Три Царя

— Только их, — произнес он. — если сил на меня не хватит, не губи себя. Я успею им рассказать, и они найдут способ связаться с тобой. Мира поднимет все полисы, и они помогут тебе. Слышишь меня? Только их! Не смей! Я не позволю тебе остаться здесь одной, теперь мы разделяем с тобой одну и ту же нить связи.

«Ты так ничего и не понял, Балдур», — прошептала она, когда он начал удаляться от неё: «Если ты выживешь, то сможешь вернуться, лишь тогда, когда последний осколок твоего разбитого сердца, превратиться в пыль. Я боюсь за тебя».

Эти слова она оставила при себе. Девушка не совсем понимала значений этих слов, но ей стало настолько печально, что она не смогла их произнести. Она плакала, наблюдая за тем, как тело человека постепенно растворяется среди вспышки белого света. Он дал обещание. Дал. Значит должен был выжить и вернуться, но если эти слова были верны, то…

Вдруг ей захотелось его остановить, револьвер сорвался с её рук и упал под ноги. Девушка попробовала побежать, но смогла сделать лишь всего один шаг, запинаясь о ведерко, наполненное её слезами. Она упала на землю и прокричала сквозь слезы.

— Не уходи! Назови моё имя!

Балдур услышал эти слова, словно они прозвучали за далекими горами и дошли до него лишь эхом. Он не видел перед собой ничего кроме ослепительного света. Откуда он мог знать, как вдруг ответ сам всплыл в его сознании. Он знал это имя всю свою жизнь. Глубоко погребенное под грудой мусора в его сознании, оно жило и существовало там с самого его рождения. Имя, которое он никогда не слышал в своей жизни, но именно в тот момент, покидая плачущую девушку, имя впервые сорвалось с его уст.

— Сиенна.

Балдур открыл глаза, и тут же принялся жадно хватать ртом воздух. От увиденного он едва не потерял рассудок. Перед ним появилось лицо Миры. Прекрасные лаурэны были залиты кровью, как и всё её лицо. С щёк свисали лоскуты кожи, обнажая порванные мышцы. Она смотрела на него единственным глазом, а второй заплыл настолько, что она не могла его открыть.

Мужчина заметил, как её порванные губы едва зашевелились, и всё что она смогла произнести это одно, короткое — «Прости». Балдур опустил голову и заметил, как она сломанными пальцами, держалась за небольших размеров нож, что лезвием покоился в его груди. На удивление, он не чувствовал ни капли боли, лишь то, как его разум разрывался на части.

Смертельно уставшая и едва живая Мира, положила ладонь ему на щеку, оставляя кровавый след, потянулась для поцелуя. Женщина, закрыв глаза упала в его объятья, а нож вошел в грудь человека до кончика рукояти и попросту исчез. Балдур быстро огляделся. Комната была заполнена телами. Десятки, может даже сотня обезображенных тел, разобрать которые не представлялось возможным. В дальнем конце помещения сидела Дэйна, что держалась за бок и тяжело дышала, не в силах поднять головы. Ярик лежал без сознания, положив голову ей на колени, а сама воительница погрузила окровавленные пальцы в его рыжую копну.

От ужаса увиденного Балдур оторопел. Он почувствовал себя беспомощным, будто новорожденный птенец, и всё что ему хотелось, это кричать. Стервятник приподнял голову Миры, что едва открытым глазом, смотрела на него. Её взор постепенно погасал, но сама меридинка, казалось, выглядела спокойной. Она сделала то, для чего пришла и, наконец, покончила с этим раз и навсегда.

В один момент, весь отряд, да что уж там отряд, единственные друзья, умирали на его глазах. От этой мысли Балдур забился, как разъяренный в клетке зверь. Он бегал глазами, в поисках той жертвы, на которую изольёт свой гнев, как на вороте почувствовалась рука Миры. Она медленно подтянула его к своим губам, так как была не в силах поднять головы.

