Рота стрелка Шарпа

Глава тринадцатая

Капитану Раймеру, часто с решимостью и трепетом предвкушавшему, как впервые поведет роту в бой, не повезло. Ему виделись широкий склон, ослепительное небо, реющие знамена; вот он, размахивая обнаженной саблей, увлекает солдат в гущу сражения. Может быть, его ранят – не так чтобы отняли руку или ногу, нет, но достаточно серьезно, чтобы предстать на родине героем; он заранее воображал, как скромно рассказывает о своих подвигах восхищенным дамам, а не нюхавшие пороха мужчины только молча слушают и завидуют.

Вместо этого он оказался в грязной траншее, мокрый до нитки, с ротой, вооруженной одними лопатами, и на него бежала тысяча французов. Капитан обмер. Рота смотрела на него и мимо него на Шарпа. Стрелок секунду колебался, потом, видя нерешительность Раймера, махнул рукой:

– Назад!

Отбиваться было бессмысленно, следовало дождаться, когда вооруженные роты выстроятся для правильной контратаки. Солдаты выбирались из траншеи, отбегали по мокрой траве и останавливались посмотреть, как неприятель прыгает в брошенную выемку. Французы не обращали внимания на британцев: их интересовали только две вещи. Они хотели разрушить параллель и, что важнее, захватить как можно больше лопат и кирок. За каждый такой прозаический трофей было обещано по талеру.

Шарп пошел к вершине холма, параллельно траншее, из которой французы кидали захваченный инвентарь товарищам через бруствер. Другие британские солдаты, как кролики, выпрыгивали из траншеи и бежали в безопасное место. Никто не пострадал. Ни один француз не пытался выстрелить из ружья или вонзить штык. Все напоминало фарс.

Творилась полная неразбериха. Британцы, по большей части безоружные, бежали толпой, а неприятель в нескольких ярдах от них методично прочесывал параллель. Кое-кто из французов пытался обрушить бруствер, но земля совсем раскисла от дождя, люди только увязали в грязи. Британцы радовались передышке в утомительной работе и улюлюкали, видя тщетные усилия врага. Один или два француза навели на них ружья, но до британцев было пятьдесят ярдов, к тому же шел дождь, и французы поленились расчехлять замки.

– Черт знает что за содом, сэр. – Сержант Харпер догнал Шарпа, зашагал рядом.

В руке он держал лопату и весело улыбался.

Мимо пробежал Хейксвилл в заляпанном грязью мундире, злобно сверкнул глазами и потрусил дальше за холм. Шарп подумал было, куда направляется сержант, и тут же забыл о нем, потому что приблизился капитан Раймер.

– Мы не должны что-нибудь сделать?

Шарп пожал плечами:

– Проверьте, все ли здесь.

Больше ничего нельзя было предпринять, пока те, кому приказано с оружием в руках охранять параллель, не соберутся для атаки на деловито суетящихся французов.

К траншее бежал офицер в синем мундире и треуголке с золотым галуном. Он кричал:

– Лопаты! Лопаты не бросайте!

Потребовались десятки воловьих упряжек, чтобы привезти бесценный шанцевый инструмент из Лиссабона, а теперь его так запросто отдали французам. Шарп узнал полковника Флетчера, начальника инженерной службы.

Несколько солдат решились подобрать брошенные лопаты. Передовые французы сорвали с замков ветошь, прицелились, выстрелили. Как ни странно, в трех ружьях порох оказался сухим, они окутались дымом, и полковник Флетчер рухнул ничком, схватившись за бедро. Инженера унесли, французы разразились торжествующими криками.

Мимо Шарпа пробежала гренадерская рота Южного Эссекского с ружьями в руках, ее вел капитан Лерой. Изо рта у него торчала неизменная сигара, незажженная и мокрая; американец на бегу поднял бровь: «Вот ведь какая каша заварилась!» Впереди бежала другая рота, и Лерой пристраивался к ней.

Он оглянулся на Шарпа:

– Хотите с нами?

