Тропинка в зимнем городе

— Вместе с дружками придешь за своим паспортом. И за кастетом тоже. Торжественно вручим — на собрании…

— Я работаю в редакции газеты, — сказала вдруг деловым тоном девушка, — если понадоблюсь, спросите Светлану Туробову. Запомнили? Туробова…

Когда парень, понурив голову, сгорбившись, поплелся прочь, она спросила:

— Вам, кажется, плохо?

— Чуть-чуть… — А говоря по правде, Ким еще чувствовал на голове тяжелый ком свинчатки.

— Знаете что? Пойдемте к нам!

— Зачем же… Я лучше к себе домой. Добреду как-нибудь…

— Нет-нет, пойдемте! Здесь совсем близко. Хоть йодом зальем, чтобы не было заражения крови.

— Ну, разве что йодом…

Девушка взяла Кима под руку, напоследок оглянулась на истоптанный снег, сказала грустно:

— А утром люди заметят кровь на снегу. И сразу поймут: опять ночью преступники подстерегли жертву — и опять, наверное, ушли безнаказанно…

— Может, засыпать? — предложил Ким.

— Нет. Пошли.

Шагали молча, потом девушка снова заговорила:

— Я уже назвалась — меня зовут Светой.

— А меня Кимом.

— Ким… Теперь редкое имя. Его наши комсомольские дедушки придумали. Спасибо вам, Ким.

— За что?

— А кто знает, что бы эти мерзавцы сделали, если бы не вы… Вы что, правда — лейтенант?

— Такой же, как вы полковник, — рассмеялся Ким. — Я на механическом заводе работаю.

— Но вы так уверенно командовали…

— Сам не знаю, как получилось. Хотел навести страху.

— Вам это удалось. А вы сами — очень смелый человек.

— Если честно — не уверен… ведь сначала… одним словом, пришлось подхлестнуть себя.

— Вы ведь не могли знать, что тут происходит, кто такие, сколько их…

— Говорю же: сначала сам испугался. Впрочем, это нормально — чувство самосохранения. Просто его иногда нужно преодолеть… А совсем бесстрашным я бываю разве что во хмелю.

— Теперь-то трезвы?

— Трезв. Но слышать равнодушно крик женщины — не могу, нет…

— Вот как! — удивилась Света. — А если бы кричал мужчина?

— Тогда не знаю, — улыбнулся Ким.

— Однако драться вы горазды.

— Умею маленько. Боксером был.

— Таких великанов разве берут в боксеры?

— Берут. Высшая весовая категория.

— Такими ручищами, да еще если надеть боксерские перчатки… пожалуй, и медведя можно свалить.

— Не знаю, не пробовал. А люди иногда валятся, — в нокаут… только перчатки совсем не для этого.

— Вы сказали, что были боксером? А теперь?

— Пришлось оставить ринг. Подвернул как-то палец, травма — всякий раз стал ушибаться.

— Теперь не ушиблись? — В голосе девушки слышалась забота.

— Кажется, нет.

Навстречу им шагал какой-то мужчина.

Ким невольно напрягся опять, готовый к обороне.

— Папа? Это ты? — вдруг радостно воскликнула девушка.

— Света?! — сразу же отозвался встречный.

По голосу его можно было догадаться, что человек уже сильно переволновался, и лишь теперь, увидев дочь живой и здоровой, немного успокоился.

— Ждали, ждали… дай, думаю, хоть до автобусной остановки добегу.

— О, теперь я под надежной охраной! — совсем повеселела Света, и отзвука пережитого испуга уже не было в ее голосе. — Папа, это — Ким. А моего папу зовут Николаем Васильевичем… — Она умолкла, будто соображая, надо ли сразу сообщать о происшедшем.

Но отец и сам почуял неладное. А пожимая руку Кима, наверняка заметил на лице юноши след сочащейся крови.

— Что случилось? — тревожно спросил Николай Васильевич.

Света на ходу рассказала вкратце.

— Вот черт… Развелось шпаны… Света, милая, я же тебя просил: не ходи ты одна в такой поздний час!

— Но, папа, что же мне по вечерам, так и сидеть у телевизора? Еще успею, когда выйду на пенсию… — Голос девушки был по-прежнему весел, и Ким понял, что она и впредь не будет вечерами спешить домой.

А город вокруг спал спокойным сном. В чистом зимнем небе плескались звезды.

Они открыли калитку, взошли на высокое крыльцо, миновали сени.

