Три Царя

***

— Сырник, не юли… Что?

Балдур краем глаза взглянул на аури и ужаснулся. Сырника трясло, будто его голышом посреди лютой зимы окатили студёной водой. Сам же аури озлобленно смотрел в темноту, а по оскалившимся зубам текла кровь. Стервятник всадил нож еще одному помешанному прямиком в глотку, и поймал себя на мысли, что уже некоторое время, его рот не заполняет тёплая металлическая жидкость.

С Сырником, как и самим стервятником творилось нечто странное, с тех пор как оба оказались здесь, где бы это место ни было. Балдуру казалось, что маленьким аури овладевает кровавое безумие, точно такое же, что правило его сознанием не так давно. Короткой оплеухой он привел Сырника в себя, тот помотав головой, одобрительно кивнул в ответ.

Медленным, но верным шагом, они пробивали себе путь во тьму, где по мнению человека, таился загадочный незнакомец. Убитый из своего же оружия! Эта мысль не давала Балдуру покоя, и гнилыми, но острыми зубами, выгрызала само естество его души изнутри. Как он до такого опустился? Как он смог позволить этому произойти? Он не думал о том, каким образом ему с Сырником удалось вернуть его обратно на землю живых. Не гадал, что за силы оберегали его или, может, наоборот, помазали кровавым знаком безумца, от которого так и несло гнилью и ненавистью.

Балдур чувствовал, что его сердце вот-вот взорвется от непрерывного и монотонного стука. На удивление, он чувствовал себя хорошо, даже чересчур. Вокруг него летали ошметки плоти, кровь лилась бесконечными реками, собираясь в небольшие озерца, что предсказывали скорое появление целого моря. Смердело так, что любого другого уже бы вывернуло, ужином, обедом и остатками завтрака, причем вчерашнего. Балдур был стервятником опытным и побывал во многих клоаках Бролиска, но даже это было чрезмерно для него. Однако человек улыбался. Улыбался в предвкушении. Улыбался глубоко внутри.

— Притворщик, — прозвучало глубоким и низким басом. — Притворщик!

— Вы все это слышали? — первым отреагировал Ярик, сплевывая на кончики обожжённых пальцев.

— Выберемся, потом будем разбираться, — коротко ответила Дэйна, рассекая плоть очередной твари.

Поток нападавших постепенно сходил на нет. Вместо помешанных, что двигались с неимоверной скоростью, на отряд бросалось всё больше обычных людей, хотя называть их таковыми было неверно. Полностью обнаженные, меченные десятками шрамов, лишенные волос и бровей, они с занесенными заточенными кусками металла, выкрикивая несвязные вопли, разбивались волна за волной о скалу, имя которой Дэйна Бринхильд. Дева щита. Мать отряда сопровождения Красного Стервятника.

Она издала боевой клич на родном языке и, взмахнув мечом перед собой, разом заключила в ледяную клетку троих. Дэйна сгруппировалась, оставив за собой отметку в виде расколотого камня на полу. Она пронеслась сквозь врагов, а в стороны полетели окровавленные куски льда, с застывшими в ужасе лицами. Один из таких чуть не прошелся по голове Сырника, что вовремя успел увернуться, на что злобно оскалился.

Он чувствовал то, что ощущал Балдур, а сам человек, более не мог скрывать своей ярости. Он внезапно прервал строй и выскочил перед всеми. Мира попыталась схватить его за руку и вернуть обратно, на это стервятник ответил ударом, что едва не коснулся её лица.

***

Ах, ты! Воспитанник не имеет права поднимать руку на наставника! А ну иди сюда кусок безродного дерьма! Я тебе все кости переломаю! Кожу спущу! Выверну! Да куда ты бежишь? Служкам жаловаться? Так они срать хотели на тебя и на тебе подобных! Скотина прокаженная! Ты выродок нож засадил? Я не всем позволяю прикоснуться к себе, ты должен быть счастлив, что я… ах… подонок! Больно как.

***

Два. Одним метким выстрелом, Балдур отправил на тот свет сразу четверых. Его манила тьма, она привлекала своим сладким чувством. Обещанием. Обещанием скорой мести.

— Балдур! — прокричала Дэйна и рванула за ним, однако было поздно.

Тело человека кровоточило, но он не обращал на это внимания. Боль для него стала нечто настолько привычным, что он приветствовал её как близкого друга. Удивительно, меченные с извращённым чувством удовольствия приносили себя в жертву, нанизываясь брюхом на клинки Дэйны и Миры.

Сырник ощущал каждый удар сердца, каждую каплю эмоций человека. Запах человека всё больше становился для него чужим. Казалось, что всё это время эссенция его души подвергалась ужасающим пыткам. Она крутилась, верещала, хрустела, сжимаясь в маленький комок ненависти, а затем распускалась в ядовитый букет, что кровоточил забвением.

С потолка медленно стекала горная вода, смешиваясь с кровью и солью. Она застывала в бугристые и пористые сосульки, грозившие сорваться в любой момент. Балдур бежал впереди всех, оставляя позади звуки сражения и убийств. Даже быстрой и ловкой Мире не удавалось поспеть за человеком. Казалось, будто невидимые плети, гнали стервятника вперед к своей цели. Так быстро, Балдур еще не передвигался никогда.

Случилось то, чего и опасалась Дэйна. Нападавшие твари, приметив отбившегося от стада щенка, навалились на него всей стаей, оголяя клыки и острые зубы. Они рассчитывали, что разом прикончат стервятника, выполнят команду хозяина, задобрив его своим поступком, только вот всё оказалось совсем наоборот. Вместо кричащего и потерянного щенка в поисках родной матери, они встретили взрослого и ощетинившегося пса, что злобно скалился, и готов был рвать на части.