Французы захватили половину параллели, триста ярдов, и продвигались дальше. Две роты британских пехотинцев, проигрывающие им численно в десять раз, расчехлили и примкнули штыки. Лерой взглянул на своих солдат:

– Не трудитесь нажимать на спуск. Просто колите.

Он вытащил шпагу, со свистом рассек дождевые струи. Запыхавшаяся третья рота на бегу пристраивалась к жидкой людской цепочке.

Другие роты выстраивались на позициях, но главная опасность для неприятеля исходила от тех трех, что приближались с фланга. Французы выстроились вдоль траншеи, расчехлили замки. Шарп сомневался, что выстрелит хотя бы одно ружье из десяти. Он тоже вытащил клинок и с радостью впервые после недель скуки ощутил в руке тяжесть холодного оружия. Британцы побежали к траншее, стремясь достигнуть ее раньше, чем французы откроют огонь.

Французский офицер взмахнул шпагой. «Tirez!»[6] Шарп видел, как дернулись лица солдат, однако дождь работал на британцев. Прогремело несколько выстрелов, но в большинстве замков искра попала на превратившийся в густую замазку порох, и французы, ругаясь, приготовились орудовать штыками.

Британцы закричали «ура!». Отчаяние, накопившееся за дни и ночи мучительного рытья под дождем, выплеснулось на врага; солдаты с одними лопатами или даже вовсе безоружные собирались позади вооруженных рот и задирали французов обидными выкриками.

Шарп взмахнул палашом, поскользнулся и не то упал, не то спрыгнул в траншею. Отбил направленный на него штык, пинком сбил француза с ног. Другие французы лезли из траншеи, товарищи сверху подавали им руки. Убегающих настигали британские штыки. Убитые в синих мундирах валились в грязь.

– Справа! – крикнул кто-то.

По траншее на выручку к своим пробирался еще отряд, но ему самому пришлось обороняться. Солдаты из разных рот, в основном с лопатами, наседали на французов, и Шарп увидел, как Харпер спрыгнул в траншею, оттолкнул движущийся на него штык и всадил заступ в солнечное сплетение противнику. Он выкрикивал гэльские ругательства и могучими ударами наотмашь расчищал траншею; французам было не устоять.

Но враг все еще владел бруствером. Британцев в траншее били прикладами, кололи штыками; время от времени кому-нибудь из французов удавалось выстрелить. Шарп понимал: врагов надо оттеснить. Он рубанул ближайшего француза по ногам, ухватился за бортик, и тут же его спихнули обратно башмаком.

Французы уже очухались, они стягивали силы воедино; для британцев запахло жареным. Слышалась отрывочная стрельба – враг расчехлил замки. Красномундирники падали в ручеек, бегущий по дну параллели.

Шарп снова рубанул противника по ногам, увернулся от штыка и счел за лучшее отступить. Когда он бежал по хлюпающей скользкой глине, его остановила мощная рука. Сержант Харпер ухмыльнулся:

– Получше, чем копать, сэр.

Он держал в руке вражеский мушкет, погнутый штык был в крови.

Шарп обернулся. Средняя часть параллели оставалась у французов, но британцы атаковали с холма. Только на севере, где замерли в окровавленной траншее Харпер и Шарп, французов еще не теснили. Те не собирались задерживаться. Офицеры уже отослали назад половину рот с трофейными лопатами. Увидев это, Шарп вскарабкался на французскую сторону траншеи. Часть его прежней роты была с Харпером – кто вооружился отнятым мушкетом, кто просто лопатой. Шарп ухмыльнулся, радуясь, что его люди снова с ним:

– За мной, ребята! Наверх!

Эти французы держали оборону лицом к северу, и офицер встревоженно поглядывал, как на него движется нестройный ряд солдат в заляпанных грязью мундирах. Он не ждал атаки. Британцы были малочисленны и плохо вооружены, но внезапно сверкнул палаш, и они ринулись с лопатами на штыки. Двое верзил принялись кромсать его людей.

