Росток

30

Весенние рассветы пролетали так быстро, что Аида до ухода на работу, кроме приготовления на скорую руку завтрака для Григория, ничего больше не успевала сделать по дому. Приняв холодный душ, она торопливо одевалась, выпивала стакан молока и на цыпочках пробиралась к выходу — пусть Гриша поспит лишних полчаса. Видела, что он похудел, осунулся, глаза глубоко запали.

Они говорили мало. Чаще всего о домашних делах. Григорий по вечерам что-то чертил или работал с маленькой, умещающейся на ладони машинкой, включенной в розетку. В квадратных окошечках машинки, вспыхивая, менялись зеленые цифры. Он заносил их столбиками в карточки, а утром собирал разбросанные на столе карточки и относил в свою лабораторию. Догадываясь, что муж делает что-то очень важное, Аида старалась ничем не нарушать ни его раздумий, ни пугливого спокойствия, неведомо каким образом зацепившегося за их жилище.

Иногда и она садилась рядом, раскрывала книгу, принесенную с работы, и надолго склонялась над ней. Медицинская наука давалась Аиде с трудом. Порой ей приходилось по нескольку раз перечитывать отдельные строки в учебнике, чтобы понять суть сказанного. Но Аида не унывала. «Ничего, — подбадривала она себя, — не боги горшки обжигают».

...Оторвавшись от расчетов, Григорий искоса взглянул на жену, склонившуюся над книгой. «Молодец! — похвалил он ее мысленно. — Штурмуй Эверест знаний! Когда-нибудь пригодится в жизни».

— Ой! — спохватилась Аида. — Зачиталась я. А картошка уже, наверное, давно готова. Может, где-нибудь и огурчик солененький завалялся.

Она встала, побрела на кухню.

Григорий взял со стола потрепанный томик. «Ого, когда было издано! Сто лет тому назад в Санкт-Петербурге. Психологические этюды Сеченова. Что же в них привлекло ее внимание?»

Он раскрыл наугад книгу, стал читать.

«Ребенок много раз получает от своего тела сумму самочувствий во время стояния, ходьбы, бега и т. п. В этих суммах, рядом с однородными членами, есть и другие, которые специально характеризуют стояние, ходьбу и пр. Так как эти состояния переплетаются между собой, то существует бесчисленное множество условий для их сопоставления в сознании. Продукты последнего и выражаются мыслями: «Петя сидит или ходит». Здесь Петя означает, естественно, не абстракцию из суммы самочувствий постоянных членов от переменных...»

Любопытно! В сознании ребенка существует отделение своего тела от своих действий. Затем ребенок начинает в своем сознании выделять среди других чувств те, что побуждают его к действию. Ребенок говорит: «Петя хочет есть, Петя хочет гулять».

Как близко это к его нынешним поискам! Сперва зафиксированное состояние своего тела как самочувствия. А в этом «хочет» уже появляется раздельность двух самочувствий. В обоих случаях Петя становится тем источником, в котором зарождаются ощущения и из которого берут начало действия.

Сама того не подозревая, Аида косвенно дала новый толчок размышлениям Григория, который все эти дни ломал голову над заданием Научного центра. Конечно, прямой, непосредственной связи пока не улавливалось. Но что-то близкое было. «Надо «научить» машину. Если главным источником информации о себе и окружении для ребенка становятся взрослые, — они дают ему имя, приучают откликаться на него, организуя тем самым систему его реакций, — то для разных уровней системы управления придется разработать... Что разработать? Алгоритмы? Эвристики? Надо подумать. Поискать».

Оценивая поступки ребенка, родители вырабатывают у него определенное эмоциональное отношение к себе, чувство собственного достоинства. Первые дни и месяцы жизни ребенка во многом определяются чертами характера взрослых.

А в машине? Перемена напряжения, силы тока, комбинация сопротивлений и емкостей — все составные части аналоговых систем?

