Волки не дремлют

IV

Вагин возвратился в Адычан на шестые сутки, когда последние лучи солнца исчезали за горизонтом. В кабинете Турантаева он грузно опустился на стул:

— Ну и задал же нам задачку этот планерист.

— Ушел?

— Какой там. Разбился, покончил, так сказать, самоубийством. На вот, читай, — Вагин достал из папки листок бумаги. — Это нашли при нем.

Турантаев нетерпеливо склонился над запиской.

— Выходит, он не пожелал шпионить против Родины: подложил в планер мину и подорвался. А второй, о котором он пишет, успел выброситься с парашютом?

— Правильно. Но мы нашли и второго. — Вагин усмехнулся. — Да, да, не удивляйся. Мы его действительно нашли... и тоже мертвого. Больше того, и при нем была записка вроде этой. Думаешь, я тебя разыгрываю? — Вагин достал из папки второй листок.

— Ничего не понимаю, — признался Турантаев. — Тот разбился, этот застрелился. Психи какие-то! Что у них, все там такие?

— Не думаю, — устало проговорил Вагин. — Сдается мне, что и эти не такие. Думаю, не они придумали этот трюк, а их шефы.

— Выдавать своих агентов? Увольте, Борис Иванович! Первый сам наводит нас на второго, а тот, в свою очередь, сообщает, что он шел на встречу с агентом Михайловым, по кличке «Белый», указывает пароль, адрес. Так что...

— Все правильно. Но к кому он якобы шел? К агенту, который год назад явился к нам с повинной, который и раньше палец о палец не ударил, чтобы что-то сделать для немецкой разведки, а уже тем более для них. Оказавшись на нашей территории, этот «агент» с оружием в руках бил тех же фашистов. И еще как бил, дай бог каждому. А когда в Австрии на него наткнулись эти, он тут же написал рапорт, выехал в Союз. Сразу пришел с покаянием и его, естественно, простили. Нужен он им, такой агент? Могли они им дорожить? То-то. Вначале и я клюнул, — Вагин засмеялся. — Ах, думаю, какие — не успели прибыть, кончают самоубийством. А потом сопоставил факты, прикинул так и сяк, вижу, пасьянс-то не сходится. Вот послушай, — Вагин тряхнул головой, отгоняя усталость. — Почему ни один из них даже не намекнул на то, с каким заданием они пожаловали к нам? Оба, словно сговорившись, умолчали об этом! А ведь это для нас, пожалуй, важнее всего. Почему первый, приняв решение подорвать планер, даже не пытался ликвидировать второго и спокойно дал ему возможность покинуть планер? Сдается мне, оба эти «самоубийцы» и не подозревали о таком повороте событий.

— Вот как?! Тогда должен быть и третий?

— Вот именно. И этот, как я полагаю, тертый калач. Он скорее всего и убил второго, оставив за него записку, но, к нашему огорчению, не оставил своей визитной карточки. Ради него, очевидно, и был разыгран этот маскарад. Там рассчитывали, что найдем взорвавшийся в воздухе планер, обнаружим записку и начнем искать второго. Найдем и его, мертвого, и успокоимся, потому как искать больше некого. А третий тем временем будет обделывать свои темные делишки.

— Ну, а второй парашют искали? — спросил Турантаев.

— Конечно, искали. Но его могло и не быть. Почти наверняка они спустились вдвоем на одном парашюте.

— Да, но подвесная система...

— Ее, Айсен Антонович, нетрудно и упрятать, так же как и второй парашют. Сам понимаешь: тундра.

— Да, — протянул Турантаев, — задача.

— Задача, по крайней мере, с одним неизвестным, — поднимаясь с места, согласился Вагин. — И нам надлежит ее решить. Ну, а как вы тут, все сделали, о чем договорились?

— Все, но пока... — Турантаев пожал плечами.

— Хочешь сказать, ничего нового?

— Если не считать ответа из разведцентра. Письмо наше они получили. За усердие, — Турантаев засмеялся, — агентов наградили.

— Вот как?! Это уже кое-что. А кто подписал ответ?

