Тет-а-тет. Беседы с европейскими писателями

Можно сказать, что вы описываете несчастные семьи?

Я бы не сказал, что пишу книги о несчастливых судьбах. Скорее, это веселые и реалистичные книги. Не забывайте, что я швед. У американцев есть Микки Маус, а у нас — Ингмар Бергман. То, что вам может показаться невеселым, в Швеции выглядит смешным.

Да, но я просто на самом деле внутренне ссылался на известную цитату из Толстого, хрестоматийную, из романа «Анна Каренина»: «Все несчастливые семьи несчастливы по-своему, все счастливые — счастливы одинаково».

Откуда возникло высказывание Юнаса, что «древние греки после смерти попадают в царство мертвых. Мне иногда кажется, что все жители Стокгольма — это заново воплотившиеся греки». Откуда такое ощущение и насколько оно сильное?

Это цитата из одной моей ранней книги, написанной лет 20 назад. Помню, что я так написал, но почему — не помню. Это очень старая цитата, ей, наверное, уже лет двадцать пять.

Довольно смешное высказывание. Я написал очень много: десять романов, десятки пьес, множество сценариев. Я удивляюсь и радуюсь, когда у меня спрашивают о каких-то моих словах, которые я сам уже забыл. Я недавно видел выступление одного невероятно смешного шведского комика. Особенно мне понравилась одна из его шуток. Я сказал своему приятелю: «Господи, до чего смешно!» А он мне ответил: «Так ведь этот текст ты сам написал, он его просто украл». Действительно, я написал это 15 лет назад.

Я неслучайно задал вопрос с этой цитатой. Перед вами лежит книга «Шесть новых шведских пьес». Если открыть оглавление, можно увидеть пьесу Ларса Курена «Воля к убийству», пьесу Эрика Удденберга «Отцеубийство» и вашу пьесу «Cheek to cheek», сюжет которой — тоже самоубийство. Иными словами, смерть становится как будто главным сюжетом шведской драмы, новой шведской драмы.

Самая сильная традиция в шведской драме — психологический реализм. Ибсен и Стриндберг. На шведскую традицию повлияли американцы. Как бы назвать Вирджинию Вульф? Миллер и Олби! То есть шведская драматургия вдохновлялась и идеями Чехова. Но во времена Ибсена писали о замкнутых семьях, о бережно хранимых семейных тайнах, которые потом раскрывались. Затем был Юджин О'Нил, Олби. Неслучайно Юджин О'Нил написал свою самую известную пьесу — «Долгий день уходит в полночь» — для Стокгольма, мировая премьера состоялась в театре «Драматен». Ларс Нурен стал преемником этой традиции, он писал о семейных драмах. Несколько моих пьес тоже написаны в этой традиции. Не стоит забывать, что в культурологическом плане Швеция — очень маленькая страна. Поэтому писатель легко может оказаться в тени великих канонов. Ты обязан оглядываться на Августа Стриндберга, ведь он главный наш писатель. Ты непременно будешь связан с Ларсом Нуреном — он тоже главный шведский драматург. Ты будешь связан с Ингмаром Бергманом. Быть писателем сегодня — значит постоянно совершать отцеубийство Стриндберга, Мурена и Бергмана. Такая большая страна, как Россия, имеет гораздо более широкие и более отчетливые эпические традиции, более широкий культурологический спектр как мне кажется.

Скажите, Юнас, а что заставило вас написать книгу о Боге? Что это за произведение? В русском переводе его еще не существует.

Иногда мы спрашиваем друг у друга: веришь ли ты в Бога? В ответ мы ожидаем услышать четкий ответ: да или нет. Как будто бы мы имеем в виду под Богом одно и то же, как будто на этот вопрос в принципе можно дать однозначный ответ. То, что мы называем Богом, выросло из множества теорий. Понятие о Боге развивалось через понятие о божествах на протяжении эпох, на протяжении тысячелетий. В моей книге «О Боге» я исследую, как развивались и проходили разные стадии наши представления о Боге. Многим авторитетным богословам принадлежат высказывания о Боге, на которые они просто не имеют права. Речь идет о недостатке их образования. Одной из моих главных задач в этой книге было вырвать Бога из лап идиотов.

Книга «О Боге» есть во всех программах народных школ, где изучают теологию. Иными словами, вы не можете стать священником, пока не сдадите экзамен по моей книге. То есть книгу воспринимают на относительно высоком профессиональном уровне. Сейчас я пишу книгу об Иисусе, которая вызовет много шума.

То есть в такой традиции Ренона?

Моя книга — это не беллетристика, это научно-популярная книга. По данным общественных исследований, на сегодняшний день я являюсь третьей по величине фигурой, которая формирует общественное мнение в отношении христианства, — после архиепископов Швеции и Стокгольма. По-моему, неплохо для старого комика. Это данные шведской церкви.

Очень интересно. Тем более любопытно знать, какого результата вы ждете от появления этой книги?

От книги «О Боге» мы ничего особенного не ждали. Мы думали, что будет продано 500 экземпляров и про нее все забудут. Тем не менее для Швеции книга стала событием, она разошлась тиражом 50 тысяч экземпляров — а это огромный тираж для такой сложной книги о Ветхом Завете в такой маленькой стране. Проблема с Иисусом заключается в том, что люди очень дорожат своими представлениями о нем. Когда ты начинаешь оспаривать эти представления, люди воспринимают это как угрозу, чувствуют себя уязвленными. Поэтому на мне лежит большая ответственность, я должен взять ее на себя и написать эту книгу. Вы упомянули французского автора, который мне незнаком. Во Франции существует огромное количество книг об Иисусе, это отдельный литературный жанр. Но я надеюсь, моя книга привнесет в этот вопрос что-то хоть чуть-чуть новое. Когда книга выйдет, она произведет фурор. Если тебе в Швеции угрожают убийством, то угроза может исходить либо от христиан, либо от нацистов. Заранее ясно, что человек, написавший такую книгу, получит глупые письма с угрозой расправы. Перевод Оксаны Коваленко