Комендантский час

4

Герман Мешалкин не стал утруждать себя томительным ожиданием Зубаря. На другой день, сплавив часть книг, он запил, предоставив событиям идти своим чередом.

Никогда в жизни он не пил в одиночестве. Теперь же по комнате были разбросаны бутылки, а Герман, едва открыв глаза, отправлялся за водкой и пивом.

Опохмелившись перед тем, как снова напиться в обед, корил себя за бессмысленное пребывание в поселке.

Его ничто здесь не удерживало, тем более, что и Зубарь не заявился в условленное время.

Мешалкин пытался понять, почему он обязан повиноваться Зубарю.

Пару раз тот действительно выручил деньгами, когда они были нужны позарез, однажды подсказал, как лучше сбыть товар, — Бурый тогда подвязался в кооперативе, действующем по принципу купи-продай. Потом к Герману прицепились вымогатели, и ходить бы ему по миру с протянутой рукой, кабы не заступничество Зубаря.

Но, напившись, Мешалкин проклинал его. Он не любил тех, что берут нахрапом и силой и всё решают за других. Зубарь несомненно авторитет, но при случае вытрет ноги о кого угодно… Он клоп, но раздавить его невозможно, разве пока сам не лопнет.

И в это субботнее утро Герман первым делом подумал на тяжелую голову, что ему следует скорее убираться. Правда, весь «навар», как говорится, был да сплыл, — он уже начал тратить деньги, которые обязан был сдать в книготорг.

Мешалкин выпил остатки пива, добавив в него для количества сырой воды. Сегодня он намеревался последний раз поторговать и в полдень уехать домой. На базар в эти погожие октябрьские дни охотно съезжался деревенский люд, и, вполне возможно, Герману повезет на прощание.

Заранее, чтобы не занимать время перед отъездом, стал прибираться. Завозившись, не услышал, как в комнату вошел узколицый парень.

Герман не сразу узнал Илью, с кем в Журавской познакомил Зубарь.

Парень приветливо улыбался. Герман показал глазами за спину гостя, дескать, где же хозяин?

— Я один, — сел на табурет Илья, убрав с ушей засаленную прядь.

— А Сам где?

Илья обвел глазами комнату, кивнул на бутылки.

— Диету, значит, не соблюдаешь?

— Решил на дорожку дать копоти.

— Вот-вот, сматываться тебе пора.

— Что за спешка такая?

Илья достал из нагрудного кармана куртки-«варенки» плоскую фляжку, отхлебнув, протянул Герману.

— Поправься, а то вид у тебя, будто ты вчера выпивал.

Герман, попробовав, закашлялся.

— Ч-черт, он же у тебя почти неразведенный.

— Ага, как в Питере. Пьем неразведенный спирт у разведенного моста, — снова пошутил гость.

— У меня, кроме хлеба да воды, ничего нет, — зачерпнул кружкой из ведра Герман.

— Привыкай. Разносолы и в дальнейшем не предвидятся.

Герман, и вправду «поправившийся», сел вплотную к парню.

— Ничего себе перспективочка. Ты это всерьез?

— Похоже, Зуб ни тебя ни меня не желает оставлять в живых.

Ярко-голубые глаза Ильи были доверчиво чисты, смотрели прямо, лишь тонкие крылья ноздрей чуть вздрагивали, выдавая волнение.

— Ты старше, и я хочу с тобой посоветоваться.

Герман ждал, что еще скажет парень. Да, он постарше и много чего знает. Зубарь мог и прощупать Германа. Но известие Ильи похоже и на правду, ведь в Журавской Зубарь ясно дал понять в отношении парня.

— Я не могу советовать, ничего не зная.

— Когда узнаешь, может быть и поздно… Короче, мы надыбали одну точку — пивнушка возле рыбзавода. Выручка там клевая, можно сразу мешок фантиков взять.

— Не говори гоп, пока…

— Втроем быстро управимся.

— Управи-и-мся, — передразнил Бурый. — Кто третий, не я ли случайно? Так моего согласия нет и не будет.

— Зуб заставит.

— Не выйдет, — рассердился Герман. — Только отчего ты переполошился?

Илья в досаде скривил губы.

— Зуб тебе завтра такую роль определит, что ты непременно оставишь следы. А меня попросту уберет.

— У страха глаза велики.

— А ум маленький, — едко парировал Илья. — Я убеждать не стану. Но знай, топор занесен и над тобою.

— Слушай, любитель театральных эффектов, а чего бы тебе одному не дать дёру? А то ты сам себя переиграешь.

— Причина имеется, но тебе она мало что даст.