— Прости меня… — её шепот прервала выступившая изо рта кровь. — Я должна была… ради тебя, лю…

Стена взорвалась оглушительным взрывом. Балдур прижал к себе Миру и зажмурил глаза. Он ощутил, как помещение наполняется знакомым запахом, а нечто вырвало женщину из его рук. Когда он открыл глаза, то едва сумел схватить её за запястье.

Лико устало ждать. Каменный гигант расправлял затекшие вечным сном плечи, а мир перевернулся с ног на голову. В момент, Балдур едва успел схватиться одной рукой за колонну, а второй держать скатывающуюся вниз Миру. Они повисли, казалось, только на силе воли стервятника. Балдур хотел закричать, но все его силы уходили на меридинку. Он, крепко сжимая губы, беспомощно смотрел как Дэйна и Ярик, обмякшие, но всё еще живые скатывались по пологому полу и пропадали в зияющей дыре.

— Паскуда! — прорычал человек. — Мира, держу!

Красный ощутил, как её тело слабеет, а женщина медленно закрывала глаза, теряя сознание.

— Мира! — завопил сборщик.

Она на мгновение пришла в себя, и не в силах больше держаться, что-то беззвучно прошептала губами. В тот момент окровавленная рука соскользнула, и она отправилась вслед за Яриком и Дэйной, исчезая в клыкастой дыре.

— БАЛДУР!

Голосок разорвал его на части.

— Сырник, — прошептал он. — Сырник? Где ты?! — задергался он по сторонам. — Почему она не забрала тебя? Сырник!

Фигура обернулась, с удивлением взирая на человека. Стервятник заметил бьющегося Сырника.

— Убью, — шепотом пригрозил Балдур.

Стервятник подтянулся за одной руке, в то время как всё его тело кровоточило. Одним богам было известно, как ему это удалось. Балдур оказался на небольшой сломанной пополам каменной плите. Его десны кровоточили, васильковые глаза изрыгали кровь, а губы словно лопались от ярости, что разрывала ему диким воплем изнутри. Он потянулся к орудию мести на бедре.

— Нет, дайте ему, — раздался мелодичный и расслабленный женский голос.

Оружия там не было, однако через момент, к его ногам, хлюпая о кровь и плоть, упал револьвер. Балдур потянулся, схватил оружие и продолжил дальше двигаться. Он отдернул барабан, пусто.

— Балдур! — вновь послышался голос Сырника. — Да пусти!

— Я вас поубиваю всех суки! — Балдур направил оружие перед собой, и нажал курок.

Раздался выстрел, а тело человека окутала тёплая аура жестокости и мести. Он не стал сопротивляться ей и нажал на курок еще раз. Второй выстрел раскрасил стены в цвет его ярости, однако третьего не последовало. Балдур нажимал на курок, но в ответ раздавался лишь сухой звук бойка. Он краем глаза заметим, как вокруг него парят неизвестные фигуры. Стервятник проклял их, и бросил оружие в чью-то голову. Ноги отказали в тот момент, когда он споткнулся о чьё-то тело и оказался на полу.

— Пустите его! Пустите-е-е!

Женщина стояла без изменений, и с ядовитой улыбкой на лице наблюдала, как человек ползет к ней, словно червь. Из-под кучи тел, его схватила чья-то рука, да показалась уродливая пасть человека. Балдур нащупал рукой кусок камня и принялся наносить удары. С первым разом, ему в лицо брызнула холодная кровь и застывший гной, затем посыпались куски черепа, хлюпая остатками мозга.

— Сырник! — закричал он, давясь гноем и кровью. — Сырник, я иду!

Куски тел, более неприкрепленные и оторванные, хватали его и придавливали к земле. Балдур отбивался как мог, кусая, скалясь проклиная весь мир, на чём тот стоял. Ему было всё равно, что произойдет с его телом, ему стало плевать на тот мир, на то дерево, на всю вселенную. Он бы с радостью променял жизни всех богов, что позволили ему наблюдать за этим. Но больше всего, он ненавидел себя. Ненавидел за то, что пока разгуливал и вел беседы, пытаясь найти ответы на свои вопросы, ему в голову даже не пришла мысль о нём. Как мог он, столь погруженный в собственный эгоистичный мир, оставить того, что поклялся защищать.

