Способы думать. История и общество, дискурс и концепт

ЯЗЫКИ СОЗНАНИЯ И ПОДСОЗНАНИЯ

Человек наивно и привычно думает о себе, что он представляет собой некую психическую целостность. Но, как сказал однажды Жак Лакан (а за ним легион дружно повторил), «лично я не целокупен». Природа этой «нецелокупности» разными теоретиками — психологии, социологии, философии и проч. — прочитывается по-разному: то ли как конфликт «сознательного» и «бессознательного», то ли как несоответствие разрозненных «социальных ролей», исполняемых одним и тем же человеком, то ли как противоречие его «сознательных и поведенческих установок» и т. д., и т. п.

Но мне как выпускнику Военно-медицинской академии, понятно, ближе Иван Петрович Павлов сотоварищи, а потому я вижу эту «нецелокупность» прежде всего (не отрицая, впрочем, много другого) как незамысловатый, по сути, конфликт «коры» и «подкорки», точнее, «старой» и «новой» коры. То есть исповедую глубоко позитивистский подход, согласно которому, если верить соответствующим нейрофизиологическим исследованиям, а не верить им у меня нет никаких оснований, наши «кора» («сознание») и «подкорка» («подсознание») общаются на двух разных языках, причём в прямом смысле этого слова. В том, собственно, наша фундаментальная, как мне представляется, «нецелокупность» и состоит.

Опуская не слишком существенные в рамках данного текста подробности соответствующих исследований, можно весьма определённо засвидетельствовать следующее: язык «коры» (нашего «сознания») весьма сложен и в некотором смысле даже противоестествен, избыточен, я бы сказал, а язык «подкорки» (нашего «подсознания»), напротив, простоват и непритязателен до зазорности. Что, впрочем, и понятно: подкорка создавалась матерью-природой для решения весьма прозаических и вместе с тем совершенно конкретных задач — прежде всего, разного рода выживания. Кора (сознание) — более поздний продукт эволюции, позволяющий себе, так сказать, лишку — отвлекаться отдел выживания и уходить временами, а то и на постоянку (о чём хорошо осведомлены именно психиатры), в неведомые дали.

В чем-то они — сознание с подсознанием — друг друга, конечно, понимают: существительные и глаголы, например, проходят эту условную границу между ними, как правило, без всяких сложностей, а вот прилагательные и частицы, союзы, предлоги и наречия, а также всяческие числительные, междометия и причастия с деепричастиями — нет. Можете себе представить, что при такой «корректуре» случается с текстом отправленного из сознания в подкорку сообщения! Возможно, вы замечали за собой, что фраза «только не спать, только не спать, не спать…», которую вы как мантру мысленно произносите на каком-нибудь ответственном совещании (после бурно проведённой ночи), действует на вас, напротив, как снотворное — нос предательски клюёт, а глаза беспринципно слипаются. Почему так? Потому что в этой «установке» один повторяющийся глагол, а всё остальное — сплошные частицы, подсознанию нашему неведомые. И глагол этот — «спать», а все прочие «не» или не «не», «только» или не «только» значения не имеют никакого: границу-решето между корой и подкоркой пересекает только одно слово — «спать», а остальные до выяснения, так сказать, остаются на пункте досмотра; и на тебе эффект — сами уговорили своё подсознание, баю-баюшки-баю, не ложися на краю…

Мы любим рассуждать, что наши дискурсы-мировоззрения поднимаются откуда-то «из сокровенной глубины» нашего «национального сердца», но, насколько я понимаю, что-либо подняться может только из подсознания. А перед тем, как ратовать за этот процесс, я бы настоятельно поинтересовался, что в это подсознание прежде спустилось. С учётом же вышеизложенного из стройных дискурсов-мировоззрений, как их понимают господа политологи (социологи, философы и др.), туда — в подсознание — спускается, по существу, жалкое месиво из глаголов и существительных. Все это драматически напоминает проблемы с кодировкой при пересылке электронных сообщений. Что там может из всего этого «подняться»?.. Страшное дело.