Никто не любит рукопашной, тем не менее Шарп и Харпер устремились вперед, рота – за ними. Британцы скалились, рубили лопатами, Харпер орудовал трофейным ружьем, как дубиной. Французы попятились, оступаясь на скользкой глине; дождь слепил им глаза, а безумцы все напирали. Шарп разил палашом, метя в лицо или горло. Французский сержант кинулся на него со штыком. Шарп отбил штык, сержант поскользнулся и упал; занесенный палаш падал ему на голову, как топор. Шарп попытался остановить удар, ведь сержант был беззащитен; палаш ушел в сторону и вонзился в мокрую землю бруствера.

Французы побежали к своему основному отряду, а британцы остались с десятком пленных. Французский сержант – его единственная нашивка была в крови – посмотрел на убитых товарищей, потом на палаш, едва не лишивший его жизни. Он видел, как высокий офицер отвел смертоносный удар. Сержант кивнул:

– Мерси, месье.

Харпер взглянул на пленных:

– Что с ними делать, сэр?

– Отпустить.

Брать пленных было не с руки. Британцы отняли у них оружие, обыскали на предмет вина или коньяка.

Впереди по-прежнему кипело сражение. Главный отряд французов пробился на позицию первой батареи; им оставалось пробежать по ней каких-то пятьдесят ярдов, но эти ярды обороняли британцы. Кучки солдат, частью вооруженные, частью просто с досками в руках, ринулись на французов, и в грязи завязался ожесточенный бой. Верховые офицеры скакали вдоль бруствера, пытаясь упорядочить сражение, но британским солдатам порядок был ни к чему. Они хотели отвлечься от скучной работы и нескончаемого ливня, подраться всласть. Больше всего это походило на уличную потасовку. Дыма не было, потому что ружья не желали стрелять; слышались звон металла о металл, стук дерева о металл, крики раненых и всхлипы умирающих. С того места, где Шарп и половина его роты пили коньяк вкруговую с пленными, казалось, будто борются сотни неповоротливых болотных чудищ.

Шарп указал французскому сержанту на город:

– Дуйте отсюда.

Француз ухмыльнулся, дружески козырнул и повел свой маленький отряд прочь. В двадцати ярдах от траншеи они остановились и подобрали шесть лопат. Харпер заорал:

– Несите назад!

Французский сержант показал ему кукиш и побежал к Бадахосу.

– Пусть их. – Шарп повернулся туда, где продолжался бой.

Стрелки рысцой двинулись вдоль бруствера; дождь хлестал по ним и по убитым в траншее. Склон был усыпан сломанными лопатами и ружьями. Французский офицер собрал нескольких человек с лопатами, и они пытались засыпать параллель. Шарп побежал быстрее; земля под ногами плыла. Его полроты растянулись, но Харпер был рядом, и их заметили. Теперь настал черед французов пустить в ход лопаты. Здоровенный солдат, тесня англичан, с размаху отбил удар Харпера, но Шарп палашом рассек черенок лопаты. Харпер задел француза штыком, но тот все напирал, и Шарп рубанул его по затылку. Верзила рухнул в грязь.

– Вперед!

Спину обожгло, и Шарп мгновенно обернулся – французский офицер только что сделал выпад.

– Ублюдок!

Шарп ринулся вперед, выставив палаш, француз – на него. Зазвенела сталь. Шарп повернул запястье, так что тяжелый палаш метнулся под правую руку французу, выставил правую ногу вперед, не обращая внимания на вражеский выпад, и нанес удар. Противник попытался отскочить, поскользнулся на залитой кровью глине, и Шарп почувствовал, как лезвие входит между ребер. Его солдаты бежали мимо, выставив трофейные штыки, теснили врага.

Вражеские трубы заиграли отступление. Через секунду французы уже бежали, унося раненых и захваченные лопаты. Они неслись прямиком к городу, словно спасаясь от кавалерийской атаки, и, чтобы не обходить по дамбе, забегали в озеро. Первые десять-двадцать ярдов они продвигались нормально, вода была чуть за колено, но вдруг дно начало уходить из-под ног. Офицеры кричали, приказывали выйти из воды, гнали солдат к дамбе. Вылазка закончилась.