— Сырник! Держись, я иду! — с его глаз закапали слезы. — Я никогда тебя не брошу!

Некая сила придавила его голову к полу, на что Балдур огрызнулся и повернув голову вцепился зубами в мерзкую и холодную плоть. Одним движением он оторвал кусок мяса и сплюнул его. Человек поднял глаза и увидел маленького аури, что всегда таким являлся и будет для него. Сырник перестал сопротивляться, с ужасом наблюдая за тем, как окровавленный человек, едва перебирая конечностями, ползет к нему.

— А-а-а-а! — вырвалось из его груди. Они встретились взглядами.

***

— Ты присаживайся, кушайте.

— Спасибо, я не голоден, — ответил мужчина на предложение пожилой женщины.

— Ну, ты, может и нет, сынок, а вот ему нужно вес набирать. Смотри, какой маленький. В ладошке-то помещается, ты в его в лесу нашел?

— Нашел.

— Эх да, последнее время много зверья сиротками-то становятся. Жалко аж, Лико то наше куда смотрит? Да ты тоже кушай. Мне не жалко, гости вы мои, нечасто они у меня, кушай, боги смотрят.

— Можно мне молока?

— Конечно можно. Вот, смотри какое густое. Кормилица моя своими детками обзавелась то прошлым летом, а как твоего зовут-то? Есть у него имя?

— Моего? Я…

— Ой да ладно, женщину-то старую не проведешь, глаза может уже не те, но я вижу, как ты на него смотришь. Так только отец может смотреть. Ха-ха гляди, как он сырники-то трескает, да сметану лижет. Точно наш! А ручонки то, какие маленькие, как держит то! Ты, сынок, держись его, да ежели попал к тебе на попечение, так значимо боги сами решили и подарок сделали. Что ты так смотришь? Вытри ему нос, пока внутрь не забилось, а я пойду еще молока принесу. Взор да глаз над вами молодыми нужен, ничегошеньки вы не видите.

— Да мать, я его никому не отдам.

***

— Сибирус! — прокричал мужчина. — Если ты меня слышишь, спаси его! Спаси его!

Лицо неизвестной женщины расплылось в эйфорической улыбке, а сама она, закатив глаза, довольно застонала.

— Перун! Род! Мать Земля! Спасите своё дитя! — продолжал кричать человек.

Он со слезами на глазах посмотрел на маленького аури, чья шерстка задрожала радужным цветом, но его огромные глаза источали лишь печаль. Балдур пополз дальше, продираясь сквозь тела, как нечто схватило его за волосы, и подняло голову на уровень с Сырником. Тот смотрел на него, словно прощаясь и, хлопнув веками произнес:

— Ты мне обещал, — после чего из его рта полилась кровь.

Балдур с ужасом наблюдал, как из груди аури торчало едва бьющееся сердце. Оно стучало медленными, последними моментами его жизни, а стеклянные глаза Сырника застыли безжизненными зеркалами.

— Это твоя вина, и тех, кто пришел с тобой.

Женщина вытянула сердце аури и облизав, забросила себе в рот, демонстративно проглотив. Губы растянулись в наслаждении, а сама она, бросив презрительный взгляд на человека, развернулась и ушла с бездыханным телом Сырника в руках.

— УБЬЮ ВСЕХ! СУКИ! УБЬЮ! УБЬЮ! УБЬЮ! НЕТ!

Балдур заревел от горя и ненависти. Он полз, цепляясь лишь одной рукой, что подчинялась ему. Его лицо заполнило слезы, кровь и слюна, что пузырилась у его рта, с каждым криком и проклятьем, что он произносил.

— УБЬЮ! УБЬЮ!

Он видел, как из тела Сырника всё еще продолжает течь кровь, оставляя за собой след. Балдур сдирал ногти с пальцев, цепляясь за куски камня, вгрызался зубами, а слезы сменились на кровь. Его тело больше не могло сопротивляться тому, что пережило за последний день. В конце концов, он был простым стервятником. Простым отцом, что не смог сохранить собственное дитя.