Способы думать. История и общество, дискурс и концепт

ПРЕДИСЛОВИЕ

В течение последнего года мне посчастливилось взять несколько больших и чрезвычайно важных для меня интервью. Моими собеседниками стали Михаил Сергеевич Горбачёв, Наина Иосифовна Ельцина, Виктор Степанович Черномырдин (это, по существу, было его последнее телевизионное интервью), Геннадий Андреевич Зюганов, Анатолий Борисович Чубайс, Владимир Вольфович Жириновской, Владимир Владимирович Познер, Александр Глебович Невзоров, Леонид Геннадиевич Парфёнов, Дмитрий Борисович Зимин, Михаил Дмитриевич Прохоров, Игорь Семёнович Кон (тоже одно из последних теперь уже его интервью)… Весь список, если позволите, перечислять не буду — и без того, мне кажется, авторский выбор понятен: я говорил с политиками и бизнесменами, журналистами и учёными, которые стояли у истоков создания страны, в которой я живу. Каждому из моих будущих собеседников я написал тогда личное письмо (кому-то позвонил), в котором честно признался: по сути, меня интересует один-единственный вопрос — как изменилось сознание людей за последние 20–25 лет, не как страна поменялась, а как люди изменились, только не теория и «мысли на тему», а прожитое, личное (в конце концов, я ведь в анамнезе доктор).

С кем-то мы проговорили два часа (я столько сразу и запрашивал), а с кем-то и более четырёх. Получилось. Передо мной прошла эпоха, которую я успел застать ещё, хотя бы и краешком глаза, — когда Михаил Сергеевич разворачивал свою перестройку, я уже всё-таки председателем был школьной пионерской дружины. Я ему об этом и сказал, кстати, не удержался, а он в ответ: «А ты знаешь, я ведь пионером не был…» «Как не был?!» Генсек — и не был пионером! При подготовке к интервью я этот факт как-то пропустил. «Да-а… — Мне показалось, что Михаил Сергеевич даже рассердился, мол, что это я тут… но потом перестал гневиться, слегка опустил голову и тихо добавил — Война была». Целая эпоха.

А еще по совместительству я руковожу сейчас достаточно большой телевизионной компанией, средний возраст сотрудников которой ощутимо недотягивает до 30 лет, то есть большинству из них не довелось, по крайней мере в сознательном возрасте, жить в СССР, в стране, которая умерла у меня, да, наверное, и у вас, читающих этот текст, на глазах. И ностальгии по «нашему общему великому прошлому» мои сотрудники не испытывают вовсе, искренне не понимая, о чём там кто-то тоскует. Да и, вообще говоря, демонстрируют удивительную дремучесть, отвечая на вопросы об эпохе, закатившейся всего каких-то двадцать лет тому назад. А это, на секундочку, Останкино, телевизионный центр, работа с центральными каналами, то есть некоторый интеллектуальный ценз у этих молодых людей всё-таки есть, да и доступ к информации они, несомненно, имеют.

Как-то, готовясь к интервью с Михаилом Сергеевичем, я шёл по останкинскому коридору и в задумчивости, как со мной часто случается, спонтанно спросил у молодого сотрудника компании: «Кто начал перестройку?» Его стремительный ответ, признаться, меня несколько обескуражил: «Хрущёв!» Жалея чувство прекрасного, живущее в душах моих читателей, я не буду пересказывать далее оставшуюся часть нашего с ним порядком затянувшегося «экзамена» по отечественной истории. Скажу только, что советская часть «нашего», как нам кажется, «общего» прошлого в голове моего собеседника отсутствовала как класс. Даже с наводящими вопросами и подсказками имени Горбачёва экзаменуемый самостоятельно так и не вспомнил. Лишь на прямой и не терпящий возражений вопрос: «Ты про Горбачёва-то слышал? Может, он начал перестройку?» — я получил почти девственный в своей непорочности ответ: «Да, точно! Горбачёв! Точно Горбачёв! Однозначно!» — двадцатидвухлетний юноша был явно доволен собой. Впрочем, бог с ним, с эсэсэсэром, но и новейшая российская история предстала передо мной в его ответах весьма… Как бы это так сказать, чтобы никого не обидеть?.. Неожиданным образом. Да, неожиданным: оказывается, Ельцин — «это тот, который много пил», Черномырдин — «шутил», Чубайс — «отключал электричество» (о приватизации ни слова), а Невзорова, например, он вообще не знал (какие там «600 секунд»! Даже лошади мимо пробежали)…