— Как всегда, Мэнсфилд.

— Мэнсфилд? Значит, не он, — Вагин подошел к окну. — А то я было подумал, не сам ли господин Штейн пожаловал.

— Кстати, Борис Иванович, тут для вас письмо от вашего заместителя. Срочно в Москву вызывают, — сообщил Турантаев.

— В Москву? Когда ближайший самолет на Якутск?

— В одиннадцать вечера.

— Что ж, сегодня и полечу. Надеюсь, задерживать не станешь? — Вагин вопросительно посмотрел на Турантаева. — Очень прошу тебя, Айсен Антонович, будь тут повнимательнее. Не исключено, что третий появится у вас, если уже не появился. И вот что надо будет обязательно сделать: снабдите Павла костюмом с фотоаппаратом...

Уже на другой день чекисты установили всех, кто прибыл в Адычан в последние дни. Проверка показала, что все они не имели никакого отношения к планеру. Размышляя над этим случаем, подполковник Турантаев мысленно попробовал поставить себя на место предполагаемого шпиона. Что бы он сделал в первую очередь? Ну, конечно, постарался бы затеряться среди людей. Следовательно, как можно быстрее попытался бы добраться до ближайшего аэродрома. Турантаев подошел к карте, отыскал район падения планера, на глазок прикинул расстояние до ближайшего аэропорта. И понял, что времени у шпиона было больше чем достаточно.

В кабинет, постучавшись, вошел капитан Оллонов.

— Скажи, Николай Спиридонович, — обратился к нему Турантаев. — На месте шпиона, которого мы разыскиваем, ты пошел бы сразу на встречу с агентом? Допустим, что он действительно существует, этот третий, — уточнил Турантаев.

Оллонов медленно, как бы подбирая слова, начал:

— По-моему, это глупо, тем более если они заподозрили неладное.

— А если не заподозрили? Без «если» как бы ты поступил?

— Ну, — улыбаясь, протянул Оллонов, — тут, Айсен Антонович, много всяких «но»...

— Философствовать и я умею, — Турантаев засмеялся. — Ты мне скажи конкретно, пошел бы или не пошел?

— Нет. Лично я сразу не пошел бы, — ответил Оллонов.

— Вот и я бы не пошел, — согласился подполковник. — Ему надо прийти в себя, осмотреться, убедиться, что за ним не следят. А на все это надо не день и не два... — Турантаев не закончил мысли — зазвонил телефон. Он снял трубку.

— Здравствуй. Не ожидал? — задорно пророкотала трубка.

— Здравствуйте! Но какими судьбами, Борис Иванович? — Турантаев заметно волновался. Он понимал, раз министр вернулся, значит, есть важные новости.

— Потом, потом, — ответил Вагин. — Давай приезжай, а то здесь никакой оказии.

...Поздоровавшись с Турантаевым, Вагин поудобнее устроился на сиденьи и, когда машина тронулась, спросил:

— Ты меня не ждал, конечно?

— Я полагал, что вы уже подлетаете к Москве.

— Вчера я тоже так рассчитывал, но обстоятельства изменились, и вот я снова у тебя. — Вагин поежился. — Что-то у вас нынче заметно похолодало.

— Время. Утка уже стабунилась, готовится к перелету, а это первый признак, что и до снегу...

— Ты к чему это клонишь? — полюбопытствовал полковник. — Не думаешь ли соблазнить меня на охоту?

— А что, — оживился Турантаев, — завтра выходной. Почему бы и не поохотиться?

В кабинете Вагин на некоторое время задержался у карты.

— Что это ты не интересуешься, с чем я приехал?

— Надеюсь, сами расскажете.

— Сейчас ахнешь! — произнес министр. Он раскрыл папку, достал из нее уже распечатанный конверт и протянул его Турантаеву. Это было сообщение из центра. Дождавшись, когда Турантаев закончил читать, Вагин спросил: — Что ты теперь скажешь?

— Но как же так? — не скрывая удивления, воскликнул Турантаев. — А шифровки? Они же идут от его имени.

