50 дней из жизни Кислого или ведьмы тоже ошибаются

Глава 69. Монах-грешник

В эту ночь Сергей долго не мог уснуть. И дело даже не в громогласном храпе пьяного Харона. Кислицина одолевали разные сомнения по поводу Джулии. Больше всего Сергей опасался, что покойный граф успел-таки отправить его невесту обратно в Лестер. Это был самый худший вариант. Ведь тогда ему придётся добираться до Джулии, чуть ли не через пол страны.

А что он скажет лысому? Как объяснит отсутствие заказчика в Кардиффе? И как Харон отреагирует на подобную новость? В общем, Кислицин заснул только перед самым рассветом. Но долго спать Сергею не пришлось.

Его разбудил лысый, которому не терпелось получить свои заслуженные сто золотых. Объяснив Харону, что сегодня вся знать соберётся в главном храме проститься с убиенным графом и заказчик скорее всего будет именно там, Кислицин хотел продолжить сон. Однако, лысый не унимался.

— Надо идти прямо сейчас. Пока нет оцепления — настаивал на своём Харон — Может удастся проникнуть в храм.

Наконец лысому это надоело. Он просто ухватил Кислицина за грудки и, рванув, поставил на ноги. Прежде чем идти прощаться с графом Лестер, Харон и Сергей заглянули на кухню, где лысый хорошенько опохмелился. Кислицин тоже выпил вина, чтобы как-то унять волнение перед встречей с любимой невестой. Подняв таким образом боевой дух, они покинули гостиницу и решительно зашагали в направлении главного городского костёла.

Но попасть в храм им так и не удалось. Несмотря на раннее утро вся улица, ведущая к костёлу, уже была оцеплена солдатами. Шеренги из воинов в синих сюрко тянулись до самого крыльца костёла, не пропуская туда никого. Кроме оцепления хватало и городской стражи, следившей за порядком вдоль всего пути следования торжественной процессии. Народу тоже скопилось достаточно много. Некоторые даже вскарабкались на деревья. В основном конечно дети. Но были среди таких и взрослые. Сергей с лысым на деревья не полезли. Интенсивно работая локтями, они стали пробираться сквозь толпу. Кислого в его монашеском одеянии жители безропотно пропускали вперёд, а вот Харону, который успел переодеться в штатское, приходилось проталкиваться с большим трудом. Поэтому, до оцепления Сергей добрался раньше, чем лысый. Попытки договориться с воинами, чтобы те его пропустили в костёл, результатов не дали. На доводы, что он монах, солдаты тупо твердили одно и то же — «Не велено пропускать никого».

— Что, монашек, опоздал на церемонию? — услышал Кислицин сзади голоса Харона — К шлюхам, наверное, бегал?

— Какие глупости — наиграно возмутился Сергей — Просто я ходил по делам, а теперь мне необходимо быть в храме.

— Знаем мы эти дела! — засмеялся лысый и подмигнул, не пускавшим Сергея, воинам — Да, ты не смущайся, монашек. Дело молодое! Вот только влетит тебе теперь от настоятеля! Даже не сомневайся.

Внезапный спор монаха с каким-то лысым мужиком привлёк внимание окружающих зевак, которым наскучило длительное ожидание. А тут вдруг такое бесплатное развлечение.

— Да, вы только гляньте, он же пьяный — продолжал развлекать толпу Харон — Ох и попадёт тебе сегодня, малыш! Монастырская тюрьма, это самое малое, что тебя ожидает.

Тут же, со всех сторон, раздались возгласы. Каждый высказывал своё мнение, какого наказания заслуживает согрешивший монах. Кто-то соглашался с лысым, а кто-то считал такое наказание слишком суровым. Солдаты, которые устали торчать в оцеплении, тоже присоединились к спору. В конце концов, так время службы пролетает быстрее. Но явных оскорблений в адрес Сергея никто не высказывал. Шутки были довольно безобидными. Монах всё-таки.

Вдруг, где-то в конце улицы послышались песнопения и обсуждение грехов Кислицина тут же прекратилось. Всем сразу стало не до этого. Народ подался вперёд, стараясь разглядеть приближающуюся процессию и солдатам пришлось сдерживать толпу силой. Вскоре показалась колонна монахов, облачённых в точно такие же чёрные рясы, какая была на Сергее. Первым шёл священник с большим деревянным крестом в руках. Следом за ним шестеро монахов несли на плечах большой украшенный позолотой гроб, который сверху укрывало красно-белое знамя Лестера. За гробом двигалась колонна монахов, распевая на латыни какой-то заунывный псалом.

— Видишь, бабник, братья твои всю ночь усердно молились в монастыре за душу графа Лестер, пока ты удовлетворял свою похоть — громко воскликнул Харон, указывая на проходившую мимо процессию.

Сергей не ответил. Он никак не мог сообразить, чего лысый добивается. Понятно стало чуть позже. Когда колона монахов, проследовав мимо, направилась к дверям костёла, Харон просто вытолкнул Кислицина за оцепление на дорогу.

— Да, беги уже, бездельник. Догоняй своих — услышал он сзади голос лысого.

И Сергей помчался за траурной процессией, подхватив подол рясы. То ли воины решили не нарушать оцепление, то ли не увидели в бегущем монахе ничего опасного, но за Кислициным никто не погнался. Правда эта сценка вызвала в толпе неподобающий случаю хохот, что немного смутило поющих братьев. Но Сергей уже пристроился к ним сзади и, смиренно сложив руки, подвывал в унисон.

