Росток

9

— Гей, чувак, подмогни! А то хоть караул кричи! — толкнул коленом в бок по-приятельски Григория молоденький шофер, он же автокрановщик.

Савич ползал по полу просторной комнаты, переоборудованной из двух смежных. Одет он был в брезентовую робу, вполне мог сойти за простого рабочего и потому не удивился такому панибратскому обращению парня.

Григорий ответил не сразу. Заглянув в кальки прораба, которые беспризорно валялись на полу в уголке зала, он подметил несоответствие между тем, что было в проекте, и тем, что делалось. Разница была столь незначительной, что не бросалась в глаза. Но Григорий, выбитый из привычной колеи событиями минувшей ночи, раздраженно всматривался — в чем закавыка?

— Ты что, глухой или не хочешь помочь? — не унимался парень. — Я не поскуплюсь... В кабине спрятана «несовершеннолетняя»... На конец смены... Вместе раздавим.

— Что за «несовершеннолетняя» ? — поднял на него удивленные глаза Григорий.

— Нет, ты действительно тюкнутый в темечко! — взмахнул руками парень. — Четвертинку горилки так называют... Что-нибудь подкалымлю, Гузь у нас не скупой, будет и на загрызку. Пошабашим, дерябнем.

Парень вызывал симпатию своей нагловатой откровенностью. Красивое лицо, словно освещенное голубыми лучиками глаз, побронзовевшие на свежем воздухе щеки, — все в нем кипело молодостью, нетерпением, порывом.

— Армию отслужил?

— Вон ты про что! — взъерошился парень, показав прокуренные зубы. — Само собой... Мы не сопляки безмозглые! Со мной ни в какой переплет не попадешь.

— Как зовут?

— Ромкой по паспорту. А кличут Иголкой. Потому что знаю, как и для кого шить.

— В чем помочь? — Григорий отложил кальки, встал.

— Панель подцепишь. Перебросим сюда, на второй этаж, а тогда махнем на полчасика, в одно местечко — тепленькое и харчевое. Может, и побашляют нам...

— Не понял, что это за зверь.

— Башлевать? Рубли наживать.

— Ну ты и хват! — улыбнулся Григорий, хотя был готов матерно выругаться. — Пошли помогу. Покажешь, что и как, я пойму.

— Для этой работы ума много не надо, настропалю!

Они вышли во двор. Жалящий морозец будто крапива обжег щеки, пальцы. Роман протянул Григорию замусоленные рукавицы, показал, что надо делать. Залез в кабину, крикнул:

— Давай!

Григорий накинул на крюки кольца тросов. Длинная железобетонная плита, качнувшись, поползла вверх, поднялась на уровень второго этажа, затем сквозь проем в стене втиснулась в зал. Роман выглянул из кабины:

— Валяй туда, отцепишь стропы. Одна нога здесь, другая там.

Григорию захотелось заглянуть в карты, которыми, бесспорно, играет пройдоха Антон Калинович Гузь. То, что Роман был у него обыкновенной шестеркой, он не сомневался. «В конце концов, как любит говорить Гузь, меня не убудет, если услышу наглое разглагольствование Романа. Ишь ты! Пообещал чарку и считает, что купил меня».

Возле проходной Роман не моргнув глазом соврал вахтеру, что его посылают на другой конец города грузить в машины строительный материал. Выхватив из кармана бумажку, помахал ею:

— Путевой лист, ясно? Отпирай ворота!

Ворота медленно растворились. Будто огромный железный аист, кран, качнув ажурной стрелой с черным массивным крюком на конце, двинулся с места.

Нудную, тряскую езду по неровной, выщербленной мостовой веселил хрипловатый тенорок Романа:

— Я и на обзаведение кое-что скопил, и так жизности не урезаю. Если назырю бесприглядное, жалость меня поедом начинает есть. Как тут не поднять, не приголубить... И мне выгода, и людям хлопот меньше — спишут... Как же, обчеству польза... Моя мама недаром говорила, что я хозяйственный ребенок...

