50 дней из жизни Кислого или ведьмы тоже ошибаются

Глава 59. Менестрель

Сразу убедить хозяйку кабака Сергею не удалось. Норра согласна была кормить Кислицина за его выступления перед посетителями, но платить ещё и деньги отказывалась категорически. В доводы Сергея, что его выступления привлекут посетителей и тем самым увеличат прибыль, тупая хозяйка упорно не верила. Наконец Кислицин решил дать вечером один концерт бесплатно. Продемонстрировать, так сказать, товар лицом. А уже потом вернуться к разговору об оплате. На это Норра охотно согласилась и даже предоставила Сергею перо, бумагу и чернила для подготовки репертуара. А чтобы никто не мешал ему творить, хозяйка позволила Кислицину уединиться в своих апартаментах. До вечера.

Весь день Сергей выбирал подходящие песни и переводил их на английский язык. Он так увлёкся, что даже забыл про обед. В целом у него всё получалось неплохо. Иногда приходилось менять слова местами, чтобы выдержать рифму, но на передачу смысла песни это не влияло. К вечеру у Кислицина уже накопился приличный репертуар, с которым можно было даже гастролировать по городам. В мирное время конечно. Запомнить такое количество текста сразу Кислицин не мог. Но песен пять всё же выучил наизусть. Он решил, что для первого выступления, этого вполне достаточно. Наконец работы в порту завершились и заведение Норры стало наполняться посетителями. Сергей уже собрался начать концерт, но хозяйка посоветовала ему не спешить. Надо было сперва дать народу поесть, поговорить и хорошенько выпить. В общем, дойти до нужно кондиции. Бланка исполняла свою балладу довольно давно и Норра отлично знала тот момент, когда посетители возжаждут развлечений. Каждый кому доводилось выступать на сцене знает, как такие задержки нервирую настоящего артиста. Сергей почувствовал, что его начинает потряхивать от волнения. Видимо хозяйка это заметила. Она лично принесла Кислицину в комнату стакан рому и своё знаменитое рагу. После такого ужина Сергей заметно повеселел и продолжил репетировать. Лютню Бланки он окончательно перенастроил под шестиструнную гитару. Так что девчонка сегодня ему была не конкурент.

Прошло около часа, прежде чем вновь появилась Норра и объявила, что зритель наконец готов к восприятию прекрасного. Приняв ещё один стаканчик, как он сам выразился — для куража, Кислицин взял лютню и спустился в обеденный зал. Бумажки с записями песен он тоже прихватил с собой. На всякий случай. Не все посетители были на его вчерашнем дебюте, но многие из них присутствовали. Поэтому, подогретая ромом публика, встретила Сергея довольно тепло. Опять раздались возгласы с просьбой спеть про маму.

Довольный таким приёмом, Кислицин ломаться не стал и лихо сбацал уже знакомый шлягер о том, как опасно не слушаться родную мать. Затем, не давая публике остыть, он исполнил «На дерибасовской открылася пивная» в собственном переводе. Только вместо «на дерибасовской» он спел «прекрасным вечером», а имена «Маруся, Роза, Рая» заменил на «Мария, Лола, Фрэйя». Ну и всё остальное в таком же духе. Вторая песня прокатила с не меньшим успехом. Кое кто даже пустился в пляс. И тогда Сергей решил попробовать что-нибудь задушевное. Его английский перевод конечно не шёл ни в какое сравнение со стихами Есенина, но, когда Кислицин со скорбным лицом исполнил «Ты жива ещё моя старушка?», в зале воцарилась гробовая тишина. А потом непритязательная кабацкая публика, разразилась шквалом аплодисментов. Кто-то из зрителей даже поднёс Сергею стаканчик — промочить горло. Театральным жестом возблагодарив публику, Кислицин осушил стакан. И тут он заметил вверху на лестнице Норру. Хозяйка стояла и вытирала платком мокрые от слёз глаза.

Так Сергей исполнил ещё три песенки, периодически принимая на грудь подношение благодарных зрителей, пока не перестал попадать пальцами по струнам. Первый концерт Кислицина закончился тем, что его отнесли на верх и уложили на лавку. Прямо на кухне. Некоторое время он ещё порывался выйти «на бис», пока окончательно не отрубился.

А утром Сергей опять проснулся с больной башкой. Как он оказался спящим на лавке, Кислицин не помнил. С трудом усевшись на своём жёстком ложе, Сергей окинул сонным взглядом кухню. Нора вовсю копошилась у плиты. А рядом, на разделочном столе, Кислицина уже поджидало его «лекарство». Спорить и торговаться с хозяйкой сейчас у Сергея абсолютно не было настроения.

— Ну, так мы договоримся или мне идти в другой кабак? — спросил он, закрыв глаза и прислонившись головой к стене.

Норра оторвалась от стряпни и оценивающе посмотрела на Кислицина. Немного подумав, хозяйка достала из кармана фартука шиллинг и положила на стол, рядом с его «лекарством». Затем она отвернулась и продолжила заниматься своими делами. А Сергей, подлечившись ромом и бульоном, отправился в город, чтобы немного развеяться. В кармане штанов Кислого лежал честно заработанный шиллинг и это заметно повышало его самооценку.