Впрочем, и с существительными, и с глаголами, как вы, наверное, по моему скептическому настрою уже и сами догадываетесь, тоже не всё так просто. Но, дабы не усложнять сверх меры, я, с вашего позволения, не стану детализировать соответствующие вопросы лингвофилософских исследований. Скажу только, что большинство существительных, которые мы так смело, подчас бездумно, и, как правило, абсолютно уверенно используем в своей жизни (речи и мышлении), являются, по меткому выражению Чарльза Пирса, «вымышленными предметами». Ни много ни мало…

Да, ещё из школьной программы мы все хорошо помним, что «имя существительное — это самостоятельная часть речи, обозначающая предмет и отвечающая на вопрос "кто?" ("что?")». И очень это звучит убедительно — часть речи, предмет, кто и что. Броня, так сказать! Но о том, что большинство этих «предметов» суть фикции, по крайней мере для наших с вами «подсознаний», мы как-то совершенно не задумываемся. А они зачастую действительно «вымышленные», почти как, извините, наши «друзья детства» (или уже «извечные друзья» в головах половозрелых обитателей ближайшего дурдома). Существует ли, например, для нашего подсознания такой предмет, как «человек»? Да, конкретные Васи, Маши и Пети, безусловно, нашей подкорке известны — мы с ними сталкивались непосредственно, переживали в связи с этим определённые ощущения, чувства, быть может, даже, где-то там в подкорке всё это у нас записывалось, связывалось с образом конкретного человека… Но я замечу опять-таки — конкретного, а не вообще человека. Понятие «человек» отражает некое общее свойство группы конкретных предметов (вполне определённых «Маш» и «Петь»): оно объединяет нас всех в один вид живых существ. И поэтому с «человеком», слава богу, вопрос ещё хоть как-то решаемый: наше подсознание способно сие понять, движимое специфическим инстинктом самосохранения, свойственным всем стайным животным, — так называемым иерархическим инстинктом.

Но дальше — хуже. Вот, например, понятие «личность»… Подсознание начинает пробуксовывать. Денотативно (то есть по существу, так сказать) понятие «личность» тождественно понятию «человек» — то есть логически мы понимаем, что речь идёт об одном и том же «предмете» (те же яйца, только в профиль); но так, да не так: по смыслу, перефразируя Алексея Максимовича, «личность» — это тот «человек», который «звучит гордо», однако же далеко не всякий «человек» так звучит, хотя каждый, с другой стороны, конечно, тоже «личность» (бывают же, как известно, и «сомнительные личности»), Вот и путаница, вот и безобразие вместо порядка. Но оставим это, ведь есть ещё и такие «предметы», как «субъект», «индивид», «гражданин», «товарищ» — что с ними прикажете делать? Ведь всё это «люди», «человеки», те же самые «Вани» и «Маши», казалось бы, но в разных смыслах. И все эти «смыслы» — не что иное, как «вымышленные предметы». Подкорка находится в недоумении…

Таким же «вымышленным предметом» является, например, и «народ». Да простят меня все, кого я этим своим заявлением ранил и невольно обидел (для кого-то ведь и «народ» звучит гордо). Но действительно, кто его видел, этот, с позволения сказать, «народ»? Выйду на улицу, гляну на село? Нет, не видали. Не может подкорка ощутить такой «предмет», объять это необъятное своим «внутренним взором». С другой стороны, чем он — «народ» — отличается, например, от «населения», «общества», «кадров», «масс» или пресловутого «дамы и господа»? Тот же самый денотат, а смыслы какие-то разные получаются.

И я про смыслы-то понимаю, чай, академии кончали, и лобные доли вроде как с извилинами должны быть. Но что прикажете делать моей подкорке? Как ей ко всем этим «существительным» относиться? Так же и принимать, не глядя? Нет, ей бы попроще да поконкретнее, а то… «А то пишут и пишут… — памятуя о Полиграфе По-лиграфовиче. — Голова пухнет!» Если же припомнить, что Михаил Афанасьевич, прародитель Шарикова, — врач и психолог по сути своей, то понятно, что Шариков этот не кто-нибудь, а та самая «старая» кора, то есть наша с вами подкорка, явленная силой художественного гения в обход сознания, чуждая ему и всем его лингвистическим сложностям.