На окраине города они свернули влево, проскочили вдоль железнодорожной насыпи и въехали в раскрытые настежь ворота. Посреди окруженного плотным забором двора возвышался первый этаж коттеджа, сложенный из отборного, хорошо выжженного серого кирпича. Стрельчатые оконца, широкая застекленная веранда, облицованное зеленой кафельной плиткой крыльцо, — все свидетельствовало, что особняк сооружается с размахом, с любовью, что на него не жалеют ни средств, ни материалов.

— Чей? — спросил Григорий Романа, осторожно подкатившего машину к стене.

— Говорят, что зубодер... Имеет дело с желтым металлом. Наверняка кое-что и к рукам прилипает. Жевать-то все хотят.

Под кустом крушины, торчащим из-под снега, лежали плиты перекрытия — родные сестры той, что полчаса тому назад Григорий помогал Роману поднять на второй этаж лаборатории. Вот так чудеса! Фондовые материалы на заводе железобетонных изделий нелегко бывает выбить даже для государственной стройки. А тут... Какие же нужно иметь зубы, чтобы выгрызть их!

— Давай, чудак! — подморгнул Роман. — Будут сегодня башли, будет и мокруха.

Григорий сноровисто расправил трос, застропил плиту. Роман ловко поднял плиту на стену коттеджа. Два монтажника — Григорий видел их на территории лаборатории — осторожно приняли ее. Подав несколько плит и ящик с цементным раствором для заделки швов, Роман спрыгнул на землю, потопал к крыльцу. Следом за ним зашагал и Григорий.

Они вошли на веранду. Вдоль стены тянулись полированные желоба.

— Зимний сад-оранжерея, — охотно пояснил Роман, ткнув пальцем в желоба. — Сюда натаскают земли. Хочешь — сажай цветы, хочешь — пальмы... Это тебе не крупнопанельный курятник... Одним словом, жизность себе вымащивает, настоящую и красивую. Вот он...

Из-за бетонной колонны, будто отделившись от нее, неслышно вышел стройный, с хорошо развитыми плечами, спортивного вида мужчина. Умные, прищуренные глаза оценивающе посмотрели на Григория, задержались на нем столько, сколько было нужно, чтобы составить первое впечатление. Видимо, оно оказалось удовлетворительным, полные губы обронили дружелюбно:

— Подкрепитесь, хлопцы! Там все готово, — легкий кивок в сторону бетонной колонны.

Все действительно было готово: на сдвинутых ящиках, застеленных свежими газетами, стояли две бутылки горилки, на тарелках — огурцы, хлеб, тонко нарезанная московская колбаса, сухая, копченая.

— Чувствуется женская рука, — сполоснув под краном руки, сказал Григорий.

Хозяин снисходительно улыбнулся:

— Мои пальцы выполняют куда более сложную работу. А что касается... Вы наблюдательны! Здесь все предназначается для женщины, все выгоды и удобства готовятся под знаком божества майи.

Григорий вздрогнул, как от неожиданного удара.

— Майи? Которой? — вырвалось у него.

— Я не об имени, а о народе. — Нетрудно было заметить, что хозяин ловко увернулся от прямого ответа. В подтверждение своих слов он показал на цветной знак-заклятие, выложенный над входной дверью: — Женское начало преобладает над мужским. Пророки народа майя изображали его разными способами. Я выбрал вот это...

Пока Григорий разглядывал мозаику — окруженную снопами лучей фигурку женщины с распростертыми вместо рук крыльями, — хозяин откупорил бутылку горилки, налил по полстакана.

— Выпьем за загадочную и пророческую легенду, которая приплыла из далеких краев и поселилась здесь.

— Мозги компостируете, — засмеялся Роман. — Позавчера говорили, что строите для своей жены...

— Легенда и женщина тождественны, — пожал плечами хозяин. — Вы еще молоды, чтобы понять...

— Зато умею выпить. Ваше здоровьице!

Григорий вместе со всеми выпил, взял несколько кружочков колбасы. Услышанное не выходило у него из головы. Должна быть связь, должна!