Первым делом Сергей решил отправится на местный рынок, чтобы купить какую-нибудь обувку. Ходить босяком ему ужасно надоело. Да и приодеться не помешало бы тоже. Кислицин уже прикидывал, как неплохо сможет заработать, если будет получать по шиллингу за вечер. И это ведь не считая кормёжки. В общем, жизнь налаживалась. Найти местный рынок оказалось несложно. К нему вела довольно-таки широкая улица, по которой могли свободно разъехаться две телеги. Сам главный рынок Гауэра занимал весьма большую площадь. Торговали здесь не только штучно, но и оптом. Множество иноземных купцов сбывали тут свой товар и приобретали новый. Поэтому, гвалт стоял ещё тот. И на нескольких языках сразу. Продавцы активно зазывали покупателей. В общем-то самого Сергея никто не зазывал. На него вообще косились с опаской. Ещё сопрёт чего голодранец. Но Кислого не особо волновали чьи-то взгляды. Главное, что никто его не трогал. Хотя стражи на рынке хватало. Попрошайки тоже присутствовали. Видимо территория Корявого распространялась и на рынок. Так как нищих стража здесь не особо гоняла. Только если они путались под ногами у приличных людей.

Одежды и обуви на рынке продавалось много, но она оказалась слишком дорогой для Сергея. Местная обувь и одежда были исключительно кустарного производства, а мануфактуру привозили из других стран. Наконец, он нашёл-таки подходящие по размеру сандалии из свиной кожи, которые продавец согласился уступить ему за пять пенсов. На оставшиеся семь пенсов, Кислицин сумел приобрести грубо сшитую, меховую безрукавку, которую можно было надевать, как мехом вовнутрь, так и наоборот. В общем, вещь довольно-таки удобная и нужная в холодной Британии. Довольный, в принципе, покупками Сергей уже собрался уходить, как вдруг его внимание привлёк пожилой монах. Вернее, то, чем тот занимался. Устроившись под деревянным навесом, монах предлагал прохожим купить какие-то небольшие свитки, которые лежали перед ним на раскладном столике. Точно такие же свитки продавали люди брата Эвана в Ридлафаре. И Кислого это очень заинтересовало.

— Чем торгуешь, отец? — подойдя к монаху, спросил он как можно дружелюбнее.

— Отпущением грехов, сын мой — слегка удивившись вопросу Сергея, ответил тот — Скажи мне в чём ты нагрешил, и я подберу тебе нужную индульгенцию.

— И что? Я сразу стану невиновным? — теперь искренне удивился Кислицин — Даже если кого-то укокошил?

— Конечно же, сын мой! — заулыбался монах — Невиннее птичек небесных.

— И сколько обойдётся, например, убийство дворянина? — поинтересовался Кислый, которому местные порядки начинали нравится всё больше и больше.

Монах быстро заглянул в какую-то толстую тетрадь и ответил всё с той же невозмутимой улыбкой:

— Двести шестьдесят два шиллинга.

Сергей аж присвистнул от неожиданности. Нет. Сумма конечно была приличной, но вполне реальной. В лучшие времена он имел и поболее.

— Так и что? Меня после этого ни один судья не осудит? — всё ещё сомневаясь, уточнил Кислый.

— Сын мой, тебя всё равно повесят — с доброй улыбкой наставника, пояснил Сергею монах — Но ты сможешь предстать перед Господом чистым и непорочным. Как ангелочек! Вот смотри сам.

Он развернул один из свитков и показал его Кислицину. На небольшом квадратном клочке бумаге красивым готическим шрифтом был начертан текст на непонятном языке. Скорее всего на латыни. А под ним, внизу, красовался чернильный отпечаток большого пальца.

— Видишь? — показывая на отпечаток, загадочным голосом произнёс торговец индульгенциями — Это засвидетельствовал сам Римский Папа.

Наконец, Сергей всё понял и захохотав отошёл от прилавка. Он уже собирался вернуться в кабак, чтобы пообедать и готовиться к вечернему выступлению, но решил немного задержаться и понаблюдать — клюнет ли кто-нибудь на эту бумажную туфту, которую пытался втюхать ему хитрый монах. К большому удивлению Кислицина, такие всё же нашлись. За полчаса, индульгенцию приобрели целых три человека — двое мужчин и одна женщина. Причём каждый отстегнул монаху не менее двадцати шиллингов.

После увиденного, выступление в кабаке не казались Сергею таким уж выгодным делом. Вернувшись в Нору и отобедав, Кислицин приступил к репетиции, но из головы никак не шел проклятый монах с его бумажками. Ведь тот за каких-то полчаса урвал больше, чем Сергей сможет заработать за три месяца выступлений. А ведь нужно-то для этого совсем немного — монашеская ряса, бумага и чернила. Бумагу с чернилами можно попросить у Норры. Осталось раздобыть монашеский прикид и дело в шляпе. Денежки потекут рекой! Вот только где достать рясу Кислицин пока не знал. От этих мыслей Сергей так разволновался, что не мог никак сосредоточится на заучивании новых песенок. Только приняв на грудь стаканчик, Кислый наконец смог привести свой дух в творческое состояние.

Этим вечером выступление Сергея было гораздо длиннее. Он исполнил целых десять песен. Причем некоторые не один раз. А в самом конце, уже изрядно поднабравшись, Кислицин рассказал публике анекдот. К счастью не политический. В Гауэре многие ещё не определились на чьей они стороне — короля Эдуарда или принца Эллиота. Поэтому, неизвестно чем бы закончилась подобная выходка. Но Сергей рассказал абсолютно безобидный анекдот, как один джентльмен решил жениться на еврейке и по требованию её отца отправился к доктору делать обрезание. Но пребывая в душевном, волнении он перепутал и вместо обрезания заказал себе кастрацию.

Ржал весь кабак. И не только над анекдотом, а ещё над тем, как пьяный Кислицин пытается вскарабкаться вверх по лестнице.