндал сидит на камне, его взор потерялся в причудливой темноте.

– Энндал, – спросила Лиз, – что не так?

– Энндал, ты правда ничего не знаешь об Ольховом короле? – уточнил Менг.

Рыцарь покачал головой, погрузившись в свои мысли.

– Но ты знаешь, что это значит? – настаивал Менг.

– Это значит, что мы должны пойти и поймать вуивра, получить его камень и найти замок Ольхового короля, – ответила вместо него Брисеида. – Не случайно мой отец написал этот девиз на своем письме.

– Что ты подразумеваешь под замком? – уточнила Лиз. – Уста адовы, на которых говорил Теобальд?

Брисеида вздохнула, подыскивая слова. Нужно дать им больше объяснений.

– Я говорю о гипотезе о переходе, созданном Элитой, чтобы попасть в Цитадель. Библиотека, центр Цитадели, имеет пять известных дверей, каждая из которых отмечена символом, представляющим одно из пяти чувств. Но ходят слухи, что существует шестая дверь, которая дает прямой доступ к истине, Великой тайне Цитадели. Никто никогда не находил ее. Мой отец написал на своем письме «К моему единому желанию», чтобы обозначить Ольхового короля и, согласно анаграммам, шестое чувство. До сих пор я не обращала внимания на идею о том, что сердце действует как шестое чувство. Я думаю, что камень вуивра позволит нам получить доступ к входу в замок Ольхового короля, который является не чем иным, как этой шестой дверью. Если мы войдем в библиотеку через нее, то сразу найдем Великую тайну Цитадели.

– Ну что ж! – выдохнул Леонель. – Ты подумала об этом, когда вышла из шатра архиепископа?

– Но если вход в замок Ольхового короля – это не Уста адовы на черной горе, то тогда где же он?

– Я не знаю, – призналась Брисеида.

Энндал вскочил на ноги:

– Мне нужно собраться с мыслями. Встретимся в богадельне меньше чем через час.

Он сделал пару шагов и обернулся:

– Даже если вам удастся поймать вуивра, его камня будет недостаточно, чтобы найти замок Ольхового короля. Обе легенды были придуманы Цитаделью! Мы движемся прямиком в ловушку! – добавил он, прежде чем уйти.

– Думаете, он боится? – спросил Леонель, глядя ему вслед.

– Кто из нас не боится? – ответила Лиз.

Оанко похлопал Брисеиду по плечу:

– Иди за ним. Попробуй поговорить с ним. Ему нужна поддержка, но он не будет говорить со всеми нами.

Энндал прошел вдоль реки до моста, соединяющего нижний и верхний город, поднялся по улице мимо городских стен, без оглядки прошел под величественными городскими воротами, растолкал двух-трех прохожих в лабиринте переулков и снова, не останавливаясь, пошел к собору. Там он прошел до середины нефа, затем опустился на колени на холодные камни, его руки дрожали, когда он опирался на скамейку для молитвы, его лицо было обращено к возвышению алтаря.

Спрятавшись за одной из колонн, Брисеида наблюдала, как он шевелит губами в беззвучной молитве. Беспокойство рыцаря встревожило ее. Энндал всегда был опорой группы. Старик из пустыни не случайно доверил ему руководство командой: рыцарь обладал необычайной душевной силой.

В таком нестабильном мире им нужен был якорь. Если уж Энндал сбился с пути, то ей страшно было подумать о них самих.

Брисеида все еще размышляла, что делать, когда увидела, что к рыцарю подошла женская фигура и сказала несколько слов. Энндал резко встал. Брисеида незаметно проскользнул за соседнюю колонну, чтобы подслушать их разговор.

– Я пришла предупредить вас, что Теобальд все знает, – пробормотала женщина. – А он не умеет держать язык за зубами. Вы должны уехать, пока не стало слишком поздно.

– Моя госпожа, если бы я только мог…

– Кассандра идет. Я пришла сюда не для того, чтобы говорить. Уходи, пока можешь, я прошу тебя. Она заслуживает лучшего.