***

Вот ты где, скотина! Догнал наконец, я же говорил, что от меня не уйдешь, сейчас ты ответишь и за свой поступок, а также за предательский удар ножом. За всё паскуда мелкая ответишь, слышишь меня? Что это ты прячешь за спиной? Неужели? А ну пойди сюда!

***

Один. Одиночным выстрелом, Балдур отправил смерть. Смерть, что свистящим чавканьем прорывалась сквозь зловонную плоть, отрывая от неё целые куски. Пять бездыханных тел разом оказались на полу. «Не поверит ведь никто», — с впечатлением произнес Сырник. Такой трюк удавался лишь лучшим из стрелков, коими была элитная четверка сборщиков. До того момента, Балдур был единственный, кто не записал на свой счёт подобное достижение.

Стервятник чувствовал, как становится всё ближе и ближе. Он ощущал холодное прикосновение тьмы, что жадными щупальцами тянулась к его телу, приглашая зайти внутрь. Стервятник понимал, что это была всего лишь завеса, пыль, брошенная в глаза, с целью скрыть другой конец этого коридора. Там, где холопы и прочие неучи принялись бы плеваться через плечо и хлыстаться крестовиком по челу в надежде отвести тёмные чары прочь, Балдур видел лишь трюк.

Он видел, нет, точнее сказать, слышал глазами. Звуки, отрывистые слова проклятий и гнев, вырисовывались перед ним отчетливым силуэтом, что бился в агонии собственной клетки. Доминирующий зверь, что совсем недавно одолел свою жертву, бился в капкане собственного творения. Балдур жаждал мести, он буквально гнался за ней, не щадя собственного тела. Проносился как пёс, с пеной у рта и вываленным языком. Злой, побитый, с вымазанной в крови шерстью, что скомкалась островками. Пес с покусанным хвостом и торчащими из лап костями, он рвался к своей цели. Мира, что пыталась угнаться за человеком, на мгновение чуть не споткнулась и не упала, когда ей действительно померещилось, будто она гонится за большим смоленным псом, с белой как утренний снег головой.

До цели оставалось всего несколько шагов, и она могла поклясться, что услышала жалобный и молебный писк, исходящий глубоко из тьмы. Казалось, меридинка вот-вот схватит за ворот Балдура, и вернет его обратно, вернет его к себе, как произошло невиданное. Мира проведет еще много времени в размышлениях, что же произошло именно в тот день, и что, как ей казалось, она видела. Однако, в тот день она могла поклясться именами всех богов, что у большого смоленого пса, с покусанным хвостом, отросли огромные и пышные, с угольного цвета перьями крылья стервятника. Он широко взмахнул ими и в один момент очутился внутри тьмы, оставляя за собой вихрь из вымазанных в крови перьях.

Внезапно все твари пронзительно запищали, от чего Дэйне пришлось закрыться щитом, а Мира с Яриком схватились на головы. Они словно слились в одной большой симфонии печали и скорби. Будто куча маленьких детенышей, что наблюдали за смертью своего родителя. Скорбь сменилась на ярость всего за пару мгновений. Мира, Ярик и Дэйна вступили в яростную схватку. Нападавшие, изрыгая содержимое своих желудков, бешено рвались в бой, с сакральной преданностью нанизывая себя на клинки отряда. От битвы каменный гигант не был в восторге, поэтому напомнил о своём присутствии, заметно зашевелившись. Сосульки попадали на головы, однако Дэйна успела прикрыть отряд колдовским щитом. Битва продолжалась до тех пор, пока последний из нападавших, скрепя кожей закостенелых пальцев по ботинку Ярика, не издох. Рыжеволосый мужчина с отвращением сплюнул на труп и обернулся. Тьмы не было, не было больше ничего, кроме напуганного тела в луже крови. И Балдура, что приставил свой револьвер ко лбу жертвы.

— Балдур! — закричала Дэйна, что есть сил. — Ты что себе позволяешь, богомерзкая скотина!

Нечасто можно было увидеть и услышать, чтобы Дэйна Бринхильд, повышала свой голос настолько. Даже когда она отчитывала членов отряда, её голос был всегда мягок и стоек, но, если стоило повысить градус, он становился холоднее, но никак не звонче. Однако даже это, не заставило человека отозваться. Он навис над своей жертвой, бегло оглядывая тело. Сырник скалился тоненькими зубками, а с его губ капала слюна.

— Что же ты никак не сдохнешь? — вырвалось из уст незнакомца.

Первое, что Балдур заметил, это то, что впервые в своей жизни, он не мог опознать была ли перед ним женщина или мужчина. Он вдоволь повидал девиц, что стриглись коротко, обматывали груди простыней, запихивали в штаны картофелину и шли записываться в стражники, а то и солдаты. Встречал, в том числе он и парней, ряженных в платья и пуховыми подушками у грудей, что спаивали завсегдатаях харчевней, и еще до восхода солнца, обчищали карманы. То были мастера своего дела и маскировки, но даже их выдавали крошечные мелочи. Глубокие и девичьи голубые глаза, при виде которых любой мальчишка потеряет дар речи, или ярко выраженный кадык на тоненькой шее парня.

Незнакомец перед ним, не проявлял никаких особенностей, присущих одному из полов, но при этом, сочетал их все в одном. Нежная девичья кожа, глубокие золотые глаза и мягкие седые волосы. Крепкие мускулистые плечи, оттенок хрипоты в горле и едва заметная щетина.

— Нет, нет, нет, нет, не-е-е-т! — заверещала незнакомка. — Ты не можешь быть им! Ты не он! Нет!

Он задергался, что казалось по началу в попытках избавиться от плена, но это всё больше походило на простую и банальную истерику.