Верните мое тело!

Знахарка выглядела как памятник самой себе, мерцая в колеблющемся огоньке горящего в чашке масла. Неподвижная и даже не моргающая глазами — казалось, она может так просидеть вечность.

А Ника никак не могла найти себе места. Наверное, это был самый длинный день в её жизни.

— Гунилла, давай поговорим, — попросила Ника. — А то я с ума сойду от этого наблюдения.

— Давай, — согласилась знахарка. — Как тебе понравилась репа? Как по мне, так немного недозревшая, рановато выдернули. Еще неделю посидела бы, не помешало.

— О господи… Что ты такое говоришь?! Нам смерть светит, а ты о репе!

— О смерти нет смысла разговаривать, — помотала головой знахарка. — когда ты есть — ее нет, когда она есть — тебя нет. Ты с ней толком не встречаешься. А репа могла бы быть и более зрелой.

— Это дурдом какой-то, — прокомментировала Ника. — Тебе не о чем со мной поговорить, кроме этой дурацкой репы? Я же к вам из другого мира пришла, неужели это тебя не интересует? Спроси, как мы там живём, что делаем? Наконец, спроси есть ли у нас репа, если других вопросов нет!

— Ну, есть у вас там репа? — поинтересовалась Гунилла.

— Представь себе, есть, — едко ответила Ника. — И не только.

— Понятно, — кивнула знахарка, отворачиваясь к виконту.

— Вот про тебя точно можно сказать, что ты человек не любопытный, Гунилла.

— Меня сейчас больше вот он, — кивнула знахарка на больного, — интересует. Тут важно не упустить момент, когда душа обратно в тело полностью впрыгнет. Не упустить.

— Думаешь получится?

— Одно из двух — либо получится, либо не получится.

— Спасибо, — вздохнула Ника отворачиваясь. — С тобой поговоришь, сразу легче становится.

Среди ночи виконт начал непрерывно икать, что очень возбудило знахарку и немедленно проснувшегося церковника, уже вернувшемуся к этому времени. Потом больного вырвало на тряпку, загодя Гуниллой подложенную.

— Хорошо, — кивнула она. — Ёж гуляет.

Ника опять содрогнулась, представляя себе, чего там и как гуляет.

Когда виконта вырвало второй раз, глаза его судорожно открылись и в этот момент знахарка, подскочив к нему, сцепленными вместе руками, нанесла ему удар в грудь, и заорала.

— Останься!

Виконт выпучил на неё непонимающие глаза и что-то слабо промычал. Он попытался поднять от подушки голову, но обессиленно свалился обратно и закрыл глаза.

Ника подняла взгляд на Гуниллу и вздрогнула, встретив на её лице радостную, торжествующую улыбку.

— Меня ещё моя бабка учила ежа водить. Как раньше делали. Всё люди умели, не то что сейчас! — и она с превосходством посмотрела на монаха.

— Посмотрим, посмотрим… — с сомнением повторил тот, теребя пальцами.

— А ты говоришь репа, — с укоризной сказала она Нике.

— Сообщите маркграфу, что виконт приходит в себя и, конечно, мадам Мелиссе, — рванулась Ника к церковнику.

— Мадам Мелисса и её свита, в ответ на неподобающее обращение, — ответил тот, — покинули замок.