Потоки судьбы

Все мои помощники пытались помочь мне советом, но это только сильнее вгоняло меня в депрессию. Я чувствовал себя разбитым, несчастным и сломленным.

Однажды, возвращаясь с очередного приема у Шаифа, я решил прогуляться по внутренним дворам и встретил лейтенанта Хатла, того самого, который командовал отрядом спускающимся по восточной лестнице и участвующий в контратаке. В ту ночь он потерял много бойцов и сам был серьезно ранен, а сейчас проходил реабилитацию, поэтому временно отошел от службы. Он одиноко сидел на лавочке во внутреннем дворике под сенью деревьев. Я поздоровался, присел рядом с ним и закурил (впервые за месяц).

— Как у тебя дела? — спросил я Хатла.

— Иду на поправку, господин. Шаиф говорит, что через пару месяцев я смогу вернуться в строй.

— Это хорошие новости. Я рад за тебя.

Некоторое время сидели молча. Докурив, я уже было думал уходить, как Хатл заговорил:

— Я слышал, что у вас проблемы морального характера, господин. Это правда?

— Есть немного, — сказал я, поколебавшись. — До той ночи я никогда не убивал.

— Понятно. У многих бывает подобная проблема, господин. Некоторым становится лучше со временем, другие ходят к магам или врачам, а есть те, кто очень долго не может смириться.

— А как было у тебя, Хатл? — спросил я, внимательно наблюдая за ним.

— У меня? Почти так же как у вас, — хохотнул Хатл и откинулся на спинку скамейки. — Я пошел в армию потому что не хотел становится кожевником как отец, и вообще не хотел быть обычным лабром. Я впервые убил во время патруля, когда наш отряд наткнулся на браконьеров, охотившихся на брутомирских лисиц. Мы хотели их арестовать, но браконьеры не захотели по-хорошему, и открыли стрельбу из арбалетов. Двое наших погибло сразу, а остальные бросились в ближний бой. Я дрался с одним парнем, молодым совсем, и видел в его глазах ярость и сильнейшее желание пустить мне кровь. Он не желал сдаваться и готов был убить, а я всего лишь хотел выполнить свою работу и вернуться домой к семье. Когда браконьер открылся, я проткнул его мечом, после чего сразу бросился помогать остальным. Когда все было кончено, тот парень был уже мертв. Истек кровью. Его глаза еще долго мне снились.

— И как ты с этим справился? — тихо спросил я.

— Просто понял, что сделал все правильно. Может браконьер и не заслуживал смерти, но если он хочет убить тебя, то попросту не оставляет тебе выбора. Либо ты, либо он, — Хатл сплюнул на землю и горько усмехнулся. — В тот день, я так и не смог уснуть и все думал о том, что возможно, лишил кого-то кормильца. Даже если у него не было жены и детей, то он ведь был чьим-то сыном. На следующий день браконьеров опознали, и выяснилось, что за душой того парня было двое зарезанных женщин и он объявлен в розыск в Лепенгале. Вот тогда-то я и понял, что все сделал правильно.

— А если бы он был простым браконьером а не убийцей, то что тогда?

— Не знаю, господин. Правда. Я убил множество людей и некоторые из них точно не заслуживали смерти. Например, во время подавления беспорядков в шахтерском поселке, мне пришлось убить двоих напавших на меня работяг, хотя они были обычными крестьянами, но обезумели от ненависти к своим работодателям. Снились ли мне эти крестьяне? Снились. Но я просто выполнил свою работу. Если бы не их смерть, то был бы мертв я, и только духи знают сколько жизней я бы не спас, будь я сейчас мертв.

Еще некоторое время мы сидели молча, но потом Хатл извинился и отправился на обед, а я продолжил размышлять сидя на скамейке. Тогда его философия показалась мне слишком простой и прагматичной, но сейчас, сидя у себя в комнате и медитируя, я уже так не считал. Если бы я тогда не убил этих двух налетчиков, то бой продолжился бы, и возможно, я бы погиб, а значит не подал бы идею о статуях, и связующий камень был бы уничтожен. В каком-то смысле, смерть этих двоих послужила благому делу. Может быть сказано слишком самонадеянно, но лучше думать так, чем мучиться от непонятной моральной дилеммы — даже если бы я никого не спас, то убитые мной явно были небезгрешны и не задумываясь вырезали бы весь алькасар, будь у них такая возможность. А значит, я все сделал правильно. Выполнил свою работу. Защитил свой алькасар. Наверняка меня еще долго будут мучить кошмары, но теперь, я хотя бы мог утешать себя тем, что поступил так, как должен был поступить.

Оставалась еще одна загадка, которая не давала мне покоя, но почему-то не воспринималась серьезно другими анкульцами — устроенный мной ментальный взрыв. Я был достаточно упрям и самоуверен, чтобы совершить подобный поступок, но вот сделать это именно в ту ночь, когда террористы хотели уничтожить Даглугаль? Сабитер прав — если бы не мой взрыв, то вряд ли бы алькасар уцелел. Но как называть тот факт, что я устроил его именно в этот день? Совпадение? Случайность? Судьба? А может быть, предчувствие? Я помнил, что проснулся от кошмара… Неужели это был какой-то знак подсознания? А может быть, у меня есть способность предчувствовать неприятности? Чем дольше я об этом размышлял, тем больше приходил к выводу, что рассуждать бессмысленно. Как говорится, на все воля духов.