У дверей храма процессию встречали три священника, одним из которых был тот самый настоятель, что присутствовал на обеде у шерифа. Узнать Кислицина в толпе монахов он конечно не мог. Но Сергей всё же опустил вниз, укрытую капюшоном, голову. Так сказать, на всякий случай. Тем временем, двое священников отворили настежь двери костёла, а настоятель, благословив процессию, жестом предложил следовать за ним. Когда гроб с телом убиенного графа внесли в костёл, песнопение прекратилось. Монахи по очереди стали заходить в двери храма, перестраиваясь в одну длинную шеренгу. Самым последним был Сергей. Пройдя через гостеприимно распахнутые двери, Кислицин очутился в довольно большом квадратном тамбуре, в центре которого красовалась огромная гранитная чаша, доверху наполненная водой. Каждый из монахов, проходя мимо чаши, макал в воду правую клешню и осенял себя крестным знамением. И только потом уже проходил в основное помещение костёла. Сергей в точности повторил данный ритуал и проследовал за остальными братьями в центральный неф храма. Ряды деревянных стульев и, похожий на театральную сцену, трансепт напомнили Кислицину колхозный клуб, где его отцу вручали грамоту на звание почётного комбайнёра. Лишь, расположенный за трансептом алтарь с большим позолоченным распятием говорил о том, что это всё-таки храм. Ни икон тебе, ни росписей на стенах и потолке. Только множество цветов в больших красивых вазах являлись основным убранством главного костёла Кардиффа.

Тем временем, монахи внесли гроб с телом графа на трансепт и установили на специальных подставках. Затем они поправили, закрывавшее гроб, знамя Лестера так, чтобы оно касалось пола. И наконец поставили рядом с гробом трибуну. Видимо для прощальных речей.

Певчие монахи, по очереди, поднимались на трансепт и строились в три шеренги. Руководил построением всё тот же монах с деревянным крестом, который видимо являлся аббатом местной обители. Сергей взошёл на сцену последним и поэтому оказался в первом ряду с краю. В данном хоре Кислицин был явно лишним. Но так как все братья имели разную комплекцию и рост, присутствие ещё одного человека не сильно бросалось в глаза. Ведь это монахи, а не солдаты и равнению в строю не обучались. В общем, внедрение Сергея прошло успешно. Оставалось лишь дождаться прибытия знатных гостей.

Высокопоставленные особы появились ровно в двенадцать часов. Как бы подтверждая пословицу про «точность — вежливость королей». Графиню Лестер Кислицин узнал сразу, несмотря на чёрную вуаль, наполовину прикрывавшее её лицо. К удивлению Сергея, Джулия и принц вошли в храм вместе, держа за руку друг друга словно первоклассники. Хоть графиня была немного постарше Эллиота и выше ростом, но выглядели они ровесниками. Следом шествовали королева Флоренс со своей обычной кислой миной и пожилой священник в богатой мантии. Видимо сам епископ. А затем и вся остальная свита, многих из которых Кислый знал не только в лицо, но и по именам. Впрочем, было немало и новых лиц, которые прибыли ко двору мерсийского принца уже после бегства Сергея. Среди присутствующих Кислицин заметил и графиню Элеонору. Жена дядюшки Мэйсона всё ещё пребывала в свите Его Высочества, но после измены дочери находилась явно не на первых ролях. Кислицин едва разглядел её в четвёртом ряду, когда гости наконец расселись по своим местам. Самые знатные естественно устроились в первом ряду. В основном, это были графы, присягнувшие на верность мерсийскому принцу. Сам же Эллиот занял место в центре — первое слева от прохода. Рядом, со скорбным лицом, восседала Джулия. Такое внимание Его Высочества к графине Лестер объяснялось лишь стремлением поддержать бедняжку в трудную минуту. И это ему явно удавалось. Не отпуская руку Джулии, принц то и дело что-то шептал ей на ухо, а графиня с трудом сдерживала улыбку, прижав к губам шёлковый платок траурного цвета. Слева от Джулии сидел молодой дворянин, в котором Сергей сразу признал сына покойного графа. Слишком сильно тот был похож на беднягу Стэнли. В отличии от сводной сестры, Бобби действительно переживал смерть отца. Было заметно, что неуместное шушуканье Эллиота с графиней раздражают парня не менее, чем самого Кислицина. Да уж! Для человека, от которого только что сбежала невеста, принц выглядел через чур жизнерадостным. Королева Флоренс и принцесса Эвелин так же восседали на передних местах. Только справа от прохода. Остальных вельмож Сергей не знал. Из всех мерсийских графов Кислицину был хорошо известен лишь Глостер. Но дядюшка Мэйсон находился в, осаждённом врагом, городе и по этой причине не мог присутствовать на прощальной панихиде. Когда знатные гости наконец уселись, монахи затянули очередной псалом. Кто участвовал в самодеятельности знают, что петь в хоре совсем необязательно. Достаточно просто открывать и закрывать рот, пока поют другие. Так Сергей и делал, пытаясь придумать способ, сообщить о своём присутствии только одной Джулии. Ведь нельзя просто подойти и сказать — «Здравствуй, любимая, я вернулся!» На этом свидание и окончится. Чтобы простому монаху приблизится к графине Лестер, нужна весьма уважительная причина. Оставалось лишь дожидаться удобного момента и надеяться на лучшее.