Ты здесь живёшь?

V

В глаза никто Сигюрдюра Сигюрдссона Страусом не называл. Однако считалось, что об этом прозвище он знает, только вот никто не мог сказать, нравится оно ему или не очень. В момент, о котором рассказывается в нашей повести, он писал свое отчество уже иначе — Сигюрдарсон[3].

Роста Сигюрдюр довольно высокого. Шея у него невероятно длинная, а голова напоминает шар. Лоб высокий, в морщинах, волосы темно-каштановые, вьющиеся, плотно прилегающие к голове. Глаза крупные, с маленькой желтовато-коричневой радужкой и большими белками. Нос короткий и кривой, свернутый к левой щеке. Щеки пухлые, словно надутые, и синеватые. Губы толстые, в трещинах. Зубы мелкие, коричневатые.

Тело у Сигюрдюра массивное, руки и ноги короткие и толстые. Считалось, что он человек невероятной силы, о которой ходили легенды. При этом добавлялось, что полного представления о ней никто не имеет.

Сигюрдюр был человеком хитрым, из-за этой хитрости люди его страшились, а от страха старались ему угодить. Никто не хотел с ним ссориться. Держался он, однако, приветливо, охотно оказывал услуги и считался добрым христианином, богобоязненным и хорошо знающим Священное писание.

Иногда он напивался, и это был, пожалуй, главный его порок.

Родом Сигюрдюр был из восточной части страны, а в Город переехал после окончания гимназии работать директором школы. Тогда Город был всего-навсего неприметной деревушкой — несколько десятков беспорядочно разбросанных домиков, обшитых гофрированным железом, а в стране в те поры царила безработица.

Вскоре после его приезда на горе, что напротив Города, обосновались иностранные войска. Прошло еще немного времени, и для жителей нашлась хорошая постоянная работа, у людей появились деньги, теперь их благополучие уже не зависело ни от капризов рыбьих косяков, ни от погоды.

Однако с появлением иностранных войск возникли свои проблемы. Одна из них заключалась в том, что народ не понимал языка своих благодетелей. Помог тут новый директор школы, став переводчиком при общении своих земляков с иностранцами. Сигюрдюр решил в эти годы также немало других сложных вопросов, и едва ли была хоть одна проблема, для разрешения которой его бы не приглашали. И снискал он себе на этом большой авторитет.

С появлением на горе Базы в поселок начали стекаться люди. Вскоре оказалось, что этот хрепп — сельская коммуна — достоин возведения в ранг города. Сигюрдюра избрали в первый же состав магистрата. Он трудился на этой ниве, не щадя сил, и сделал много добрых дел. Со временем стало как-то само собой подразумеваться, что во главе всех благих начинаний должен стоять именно он.

Сигюрдюр выстроил себе двухэтажный дом, что теперь красуется в центре Города, и одновременно с избранием на пост председателя магистрата женился. Жена была местная уроженка, предки ее уже много поколений жили на берегу этого фьорда.

Тот, кто ее видел, не запоминал ее внешности. Тот, кто с ней встречался, не запоминал ее манер. Она была всего-навсего женой Сигюрдюра Сигюрдарсона. И казалось, нет у нее в жизни иного предназначения, кроме как находиться в его доме, быть, если угодно, как бы его частью, если угодно, как бы мебелью, а скорее всего, если угодно, как бы бытовым прибором, который мыл, высасывал пыль, чистил, готовил еду и стирал.

Она родила мужу троих детей: двух сыновей, которые в момент действия повести учились в гимназии в Рейкьявике, и дочь, которая умерла при рождении.

Как уже говорилось, дом у Сигюрдюра Сигюрдарсона был большой, с множеством комнат. На верхнем этаже помещалась квартира Сигюрдюра, а внизу находилась городская библиотека и проживал съемщик — девица Бьяднхейдюр.

В описываемое утро Сигюрдюр Сигюрдарсон, директор школы, председатель магистрата, председатель Городской рыбопромысловой компании, заместитель депутата альтинга и библиотекарь, был по обыкновению разбужен женой в половине восьмого.

— Пора вставать, милый.

Через пять минут он уже был на кухне и завтракал. За столом сидела также девица Бьяднхейдюр: она не только жила в доме, но и столовалась у хозяев. Она была также и подчиненной хозяина: преподавала в школе труд, а когда Сигюрдюр Сигюрдарсон был занят, выдавала книги в библиотеке.

Быстро и молча покончив с завтраком, девица покинула кухню. Сигюрдюр Сигюрдарсон продолжал заправляться перед длинным рабочим днем.

— Отлично, дорогая, — сказал он наконец и рыгнул. — Я пошел. В полдень в Компании собрание. Там и пообедаю.

— Хорошо, милый.

— А вечером собрание в клубе «Ротари»[4], так что ужинать я не приду. О черт. Забыл попросить Хей… Бьяднхейдюр подежурить вечером в библиотеке. Напомнишь ей, если я не увижу ее в школе.

— Хорошо, милый.

— Вот и все, — сказал Сигюрдюр Сигюрдарсон, быстро надевая пальто. — Вернусь, видимо, поздно, — добавил он уже в дверях.

— Хорошо, милый, — повторила жена, продолжая работу.

Сигюрдюр Сигюрдарсон степенно спустился с крыльца собственного дома номер 48 по Главной улице и направился к своему «ситро» (так все называли «ситроен»).

чертзабылключи ивсегдакакаянибудъхреновина авотони значитвшколу чемэтоонасейчасзаймется подметатьпыльстирать жуткоедело целыйбожийдень ахотяможетунеелюбовникесть

Сигюрдюр Сигюрдарсон, едущий в школу, расхохотался, и прохожие увидели, что директор — человек веселый и не дает хмурому осеннему утру испортить себе настроение.

Спустя два часа, закончив на сегодня директорские дела в школе, Сигюрдюр уже сидел за массивным письменным столом в отдельном председательском кабинете Рыбопромыслового совета Города и сражался с проблемами, которые еще очень не скоро будут решены в нашей стране.