До двух лет и позже, прекрасно чувствуя себя и других, ребенок еще не узнает себя ни в зеркале, ни в кино, ни на фото. И это неудивительно. Ребенок видит других со стороны, а себя — нет. А когда он начинает узнавать? И что происходит тогда?

В палате терапевтического отделения у Майи Григорий видел, как два мальца забавлялись зеркалом. Они показывали пальцем на свое изображение и говорили: «Вот он я». К ним подошла Майя. И один из малышей, Маркуша, показывая на себя в зеркале, сказал: «Вот тетя Майя». Значит, у детей происходит как бы раздвоение личности. Ребенок и его отображение существуют самостоятельно. Маленький Маркуша, показывая на свое изображение в зеркале, называет его Вася. И лишь позже — когда? — образы мальчика (Маркуши и Васи) начнут соединяться, сливаться, и тогда малыш научится называть себя «я».

Та-а-ак! Машина самостоятельно не овладевает местоимением. А как ее этому научить? К каким прибегать постулатам, теоремам, логическим построениям? Программирование — это внешний прием. Отождествление себя с узлами, с блоками, с процессором — как к нему подступиться? Успех обещает многое. Ведь машина будет «обрабатывать» изображение, поданное на электронные блоки телевизионной камерой. Напрашивается аналогия между зрительным восприятием ребенком своего изображения в зеркале и телевизионной «картинки». Пусть симпатичный и неотступный от своих увлечений великан Лесь Прут послушает эти прикидки и напряжет свои конструкторские мозговые извилины. Он сумеет! Воображение и фантазии ему не занимать.

Услышав, что Аида возвращается с кухни, Григорий, будто нашкодивитий мальчишка, отскочил от стола, сделал вид, что занимается своими расчетами, Аида внесла тарелку с вареной картошкой, блюдце с кружочками огурцов, политых постным маслом и посыпанных нарезанным луком.

— Перекуси, Гриша, а то совсем ослабеешь. Хватит заниматься делами.

— Не могу. За это мне деньги платят.

— Всех денег все равно не заработаешь. — Пососав кружочек огурца, Аида оживилась. — Ой, как вкусно! Солененькое! Давай завтра целую бочку купим... Слышь, Гриша, я тут кое-что читаю — и как в темном лесу... Ни стежки, ни дорожки не вижу. Знаю, что написано мудро, что человек сердце вложил, ум... А для меня — одни пустые слова... Стоит каждое отдельно и не вяжется с соседним. Но случается и такое... Глаза на словах не задерживаются, а спешат за мыслью. Тогда так хорошо на душе. Будто с близким человеком встретилась. Он говорит тебе все-все, о чем ты думала и знала раньше, только не сумела разобраться...

— Все верно, — кивнул Григорий, внимательно посмотрев на жену. Нет, теперь он не назвал бы ее безоблачно-бесстрастной. Естественная потребность в знаниях, тяга к ним, беспечно дремавшие в ее естестве, не пытаясь прорасти, теперь выбросили вверх тонкие побеги, и на них уже проклюнулись почки. — Твое непонимание — от непривычки. Чем ты увлекалась раньше? Какая-нибудь повесть или роман... Я не говорю о Шекспире или Толстом... Взять, к примеру, современный литературный стереотип. Иван любит Маричку, Надя — Петра. На зеленой полонине Надя отдается Петру. Вскоре выясняется, что у этого красивого искусителя есть жена с целым выводком детей. Обездоленная Надя поворачивается спиной к Петру и отдает все свои обманутые чувства Ивану, которого любит Маричка. Автор доволен, читатель не устает. Чтиво! Так сказать, бродячие сюжеты. Я же требую: дай мне жизнь, мысль, а не сюжет! Дай то, что есть у Шекспира или Толстого...

— Гриша, ты... Ты никогда раньше так серьезно со мной не разговаривал, — Аида отвернулась и смахнула пальцем слезинку. — Я буду стараться... А если что-то не пойму, ты мне растолкуешь. Хорошо? Я не очень буду тебе докучать.

