Горюч-камень

«Ой и здо́рово! — не утихая, радостно звенело в нем это чувство. — Работаем! Кроем крышу! Хорошая у нас смена, самая передовая! Бригадир — настоящий шахтер, а Ненаглядыч — Герой труда. Орден Ленина и Золотую звезду так, ни за что, не дают…»

Выстилая в ряд щепу по решетнику, Тимша прошивал ее проволокой, прибивал, как положено, гвоздями и перелезал выше. А в душе ликовало по-прежнему.

«Косарей-хватарей из смены вон! По-шефски — колхозу подмогли и ни копейки не взяли. Ненаглядыч с Волощуком сказали: «Ну и придумал же ты, Овчуков! Пойдем в шахтком к Гуркину, без него — нельзя». А Гуркин, как всегда, только сделал вид, что понимает, а всамделе ничего не сообразил. «Погодите денек-другой, половите рыбку в Днепре, я согласую…»

Проходившие мимо девчонки что-то кричали снизу, махали граблями. Ненаглядов, усмехнувшись, тронул Тимшу за ногу — босую, загорелую, цепко упершуюся в выстланный ряд.

— Оглох, что ль?

— Чего?

— Не видишь: щепа кончается! Ну-ка, подбрось…

Тимша нехотя спустился на подмости. Голова высунулась из неприкрытого решетника — стриженая, с запеченным носом и широко раскрытыми, щедро зачерпнувшими нестерпимо-густой небесной сини глазами.

— Мастерок! Мастерок! — наперебой кричали девчонки. — Приходи сегодня на вечерку…

— Умойся, приоденься!

Ни с того ни с сего он прикинулся простачком:

— Не троньте. А то мамке скажу.

Они дружно рассмеялись, пошли дальше. А одна, озорница, приотстала, оглянулась.

— Тебя как звать-то… маленький?

Дурашливо сморщившись, Тимша метнул:

— Забыл, бабушка! Поп крестил, отец растил, а кто в шахту спустил — и сам не знаю…