Тропинка в зимнем городе

Подгоняемый этим решением, он ворвался в комнату сына, но замер на пороге.

Валерий сидел на диване без рубашки, а мать длинным полотенцем — старинным, из бабкиного еще приданого — туго перетягивала его грудь.

— Наверное, внутри что-то у него с места стронулось, — сказала с тревогой Павла Васильевна. — Вздохнуть не может парнишка…

— Так ему и надо! — ответил Пантелеймон Михайлович, но уже не столь сердито. И вдруг подумал: «А если сводить его на экспертизу? Получить справку о зверском избиении — и на этом основании поставить вопрос хотя бы о чьем-то необоснованном превышении уровня самообороны… Но эксперты станут допытываться: что, где, когда и как? Значит, это равносильно явке с повинной… Нет, нет!»

— Надо завтра же найти эту девицу! — сказал Пантелеймон Михайлович. — Знаешь ты ее?

— Может, лучше начать с того заводского парня? — робко возразил Валерий. — Его я знаю. И паспорт мой у него…

— Паспорт, паспорт… — Пантелеймон Михайлович опять вскипел. — Главное тут — девушка. Она кто такая?

— В редакции вроде работает…

— Да ты что! Правда, что ли?

— Так, во всяком случае, сказала тому парню… Турышева… Турьева… нет, Туробова.

— Ну и ну. Что ты натворил? Что же ты, идиот, на таких людей бросаешься!

— Разве я знал? В темноте-то все одинаковые.

— Ой, убил, подлец, совсем погубил меня… ну, спасибо, сынок!

На Пантелеймона Михайловича было жалко смотреть: так он страдал и мучился. Да и кто бы мучился меньше, будь на его месте?

Павла Васильевна тоже горевала, но ее боль не выплескивалась наружу, а саднила внутри — и от этого ей, наверное, было еще тяжелее.