«Два мира — две системы» — так это у нас раньше называлось. Только тогда граница пролегала между странами НАТО и Варшавского договора, а теперь внутри нашей собственной страны лежит эта никем, кажется, не замечаемая граница. При этом, по данным специальных исследований, уровень «патриотизма» у нашей молодёжи сейчас «очень высок». Только, несколько смущённо добавляют авторы, понятие это та самая молодежь «раскрыть не может», а если и раскрывает, то «очень поверхностно».

Почему моя младшая сестра не знает историю, меня никогда не удивляло — она должна была её «проходить» как раз в тот момент, когда новой истории России ещё объективно не было, а учить по старым учебникам в воцарившемся информационном хаосе преподаватели, видимо, уже не могли — акценты, мягко говоря, сильно сместились, причём во всех направлениях сразу. Но всё-таки давно дело было — сестре сейчас тридцать, а современной России уже двадцать лет, и я взял самые последние учебники по российской истории… Стоит потратить время, должен вам сказать! О какой стране рассказывают авторы, непонятно категорически — ни из заголовков, ни из текстов. Но это и не их вина, сами они, вне всякого сомнения, стараются изо всех сил, но как объяснишь историю современной России, не описывая ситуацию, сложившуюся перед этим в СССР?

Невозможно. 1990-е годы — все, целиком и полностью — проходят у нас под знаком изживания СССР: сплошная борьба с его стереотипами, ментальностью и сторонниками; нулевые — под знаком стабильности, непонятно, впрочем, чего и зачем (сугубо исторически, конечно, если смотреть на это дело). Вот как, например, объяснить молодому человеку, почему нас не принимали в ВТО? Что за беда случилась в Чечне и почему взрывали дома на Каширке? В чём, собственно, проблемы с НАТО? А по какой такой причине мы воевали с Грузией в Южной Осетии и какое мы на это имели моральное право? А почему русских не любят в Латвии, Литве, Эстонии? Поляки нами недовольны со страшной силой… Мы вообще что им всем сделали?! Да, куда ни глянь, к чему ни притронься — придётся ворошить старое. А «старое» — это СССР, загадочными «правопреемниками» которого мы, и кажется, что совершенно неожиданно сами для себя, стали. Но у нас же тут Россия, в конце-то концов…

Стоит ли в связи с этим удивляться, когда у наших молодых людей, которым, кстати, уже и тридцатник скоро стукнет, и больше даже (то есть, учитывая среднюю продолжительность нашей — российской — жизни, они уже уверенно перешагнули её экватор), нет глубокого понимания «патриотизма»?

Слава богу, хоть чувство есть. Но чувство, прямо скажем, «тёмное и валовое», как писал в XIX веке великий русский физиолог Иван Михайлович Сеченов, то есть предельно неосознанное и субъективно неприятное из-за этой его неопределимости, а потому в перспективе и в практическом проявлении потенциально опасное, разрушительное. А ведь нашему нынешнему президенту, когда он обрел этот статус, было всего 44 года. То есть теоретически через 12–18 лет президентом нашей страны станет человек, который родился уже в эпоху перестройки, то есть СССР, в сущности, не застал.

Впрочем, об одних ли молодых речь? Совсем нет. И у людей постарше большие проблемы с восприятием страны, в которой мы живём: с чего начинается их Родина и где она заканчивается — вопрос для них почти гамлетовский. Большинство мужчин старше 38 лет присягали на верность стране, современные части которой теперь даже иногда повоевать друг с другом не против. А все мы вместе взятые — «совки» и «гомо советикусы» (без всяких половозрастных дефиниций) — ходили под звуки пионерского горна и бой нарядно-красных барабанов, а ещё наизусть знали и, честно сказать, до сих пор поём под звуки российского гимна: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь. Да здравствует созданный волей народов единый, могучий Советский Союз!» Я, например, и вовсе родился в стране, которую, по словам того же автора, «вырастил Сталин — на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил», Ленин занялся этим в новой редакции гимна только несколькими годами позже, я уже в садик пошёл. Так о чём конкретно мы поём, хочется спросить?..

