Росток

28

«Вот черт! Выдумал на свою голову!» — мысленно выругался Олияр, остановившись у проходной, — у него не было перфопропуска. Лишь после того, как Натали вынесла «слепой» перфопропуск и сунула в узкое отверстие электронного вахтера-датчика, Орест Остапович смог пройти на территорию лаборатории.

— На щите или со щитом? — поздоровавшись, спросил его Григорий.

— Защитился! Особенно высоко оценили разделы, которые мы «прогнали» на машине.

— А вы были против... — упрекнул Григорий, выискивая признаки самоосуждения или хотя бы раскаяния на лице Олияра. Где там! Самоуверенность, довольство так и лучились из глаз-горошин. Настоящий тебе медведь-колобок, хоть в масло макай. Подавив в себе предубеждение, Григорий поздравил Олияра с защитой диссертации. При нем же вызвал Натали, продиктовал поздравительный приказ. — Теперь, Орест Остапович, прячьте в чемодан свое праздничное настроение, связывайтесь с Микуланинецевойсковым. Тьфу ты, сам черт ногу сломает на этой фамилии! И поезжайте на завод. — Он набрал номер Альфа Харитоновича. — Прибыл автор системы. Едет к вам... Что? Говорите, чертежи и схемы готовы? Позавидуешь вашей оперативности!.. Уже и кабели начали прокладывать? Ну молодцы! Вет это пример оперативного внедрения.

Когда Савич положил трубку, Олияр растерянно посмотрел на него.

— Что же получается? С корабля на бал?

— Радуйтесь, Орест Остапович! Бросайтесь в гущу борьбы! Это же ваше детище, мысли ваших бессонных ночей, напряженных поисков воплощаются в плоть кабелей, турникетов, алгоритмов. Ваша работа станет основой для нашей новой разработки — автоматической системы управления.

— Хотя бы переодеться...

— Не нужно! Появитесь в полной своей красе, во всеоружии научного успеха. Пусть знают наших!

Олияру не хотелось ехать на завод. При защите диссертации члены ученого совета, оппоненты обратили особое внимание именно на те разделы, математическое обоснование которым дал Ромашко. Эти разделы, собственно, и решили исход защиты. Сам же он до сих пор не совсем понял, что же такое «вытворил» Ромашко. После защиты к нему подходили ученые, поздравляли, пожимали руки, хвалили за оригинальность мышления, за то, что «отрезал хвосты, уходящие в бесконечность». Он растерянно моргал, не зная, что это за хвосты, где их отрезал и вообще при чем тут какие-то хвосты и математика.

— Надо же! — заметил кто-то восторженно. — Совершенно новый подход... Еще, чего доброго, назовут «Эффект Олияра».

А низкорослый экспансивный тбилисец с маленькими усиками, энергично жестикулируя руками, воскликнул:

— Э, кацо! Еще год — и в дамках! Докторская будет!

Его невразумительные ответы, смятение объясняли волнением, переживаемой радостью успеха. Ему бы еще недельку-другую посидеть над диссертацией, с помощью Ромашко разобраться во всем. А тут — на тебе! Тащись куда-то на окраину, спорь с заводскими конструкторами и инженерами о том, что сам знаешь с пятого на десятое.

Олияр достал из кармана надушенный носовой платок, вытер со лба капли пота.

— Будет ли от меня польза сейчас, Григорий Васильевич? На самолет билет не достал, а в поезде сам знаешь какие сквозняки. Я вообще собирался отлежаться. Чувствую, у меня температура.

— Заболели? — подозрительно посмотрел на Олияра Савич. И тут же взял себя в руки. Болезнь — постоянный спутник человека: не годится упрекать коллегу за то, что он заболел. — Ну что ж, тогда лечитесь. Кого рекомендуете послать на завод вместо себя?

— Там простенькая схема. Справятся и Ромашко с Сюсюком. Да и Василь может чем-то помочь.