Энндал смиренно опустил голову.

С другой стороны нефа раздался приглушенный смех: несколько девушек заметили присутствие рыцаря и хихикали, как поклонницы рок-звезды. Энндал просто кивнул и покинул собор. Дама яростно последовала за ним. Только тогда Брисеида узнала печально-больное лицо Изольды, матери Кассандры и Теобальда. Она выглядела еще хуже, чем в предыдущий раз, сразу после кровопускания.

Брисеида не могла последовать за Энндалом так, чтобы Изольда не заметила ее присутствия, а она не хотела, чтобы ее воспринимали как любопытную гостью. Она направилась в сторону коридора, в тень колонн. Обернувшись примерно через двадцать метров, она увидела, что Изольда идет параллельно ей по центральному проходу. Госпожа все еще была погружена в свои мысли, но в любой момент могла заметить Брисеиду, если та повернет назад. Вокруг алтаря большие статуи святых, казалось, с восторгом ждали момента, когда Брисеиду поймают с поличным.

Она повернула направо, в сторону трансепта, ведущего к маленькой часовне. По крайней мере со спины ее не узнать. Но теперь она шла прямо к исповедальне. Юные поклонницы Энндала, стоявшие на перекрестке трансептов, ждали своей очереди и тут же принялись на нее кричать. Она прошла мимо портьера. Не задумываясь, Брисеида отодвинула его в сторону и проскользнула за него. Она тут же пожалела о своем поступке. Брисеида не имела права здесь находиться. Она затаила дыхание, ожидая, что кто-нибудь придет и прочтет ей лекцию. Но ничего не произошло.

Перед ней стояло полунарисованное лицо херувима с пустыми глазами и лукавой улыбкой. Кисти лежали на земле, как будто держали горшок. За портьерами была деревянная изгородь, построенная для того, чтобы можно было проводить ремонтные работы, не беспокоя верующих. Другие статуи, в том числе горгульи, были вертикально выставлены вдоль стены. Квадратные камни на полу постепенно превращались в чудовищ, зияющие пасти которых были открыты до самого неба. Брисеида видела скульптуры только на вершине башен собора, поэтому не осознавала их истинных размеров. Горгульи были огромными: не менее двух метров в высоту, с когтями и клыками, способными пронзить лошадь.

– Я вас не боюсь, – подумала Брисеида, протискиваясь между ними и наблюдая за игрой света и тени в витражных окнах, рисующих пламя в глазах-бусинках химер. Рядом со скульптурами находилась небольшая платформа в метре от земли, позволяющая мастерам добираться до верха. Брисеида осторожно поднялась. Потянувшись вверх, она даже осмелилась приложить палец к холодному шершавому виску горгульи. Затем она медленно подвела палец к зияющему отверстию. Камень не может внезапно проснуться, сказала она себе. Сердце ее колотилось, рука задевала гранитные клыки.

– Я вас не боюсь, – пробормотала она, не сводя глаз с монстра.

– Объясните, прошу.

Глубокий голос заставил ее кровь похолодеть. Она заставила себя посмотреть в каменные глаза своего противника.

– Вы просто статуя, – ответила она сквозь стиснутые зубы.

– Громче, я вас не слышу.

– Я…

Женский голос перебил Брисеиду:

– Я отдала ему одну из своих самых ценных вещей. Кулон моей матери… Ему, незнакомцу.

– Незнакомец, прибывший со многими обещаниями. Обещания, которые он, похоже, не намерен выполнять.

Брисеида благословила небеса, что Леонель не стал свидетелем ее тупости. Два голоса доносились до нее через деревянную решетку, установленную в верхней части исповедальни. Она посмотрела туда. Лишь слабые лучи света проникали в исповедальню, лаская светлые локоны дамы.