— Скажите, вы не Иосиф Самуилович Беркович? — неожиданно спросил он.

— А что? — нахмурился хозяин, — Да, это я...

— Так это о вас добрая слава идет, — прикидываясь захмелевшим, пропел Савич. — Я приходил к вам... В железнодорожную поликлинику. Здорово вы подправили мне резцы. До сих пор жую вашими коронками.

— Специалисты везде в цене... — посветлел Иосиф Самуилович. — Вот вы... Славное сделали перекрытие. Всего какой-то час уделили, а мне выигрыш целым годом обернется.

Их разговор прервал Роман, допивший с дружками вторую поллитровку.

— Обжоры чертовы! Перестаньте чавкать! Дайте послушать умные речи.

Иосиф Самуилович сразу оценил ситуацию.

— Ну что, закругляемся? Вы понадобитесь, хлопцы, теперь через недельку. — Достав из кармана четыре десятки, он вручил каждому по одной.

— Такой душевный человек... — залепетал Роман. — Вы для жизности первый класс... Позвоните, и мы будем тут как тут.

Иосиф Самуилович вежливо и решительно выпроводил из дома компанию.

— Жду вас, хлопчики. Мне еще крышу ставить, стены второго этажа, паркет стелить...

— Конечно... — кивнул обмякший и разморенный горилкой Роман. — Для жизности все требуется.

Ступив на подножку кабины, он не удержал равновесия, упал. Григорий поднял его, кое-как усадил в кабину.

— Где ключ?

— Я сам... Я сам... — забормотал Роман, шаря по карманам.

— Сам... Врежешься в столб, угробишь и нас, и машину.

Григорий отобрал у Романа ключ, прикрепленный к брелку, сел за руль. Включив мотор, прогрел его, мягко тронул машину с места, не думая о том, что по дороге могут остановить автоинспектора, а от него несет сивухой. Главное, чего ему хотелось, — поскорее без приключений добраться до лаборатории, встретить Гузя, взять его за грудки и потащить к Петру Яковлевичу.

Петляя кривыми переулками, он постепенно остыл. Руль плохо подчинялся. Пришлось ползти на первой скорости. Рядом посапывал задремавший Роман.

Григорий лишь тогда вздохнул облегченно, когда затормозил перед воротами лаборатории. Подождал, пока они откроются, подъехал к куче кирпича и штабелю железобетонных плит, заглушил мотор. Положив в карман ключ, хлопнул дверцей кабины, задумался: «К кому пойти? Позову Петра Яковлевича и «Три О», пусть полюбуются. Они сами пригласят Гузя. Неужели и теперь он выйдет сухим как гусь из воды?»

Решение это Савич принял без запала, будто наперед предвидел, что из его затеи ничего не выйдет, лишь настроит против себя прораба. А Гузь, конечно, ему этого не простит, будет мстить всеми дозволенными и недозволенными способами.

Его раздумья прервал пронзительный, беспрерывный сигнал машины. Григорий понял: проснулся Роман и подает кому-то знак. Из-за штабеля плит в незастегнутом ватнике тут же выкатился Гузь.

— В конце концов, дадут мне работать... Рвут на части. Что тебе, Ромка? Когда вернулся?

Григорий зашел в туалетную комнату, вымыл руки, нажал на кнопку электросушилки. Немудреная машина заурчала, выбрасывая поток теплого воздуха. Григорий застывшим взглядом впился в деревянную подставку, к которой была пристроена сушилка. «Так-так-так, Антон Калинович. Вирутно, я напал... Напал!»

Взбежав на второй этаж, он стал искать в зале кальки. Они исчезли.

— Где чертежи? — подскочил он к столяру, стелившему паркет.

— Чего накинулся ? — огрызнулся тот. — Антон Калинович здесь шастали. Не иначе как у них.

Кальки действительно оказались у Гузя.

— Это мое оправдание, моя документация, — поучительно, как неразумному ребенку, который сует нос не в свое дело, сказал Гузь Савичу прищурившись. — Зачем они тебе?