Тет-а-тет. Беседы с европейскими писателями

А вы пробовали писать музыку?

У нас много собственных песен, мы всегда писали свои песни. Иногда мы исполняем чью-то еще музыку, но здесь происходит то же, что с книгами: подражание другим приносит куда меньшее удовлетворение.

Сюжет романа «Джентльмены и игроки» — реальный?

Когда я писала свои первые три книги, я еще преподавала — в школе для мальчиков на севере Англии. И конечно, многое в книге взято из этого опыта: многие персонажи похожи на людей, с которыми я работала, на людей, которых учила. Разумеется, основной сюжет — целиком вымышленный. Но при этом невозможно провести пятнадцать лет в школе без того, чтобы не собрать коллекцию историй, и многие из них попали в книгу, сформировали ее.

Роман показывает скорее взгляд учителя или взгляд ученика?

Мне во многом повезло со школьным опытом — я видела школу и глазами ученицы, и глазами учителя, преподавала и в государственных школах, и в частных, сама училась как в частных, так и в государственных школах. Я была с этим миром довольно хорошо знакома, что помогло мне в работе над книгой.

Школа для мальчиков — это нечто особенное?

Там все по-другому. У мальчиков, отделенных от девочек, появляются некие особенности развития, которых иначе не было бы. К тому же в целом атмосфера в той школе, такой старой, с таким мужским влиянием, была слегка враждебной по отношению к женщинам. Когда я туда пришла, то почувствовала холодность со стороны некоторых старших сотрудников-мужчин, которым не нравилась сама идея приглашения на работу женщины. Чтобы продержаться, приходилось быть на голову выше всех остальных учителей, но в конце концов стало легче. Женщине надо вести себя немного по-другому перед классом, где одни мальчики: ты ведь не можешь так же громко кричать, как преподаватели-мужчины, поэтому следует просто выработать собственную систему. Мне удалось выработать свою, и вполне действенную.

Какое послание несет образ девочки в «Ежевичном вине»?

Обычно, когда я придумываю своих героев, я не делаю их носителями каких-либо посланий. Обычно в них просто отражаются мои наблюдения за людьми, определенные стороны моей собственной личности. Возможно, потому, что сама я в том возрасте вела себя как мальчишка, образ девочки получился у меня именно таким. К тому же моя дочь очень похожа на меня, а я часто использую детские черты дочери, особенности ее развития, когда работаю над женскими персонажами. В результате они действительно часто такими и получаются.

Девочка в последнем романе тоже похожа на вас?

Нет, вряд ли. Поскольку всем ясно, что книга написана в жанре фэнтези, там возможно еще и не такое. А Мэдди — Мэдди личность во всех отношениях неординарная, но она долгое время не знает о том, что она не такая, как все, или не понимает, почему она не такая. Несмотря на то, что вокруг — мир богов, героев, чудовищ, она по-своему совершенно нормальный подросток. Она переживает по поводу самоопределения, для нее не существует авторитетов, она растет и не узнает себя в человеке, которым становится. Многое из этого очень типично для XXI века, и, мне кажется, молодежи это легко понять.

Опыт преподавания и родительский опыт — это одно и то же?

На мой взгляд, преподавание и воспитание ребенка — две полярные, в чем-то совершенно разные роли. Разумеется, нехорошо чересчур сближаться с учениками — ведь ты не родитель, у тебя нет такого права, нет необходимости в подобной душевной связи, но иногда она все-таки возникает. Твоя задача — научить их определенным вещам; кроме того, твоя задача — учить их в коллективе. Обучение для ребенка — это одновременно и процесс личного роста, познания самого себя. Конечно, без душевной близости не обойтись — понимаете, невозможно ведь сохранять полное бесстрастие. Да, я считаю, это разные вещи. Как учитель ты способен по-другому взглянуть на развитие ребенка, а значит — увидеть более полную картину в этом отношении. Да, понятия эти очень разные.

Какие у вас ближайшие планы как у писателя?

Я должна написать продолжение к роману «Рунические письмена». Останавливаться мне не разрешают. У меня уже готова часть следующей книги, но моя дочь настаивает на том, чтобы я написала как минимум еще одну, а возможно, и две. Дело в том, что книга кончается… не то чтобы вопросительным знаком, но в конце мои герои оказываются в месте, где они чувствуют себя не вполне уютно, поэтому истории есть куда двигаться дальше. Я должна написать как минимум одну книгу-продолжение, может быть, две, пока не наступит настоящий конец истории. Я воспринимаю это не столько как продолжение, сколько как еще одну главу в довольно длинном повествовании. Но после 500 страниц я решила, что надо где-то остановиться, и остановилась. Однако история не закончена.

У вас есть любимое французское блюдо?

Мое любимое французское блюдо? По-моему, все блюда, все, что связано с кулинарией, зависит оттого, где и когда происходит дело. Летом это будет совсем не то блюдо, что зимой. Признаюсь, мне очень нравится блюдо из чечевицы с колбасой, рецепт которого я включила в свою первую кулинарную книгу. Это прекрасное зимнее блюдо, согревающее, сытное. Летом мне нравится есть вещи сезонные. Приехав к морю, я обычно ем простую рыбу, приготовленную на гриле, или морепродукты — что-нибудь в этом роде. Так что дело не только в еде, а в ее связи со временем и местом, а также — в ностальгии. Все это определяет, что человек ест и когда.

А любимое вино?

Бывают совершенно замечательные вина! Самое лучшее из всех, что я когда-либо пробовала, подавали совсем недавно в Виндзорском замке, где я обедала с королевой и президентом Саркози. Это было «Марго» — почти наверняка лучшее из всех вин, какие я пила в своей жизни, «Марго-73» или что-то подобное. Не то, что я обычно пью за обедом. Очень сомневаюсь, что мне когда-нибудь еще доведется его попробовать.

Остаются ли у вас незавершенные замыслы?

У меня почти всегда есть несколько незавершенных вещей, потому что идеи ко мне приходят не сразу. Очень часто бывает так: я что-нибудь отложу, потом напишу 50 страниц, а потом… не знаю, что потом. У меня готов костяк продолжения к роману «Блаженные шуты», о котором мы говорили. Я написала его в блокноте во время турне по Америке, но так и не закончила, потому что… так получилось. Когда-нибудь я за него возьмусь и придумаю все до конца. Я как бы уже знаю, что там должно произойти, дело только в том, чтобы найти время и закончить. У меня есть своего рода фобия, боязнь, что будет нечем заняться, поэтому, если в одной книге что-то застопорилось, я переключаюсь на другую и работаю над ней, пока проблема не разрешится. Часто, если меня тянет развить какую-нибудь идею, но целую книгу писать не хочется, я пишу короткий рассказ. Это хорошо, потому что его обычно удается закончить, и это придает мне импульс в каком-нибудь новом направлении, совершенно отличном от того, в каком идет работа над книгой, освобождает пространство для мыслей. И потом, это приятно: позволить себе увлечься непонятно откуда взявшейся идеей, при этом не тратя полтора года на то, чтобы превратить ее в роман. Перевод Анны Асланян