В просторной комнате, светлой и теплой, их встретила бабка, старенькая, вся в морщинах, но, судя по всему, еще довольно крепкая. Костлявой узловатой рукой подперла щеку, обратилась к Свете с жалобой и укором:

— Совсем извелись, дожидаясь… Уж я и говорю: Коля, выйди-ка, взгляни, не случилось ли чего…

— Что же со мной может случиться, бабуля? — ответила Света, прижимая к груди старушку.

— А молодец этот зачем пожаловал?

— Он с автобуса спрыгнул, поскользнулся и упал. Вот я и привела его… — затараторила Света, делая глазами знак мужчинам, чтобы молчали. Сама же быстро разделась, пошла за аптечкой.

— Эх, милок, чего же ты так скачешь? Не белка ведь… — проворчала бабуля, зорко снизу вглядываясь в окровавленное лицо Кима. Похоже, что она не очень-то верила их словам.

— Мама, ты ложись, мы тут сами разберемся, — сказал Николай Васильевич.

— Ладно, ладно. Ужин на кухне, на столе, — ответила бабка. — Надо же эдак свалиться… Полезу, ино, на печку.

Света вернулась, еще раз осмотрела голову Кима.

— Папа, позвони в «скорую помощь».

Кусочком ваты, смоченной в теплой воде, она снова протерла рану. Руки девушки были мягкие, прохладные и очень нежные. Киму даже захотелось, чтобы она как можно дольше не убирала их от его лица.

Теперь, при ярком освещении, когда девушка сбросила свою искристую черную шубку и белую шапочку, Ким разглядел ее узкое лицо, белизна которого была подчеркнута смолью коротко остриженных волос, — лицо это показалось ему даже как будто знакомым, но он никак не мог вспомнить — где и когда его видел. Он оглядел комнату.

Значит, собственный домик, как и у многих еще в этом городе. Пианино стоит; наверное, Света играет: пальцы у нее длинные, как говорится — музыкальные. Полки с книгами во всю стену.

Кима вдруг охватило непонятное чувство стыда. «Ну, зачем я сюда пришел? Чтобы покрасоваться: глядите, дескать, какой я герой… А они поймут это, нет-нет, пора уходить, сейчас же, немедленно…»

Окошко с улицы пронзил яркий луч фары, послышалось фырканье автомобиля.

— «Скорая» приехала, — сказала Света. — Папа, выйди к ним, а мы сейчас… еще немножко йода…

— Большое спасибо, Света, за ваши заботы, — сказал Ким. Он обрадовался, что приехала «скорая», и появился благовидный предлог уйти. — Только я думаю, после ваших рук врачам уже нечего будет делать. Еще наорут — зачем вызывали…

— Будет и им работа, — ответила серьезно девушка.

На улице, возле машины с красным крестом, она сказала отцу:

— Папа, я тоже поеду — провожу Кима до больницы.

— Может быть, я? А ты ложись, отдыхай…

— Нет. Я все равно не засну… Ты не беспокойся. У них будет еще какой-нибудь вызов — и подбросят. Верно, товарищ шофер? — наклонилась она в окошко к молодому водителю.

Тот, растерявшись, пообещал.

Ким начал было отговаривать Свету от этой поездки — мол, я не ребенок, доберусь один, — однако девушка уже сидела в машине. И хотя ему было неловко перед врачами и водителем, но вместе с тем была и радость, была даже гордость, от того, что едет рядом с такой красавицей.

Иногда их взгляды скрещивались в зеркальце шофера, — но сразу же разбегались в непонятном еще и возникшем вдруг испуге.

Уже в больнице, когда зашивали рану, Ким весело перешучивался с женщинами — врачами: мол, вы там поаккуратней стяните кожу, чтобы лицо мое не перекосилось, ведь когда-нибудь и жениться настанет пора, невесту выбирать, так чтоб и ей — не с горя…

На той же «скорой» его доставили прямо к общежитию.

Прощаясь, Светлана сказала весьма деловито:

— Похоже, что вам еще предстоит встреча с этими типами, которые вчетвером охотятся за пятеркой… Я имею в виду официальную встречу. Так не забудьте позвать и меня. Не только как потерпевшую, но и как журналистку — мне это интересно.

— Ладно. Обязательно приглашу.

— Я работаю в «Юности Севера». Отдел культуры. Спросите Свету Туробову.

Машина умчалась, ее красные огни скрылись за поворотом.