– Мне стыдно, я не знаю, что на меня нашло…

– Все очень просто. Искушение плоти…

– О нет, это не так, отец! Просто… Я не знаю, он сбивает меня с толку. Когда я рядом с ним, я чувствую себя… как будто я дома. Разве это так уж плохо? Я люблю своего умершего мужа не меньше.

– Однако все слишком быстро.

– Хотела бы я знать почему…

– Да не лгите!

– Отец?

– Вы не первая, кто приходит и говорит со мной о нем, Кассандра, но вы самая жалкая! В конце концов, вам уже не шестнадцать лет! Сдерживайте свой пыл, хотя бы ради памяти вашего мужа!

– Простите меня…

– Просите прощения не у меня, а у Господа! Да помилует он вашу душу, этот рыцарь – воплощение зла. Читайте три «Отче наш» и два «Аве Мария» в течение сорока дней утром и вечером. И не приближайтесь больше к этому Энндалору д’Имберу!

– Да, отец.

– Помолитесь.

Кассандра толкнула дверь исповедальни и ушла, не сказав ни слова. Священник только успел испустить долгий вздох, как появилась новая девушка.

– Отец, простите меня, ибо я согрешила, – вздохнула девица в порыве волнения, опускаясь на колени со сцепленными в молитве руками.

– Слушаю вас, мое дитя.

– Я влюблена.

Девушка нервно ждала ответа священника. Когда он, наконец, заговорил, казалось, что он говорит неохотно:

– Пожалуйста, расскажите подробнее.

– Я знаю, что я не единственная, но с тех пор, как рыцарь Ордена Дракона, рыцарь д’Имбер, посмотрел на меня…

– Юная леди, еще одно слово об Энндалоре д’Имбере, и я обещаю вам, что лично поговорю с вашей матерью, чтобы вас поместили в монастырь! Что в нем такого замечательного? Не отвечайте. Выбросьте все эти нездоровые мысли из головы. Вы прощены, идите с миром.

Дверь в кабину священника скрипнула и захлопнулась за ним.

– Но… я люблю его, – пробормотала разочарованная девушка, стоя перед пустынной кабиной для голосования. Уставившись на решетку, Брисеида прикусила губу, чтобы подавить непреодолимое желание рассмеяться.

Девушка долго не решалась, но в конце концов вышла из исповедальни. Почти сразу же ее место заняла молодая женщина.

– Отец, простите меня, ибо я согрешила, – сказала она, садясь. – Отец?

Она оглядела пустое пространство за решеткой, разделявшей две части исповедальни. Через мгновение дверь кабины священника открылась, и Брисеида услышала, как он опустился на табурет.

– Я слушаю вас, дитя мое.

Брисеида вздрогнула. Голос Уголина Попьяна, тонкий и чистый, но с мечтательной тягучестью, был узнаваем из тысячи. Голос, так не соответствовавший ожиданиям, которые можно было бы возлагать на священника, твердую и обнадеживающую фигуру… Молодая женщина, казалось, тоже колебалась, обеспокоенная присутствием Уголина.

– Я испытываю определенное влечение к человеку, который, как я знаю, не является… скажем так… не за такого человека мой отец хотел бы, чтобы я вышла замуж.

– Вы сообщили ему об этом?

– Моему отцу?

– Нет, этому мужчине.

– То есть… Я смогла поговорить с ним напрямую только один раз, и мы были не одни в комнате, но я видела в его глазах любовь, которую он испытывал ко мне… Он был так добр…

– И он обещал, что ваше имя войдет в историю на многие века, если вы выйдете за него замуж?

– Дело не в этом…

– Однако дело должно быть в этом, если мы говорим об этом мужчине.

– Я же не назвала вам его имя.

– Но мы с вами знаем, о ком вы говорите.

Молодая женщина на мгновение замешкалась:

– Вы, должно быть, считаете меня наивной.

– Люди говорят, что я наивен, потому что мечтаю о луне. Другие будут называть вас наивной только потому, что вы выражаете свои желания. Но тот, у кого нет желаний, воистину наивен.