— Хорошо. Так и сделаем. Еще раз поздравляю с успешной защитой. Можете быть свободны.

Григорий не узнал комнату Петра Яковлевича. Стены, шкафы были завешены листами ватмана с формулами и чертежами. На столе и под столом лежали протезы ног, стяжки из пластика и мягкой стали, присоски, винты, гайки — чего там только не было! Сам Петр Яковлевич сидел в коляске и, нахмурившись, что-то писал в тетради.

— А где остальные? — поздоровавшись, спросил он Савича.

— Сейчас будут.

Через несколько минут пришли Ромашко, Сюсюк, Чуб и Прут. Последними прибыли Мирослав Михайлович и приземистый усач, похожий на запорожского казака, лысый старикан в старинной традиционной тройке. Увидев его, Петр Яковлевич улыбнулся.

— Здравствуй, дружище! — радостно воскликнул он, надевая протезы. — Знал, что прилетишь на первый зов. Знакомьтесь. Профессор-нейрофизиолог Александр Лаврович Перец, старший друг моих студенческих лет, ученик академика Бернштейна. Отважный вояка и не менее смелый исследователь.

В комнату вошла Килина.

— Сборище устроили... Неймется. Еще от болезни не отошли...

— Отошел! С сегодняшнего дня отошел! — весело сказал Петр Яковлевич. — Приготовь нам, дорогуша, чай. Не забудь и про обед. Будем сидеть до третьих петухов.

Петр Яковлевич свободно двигался по комнате. Не знающий о его трагедии человек ни за что бы не поверил, что у него вместо ног протезы.

— Ого, Петро! — хлопнул в ладони Перец. — Бегаешь ты... Хоть на футбольное поле выпускай! Что же у тебя осталось от тех наших первых ног?

— Разве что чашечки для токопроводящей пасты. Знаешь, Сашко, я их помаленьку... Детальку за деталькой менял. Металл заменил стекловолокном. Суставы две недели назад тоже... Перебрал всю силовую часть. Так что живу, двигаюсь... Навестил Ивана Сергеевича. Ты его помнишь. Теперь там бабалька. Оба рядом.

— Внуками еще не обзавелся?

— Отслужит сын в армии, попрошу, чтобы перевел меня в ранг деда. — Петр Яковлевич подошел к Сюсюку. — Евгений, собери все чертежи вместе, я поясню некоторые задумки. Ну что, начнем, товарищи?

— А наш гость в курсе? — спросил Козак.

— В курсе. Петро по телефону сообщил, — отозвался Александр Лаврович.

— Тогда можно и начинать.

Александр Лаврович расстегнул жилетку, набрал полную грудь воздуха, шумно выдохнул его:

— Уффф!.. Давайте танцевать от порога. Ваша задача — некая управляющая система. Есть проектное задание. Исчерпывающей спецификации нет. Значит, мы должны предусмотреть возможность модифицирования системы для разных областей — транспорт, машиностроение, сверхточная обработка металла. И еще, и еще... Многоцелевой комплекс. Прежде всего нам надлежит обеспечить его реализацию в пространственно-часовой системе управления. Без языка такая система невозможна. Я своими экспериментами, а также коллеги установили своеобразное функциональное предназначение полушарий головного мозга человека. В левом полушарии зафиксирована языковая, грамматическая информация. В какой форме — пока не знаем. Очевидно, она одинакова для всех людей...

— Что я говорил! — не вытерпел Лесь. — Молекулярные тригеры...

— Хлопче! — Александр Лаврович провел ладонью по своей лысой голове. — Я давно уже поседел... — Все засмеялись, в том числе и сам Перец. — Сколько было этих тригеров и догадок? А уцелели только те, что подтверждены экспериментами. Разрешите продолжить?

— Разрешаю, — буркнул Лесь, вызвав очередной взрыв хохота.