— Я бы охотно, но... — Григорий хитровато прищурился. — Как же я смогу помочь? Тебе каждый день звонят, приходят смотреть квартиру. Не сегодня завтра разъедемся... Что же, мне по телефону тебе все объяснять? И потом, говорят, ты уже и в кнайпу заглядываешь?

— Вон ты о чем, — вспыхнула Аида. — Да, я была один раз в твоей забегаловке. Решила посмотреть то место, где тебя потеряла. Ну и что? Моя совесть чиста перед тобой. Можешь в этом убедиться, расспросив своих дружков. А что касается нашего разъезда... — Аида помолчала. — После того как твою Беркович вытурили с работы, я немного успокоилась. И решила подождать, посмотреть, как оно дальше будет. Может, ты угомонишься теперь, возьмешься наконец за ум.

Григорий наколол на вилку кружок огурца, но ко рту не поднес, стал вертеть его в блюдце: «Да, она меня действительно любит. Любит ради меня самого... Мудрый Гегель утверждал, что настоящая сущность любви в том, чтобы отказаться от осознания самого себя, забыть себя в другом «я» и, однако, в этом исчезновении найти самого себя... Гляди, какое оно глубокое и взаимное — это проникновение!..»

— Надеюсь, ты меня понял. И давай больше не будем об этом. — Аида встала, подошла к кровати. — Хочу пораньше лечь сегодня. Какая-то слабость во всем теле. Когда поешь, уберешь сам посуду. Долго будешь работать?

— Не знаю, надо еще в справочниках покопаться. — Григорий погасил верхний свет, затенил платком торшер, открыл форточку. Сев за стол, он снова погрузился в свои размышления.

«Человек становится единственным и неповторимым лишь для того, кому он действительно дорог. Те, кого никто не любит, легко забываются. Они проходят как тени, не проявляя своей предметности. Но вот мы бы расстались и... С уходом того, кто любил меня, с кем связано тугое переплетение моих чувств, исчезают, растворяются в непроглядной темноте прошлого и мои чувства, и часть моей личности. Кто способен увидеть меня глазами близкого человека? Таким, каким я был тогда? Я изменюсь, изменится окружающая среда, течение жизни изменит черты лица и штрихи характера. Я — тогдашний, и я — нынешний... Кое-что сохранится в этой изменчивости, зафиксируется в последней фазе. Но хватит ли этого «кое-что» для полноты воссоздания мимолетного мгновения, побуждения, толчка к действию, чувству?..»

Какая-то отдаленная, не до конца осознанная мысль не давала покоя Григорию. Почему-то казалось, что все это слишком упрощенно, все это претворено в схему, что передача возбуждения идет лишь в одном направлении — восходящем; афферентные нейроны, очевидно, в промежуточном состоянии — не возбужденные и не заторможенные — способны передавать еще какие-то импульсы, природа и направление которых не определены потому, что по инерции мышления исследователи привыкли сводить наблюдения к однозначной оценке. Затем для него вроде бы кое-что прояснилось, и он с облегчением отметил, что человек в новых ситуациях ведет себя зависимо от приобретенного ранее опыта решения подобных ситуаций. Новая проблема сознательно или подсознательно сопоставляется с прошлым опытом. А опыт, вынесенный из события, в котором человек лично принимал участие, более действенный, даже более объемный, чем тот, который он приобрел из чьих-то наблюдений. Реальное поведение индивидуумов редко когда совпадает с воображаемым поведением. Особенное влияние оказывают конфликтные ситуации. Следовательно, личная активность прежде всего направлена на самосовершенствование...

«Стоп! От этого и надо танцевать: конфликт, направленный на самосовершенствование. Будем учить машину решать критические ситуации, запоминать ход. Будем запоминать и сами, фиксируя свои наблюдения на магнитной ленте и наделяя собственным опытом всю эту кучу приборов, которую конструкторы расчетливо и экономно разместят...»