Кстати, у них — то есть у нас, «совети-кусов» — в головах-то и ещё одна Россия есть — «царская». А это сейчас уже и вовсе непонятно что такое… Раньше как-то яснее было, честное слово! Почему, например, столица России — вы вдумайтесь — была в Киеве? Цари — немцами? Пушкин — солнце русской поэзии — до семи лет только по-французски и умел разговаривать… А как мы, кстати, на Кавказе оказались — Лермонтов там, Толстой? Это цари у нас были волюнтаристами или это как раз та самая «воля народная» — не сиделось им, Кавказу в смысле, на месте? Екатерина ещё, помнится, Крымское ханство к России приписала с исторической Тмутараканью — не наша земля-то, османская. Что мы теперь с Украиной делим? Последующие подвиги Ушакова и Нахимова? Я нахимовец, кстати, — он теперь тоже, прошу прощения, в захватчиках числится или ещё нет? Хотелось бы понимать политическую конъюнктуру, так сказать: что товарищи крымские татары по этому поводу думают? А вот таджики, киргизы, узбеки — наши нынешние гастарбайтеры — они в какой-то момент сами с нами «сплотились», и в связи с чем, собственно, — русского царя хотели? Русского, который немец был, или того, что австрияк? А Сибирь мы Ермаком завоевали — это истребляя тамошние народы или это та самая «дружба народов» была, «надёжный оплот»? По отцовской линии я частью из тамошних казаков как раз, меня это беспокоит. А вот Аляску мы потом продали за долги перед раскрепощёнными помещиками — в каком виде она у нас «была», эта Аляска, если её вот та к можно было просто взять и продать? С народом-то продавали, в комплекте? И наш он был, этот народ-то, или не наш? Вот финны, например, точно известно, наши были, у них там до сих пор на центральной площади столичного Хельсинки русский царь стоит — красивый памятник. У меня бабушка воевала с ними в 1939-м. Да, а родилась в Харбине, во время прадедовой белогвардейской эмиграции, а дочь её — мама моя, после Великой Отечественной войны — в Таллинне, куда мы тогда «оккупантами» вступили как раз Ленинградским фронтом, из блокадного города, полуживые… Один дед был белорус, а другой — бурят. Только почему сейчас один из них формально «русский» — «россиянин» то бишь (хотя генеалогически он скорее под татаро-монгольского захватчика подходит), а другой, тот, что славянин как раз, — нет, иностранец? И вообще, что такое Р-О-С-С-И-Я? То, что чемпионка, — это понятно, с этим мы все согласны. Ну а по существу?..

А институты наши… Что такое КГБ двадцать лет назад — мы все хорошо помним, не маленькие. А сейчас ФСБ — это что такое? То же самое? А то же самое с какой точки зрения — с «перестроечной» или стой, что в советском кино была? А внешний враг у нас теперь есть? Мы ведь привыкли. Даром, что ли, кричали на каждом углу: «Миру — мир!» — и потом тихо добавляли: «Только б не было войны». То есть всегда был враг, а теперь что, наступил тот самый «мирумир», да? А кстати, почему Великую Отечественную войну стали везде называть Второй мировой? Раньше не было такого. Гитлер, понятно, начал Вторую мировую, но мы-то если и воевали, то исключительно в Великой Отечественной. И ведь мы-то её и выиграли, да? А на парадах наших теперь стали «союзники» ходить — это из политкорректности или за восьмёрку и двадцатку? Ну, я это потому спрашиваю, что мы всегда считали, что они жалко трусили, второй фронт не открывали, поэтому мы-то своих и положили 20 миллионов, говорят, даже 25, даже 30. Каждый по своей семье знает. Не так было, нет? А кстати, 20, 25, 30 — это теперь на всех получается, включая грузин, белорусов, молдаван и кого-то ещё? И, кстати, родственники у нас ещё есть у всех по этим странам новым… У меня их много. Они там кто? А нам они кто? «Соотечественники, проживающие за рубежом»?.. А вот милиция у нас недавно полицией стала — это потому что во всем мире так или потому что у нас «при царе» так было? А образование у нас почему не «советское»? Оно же лучшее в мире было. Нет? Вообще мы сейчас что восстанавливаем? Или мы строим? Или какая у нас фаза — кого, чего, как?