— Легкость и быстрота усвоения ребенком грамматики левым полушарием не совпадает с усвоением значений слов, чем ведает правое полушарие. Объединение разнородных предметов в общий комплекс важно именно для правого полушария — вывод получен экспериментально. Электросудорожный шок... Сравнительно простая операция...

— Простите, — снова вмешался Лесь. — Выходит, с одной стороны — комплексные понятия правого полушария; с другой стороны — логолизированные, словесные, понятийные — левого полушария. А переходный мостик...

— Ну, ну! Правильно подметил! — улыбнулся Перец. — Развитие от комплексного мышления до понятийного можно смоделировать — с определенной мерой формализации — в двухмашинной системе управления. Такую модель можно рассматривать как развитие от типа, характерного для правого полушария, до типа, характерного для левого. В конце концов, это развитие приводит к искусственным логическим языкам. Я бы назвал их однозначными. Возьмем каналы связи для исчерпывающего, дублированного, перекрестного учета информации. Сколько каналов? В мозолистом теле — гипокампфе — общее число волокон достигает двухсот пятидесяти миллионов. В передней спайке помещается два с половиной — четыре миллиона комисуральных связей. Еще больше их в ассоциативных путях. На это количество и ориентируйтесь при конструировании.

— Задачка действительно... — пошевелил пальцами свой колючий ежик Григорий. — Придется расчленять проблему и решать ее по частям.

— Безумству храбрых поем мы песню! — иронично и вместе с тем тепло блеснули глаза Александа Лавровича. — Подождите с выводами. В центральной нервной системе логика, математика, рассматриваемые как языки структурно — повторяю и подчеркиваю: структурно! — должны существенно отличаться от тех языков, с которыми мы обычно встречаемся в нашем опыте. Я бы предложил такую компоновку. Одну из машин следовало бы отождествить с левым полушарием, которому свойственно приближение к языку математической логики. Другая машина по своим функциям — аналог правого полушария. Она будет оперировать целостными зрительными и пространственными образами, предметами, музыкальными фразами, именами, не поддающимися членению. Число в правом полушарии (машине) выступает как единое целое, в левом — всего лишь как элемент или ряд натуральных чисел, или итог вычислительных операций. С некоторыми оговорками этот процесс я назвал бы мыслительным. Ясное дело, присоединив сюда память, эмоции, воображение. Вспомним определение Лейбница: математика — это логика воображения.

— Спасибо, Сашко! — взволнованно произнес Петр Яковлевич.

— Подожди! — поднял руку Козак. — Умиляться будешь потом. Что меня беспокоит? Принципиальная разница между природными системами и вычислительными машинами... В сложной живой или неживой системе взаимодействует огромное количество элементов и линий связи, на разных уровнях проходит множество программ. Линейность машинной программы снижает ее возможность объемного моделирования.

— Вот-вот! Программа для машины... Выстроить в один последовательный ряд неимоверное количество объемных программ организма...

— Подмечено верно! — прервал Петра Яковлевича Перец. — Придется разбрасывать программы на разные уровни.

— Вы хотите сказать... — подхватил Мирослав Михайлович. — Первичная информация... Выделение моделей на более высоком уровне. Запоминание. Одновременная обработка информации если не по тысячам, то хотя бы по сотням каналов.

— Сгорела одна деталька — и все каналы закупорились, — вздохнул Ромашко. — И лезь техник с частотомером внутрь блока.

— Чувство юмора — это хорошо, — улыбнулся Перец. — Вы беспокоитесь о надежности машины. Все верно. Но тут уж...

— Заговорились, — постучал по столу карандашом Козак. — Пора подводить итоги. Разработка нейронных сетей дала нам ценный опыт моделирования программ нижних «этажей». Сегодняшнее обсуждение подвело под нашу общую работу если не теоретическую базу, то мировоззренческий фундамент. — Мирослав Михайлович хитровато взглянул на Петра Яковлевича. — Давай делись. Только коротко.