— И дальше, полагаю, будут идти за его подписью, поверь моему слову. Но теперь-то нам ясно, что господа темнят. Мэнсфилд где-то на задании. Здесь очень простой расчет. Возьмем худший вариант: в Берлине каким-то образом стало известно о провале их агентов. Подписывая телеграммы от имени Мэнсфилда и к тому же каждый раз не обещая помощи, они тем самым пытаются усыпить нашу бдительность. Если же там только предполагают о возможном провале, то Мэнсфилд будет иметь возможность проверить своих подопечных, проверить со стороны, потому как они ни помощи, ни тем более его самого не ожидают. Эти их маневры мне очень не нравятся. Неужели мы где-то маху дали? В том, что Мэнсфилд у нас, сомневаться не приходится. Да и в центре так полагают. — И министр подробно рассказал о разговоре с Москвой, предложил Турантаеву во второй половине дня собрать весь оперативный состав на совещание.

О прилете полковника Вагина сотрудники отделения узнали от капитана Оллонова, но и он сам, конечно, не знал причину столь неожиданного возвращения. Догадываясь, что приезд министра вызван какими-то чрезвычайными обстоятельствами, чекисты нетерпеливо ожидали начала совещания. Вагин внимательно оглядел сотрудников и негромко начал.

— Всем вам, товарищи, известно, что я сегодня намеревался вылететь в Москву. Но, как видите, я снова здесь. На это есть весьма важные причины. Из Москвы, — продолжал Вагин, — поступил документ... Я сейчас ознакомлю вас с ним. — Он взял лежавший перед ним лист бумаги, стал читать:

«Объявляется во всесоюзный розыск особо опасный государственный преступник. Розыску и аресту подлежит... — министр сделал паузу, как бы давая присутствующим время сосредоточиться. Повторил: — Розыску и аресту подлежит Рудольф Штейн, — по кабинету пробежал ропот удивления. Вагин постучал по настольному стеклу карандашом, призывая к тишине, и продолжил: — 1919 года рождения. Уроженец города Берлина. Немец. Член нацистской партии с 1932 года. Штурмбанфюрер СС. Сотрудник службы безопасности (СД). Бывший военнопленный американской армии. Разыскиваемый известен также как Мюллер Ганс, Рудо Павло, Машинскас Ионас. В последнее время носил фамилию Мэнсфилд...

— Мэнсфилд! — вырвалось у Павла Орешкина.

— Да, Мэнсфилд. Наш старый знакомый, — подтвердил Вагин. — Прошу, товарищи, прослушать до конца. По неперепроверенным данным, с особым заданием переброшен на территорию СССР. Канал переброски не установлен. Приметы разыскиваемого, — Вагин предложил присутствующим записывать. — Рост — 177-178 сантиметров, телосложение атлетическое, выправка спортивная, походка непринужденная. — Перечислив черты лица разыскиваемого, министра заметил: — Как видите, никаких особых примет.

— Это уж точно, — как бы подтверждая услышанное, снова не удержался Павел и, наклонившись к Черенкову, зашептал: — Здорово приметы описаны. Точно. Я-то его видел. Если встречу, сразу узнаю...

— Павел Ильич, — Вагин покачал головой, — что узнаете — это хорошо. Но к этому мы еще вернемся, а сейчас прошу дослушать. Речь неторопливая. Говорит по-немецки, по-английски и по-русски отлично. По-испански, по-литовски и по-французски с некоторым акцентом. При задержании, — Вагин сделал ударение, — соблюдать особую осторожность. Преступник решительный, расчетливый, хладнокровный, хитрый. Вооружен.

Дочитав документ до конца, министр осторожно, словно это был взрывоопасный предмет, положил листок на стол:

— Видите, товарищи, какая птичка залетела к нам. Мэнсфилд, как мне сказали московские товарищи, направлен для проведения операции под шифром «Лена». А от вас до Лены, как говорится, рукой подать. Очень много шансов за то, что он прибыл на том самом планере. Так полагают и в центре.

— Товарищ полковник, — капитан Оллонов встал, — разрешите по ходу сразу вопрос. Значит, шифровки от имени Мэнсфилда — липа?