— Где сейчас Зуб?

Илья напряженно уставился на дверь, ведущую в кладовку.

— Чего встрепенулся, — улыбнулся Герман. — Дверь отходит и скрипит. Сколько ни подбиваю, все без толку.

Илья прошел в кладовку, чем-то загремел.

— Сумкой зацепился, — весело объяснил он. — Кстати, убрал бы сюда бутылки. Не будем же мы вечерять в таком свинюшнике.

— Меня уговариваешь когти рвать, а сам какой-то ужин плануешь?

В глазах Ильи мелькнула растерянность.

— Я не знаю, как ты поступишь.

— Так где Зуб?

— Под вечер мы встречаемся там, где он прячет тачку.

— Где он ее держит?

— В гараже у какого-то «челнока».

— К чему такая конспирация?

— За нами ни с того ни с сего гаишники погнались. Насилу ноги унесли.

— «Жигуленка» вам, конечно, подарили?

— Вестимо, — хмыкнул парень.

«Или он неумело шестерит, или недоговаривает самое главное», — точил Германа червячок сомнения.

— Я свободен, — лучился белозубой улыбкой Илья.

Мешалкин уже вслед спросил, можно ли самому убедиться, что Зубарь прячет машину в гараже.

Илья не колеблясь отдал ключ.

— Повесишь потом на ворота гаража.

Германа не долго мучило двойственное чувство после ухода Ильи. В любом случае надо было как можно скорее сматывать удочки.

Он тщательно выбрился и, глядя в зеркало на распухшую физиономию и мешки под глазами, дал слово — до Нового года не брать в рот ни капли.

Замкнув свою «половину», вспомнил с досадой о ключе, опрометчиво взятом у парня. Нужно ему очень проверять чьи-то показания.

Однако, вернув ключ, он как бы прекращал все отношения с Зубарем.

Герман потратил добрый час, прежде чем в разгороженном дворе нашел нужный гараж.

Забрызганный грязью «жигуленок» был без номеров… Илья не врал.

На базаре Герман позавтракал пирожками. Приценившись было к арбузу, с сожалением отошел от неуступчивого продавца.

Не с его капиталами выбрасывать несколько сотен, чтобы утолить жажду.

Он разложил книги, боясь, что и за бесценок никто не купит.

Но разобрали быстро. Остались лишь гороскопы да кулинарные рецепты.

Герман уже начал было собираться, когда бледнолицый молодой мужчина спросил книгу местного автора.

Мешалкин, посетовав на свой промах, ответил, что и сам почитал бы окончание увлекательной вещицы.

— Я так и знал, — горестно проговорил бледнолицый.

Он отошел, и Герман, увидев его затылок, вспомнил церковь в Журавской… Тот самый, что молился на коленях.

Спустя час, возвращаясь на квартиру, он снова встретил бледнолицего. Парень шел с отрешенным видом. Поравнявшись с Германом, спросил, где находится милиция.

«Тебе бы, милый, в больницу обратиться», — с сожалением посмотрел на неизвестного Мешалкин, показав на заведение, которое обходил стороной.

Человек побежал, но у самых дверей резко остановился, понуро склонил голову.

Герману и своих забот хватало.

И когда уже на автостанции столкнулся с бледнолицым, ни за что бы не затронул, если бы тот не плакал.

Даже самые сильные люди имеют предел своих возможностей. Для Захара он обозначился очень быстро.

И как ни готовился он ко всяким неожиданностям, они пришли гораздо раньше, чем ожидал Рычнев.

По обыкновению, перед сном Захар чистил зубы в умывальнике, стоя спиной к окну. Раньше оно всегда было закрыто, нынче по какой-то надобности распахнуто.

С омерзением относясь к порхающим и ползающим тварям, не удержался, чтобы не шлепнуть серую мокрицу на стене. И в тот самый миг что-то, просвистев над ухом, стукнулось в стену, и крошки побелки ударили по глазам.

Захар пулей вылетел в коридор, уверенный, что случилось короткое замыкание.

Но свет горел, как и прежде, не пахло и паленым. Зато на стене темнела отметина, а на кафельном полу валялся камень.

Захар позвал дежурную. Та поклялась, что окно даже летом не открывается, и никто из персонала сделать такого не мог.

Утро было продолжением вечера.

Как всегда, Захар торопился в туалет и на самой верхней ступеньке поскользнулся, покатившись по лестнице. На свое счастье, он успел выставить локоть и не разбил голову… Две ступеньки были зачем-то смазаны мастикой.

По глазам всполошившейся дежурной Рычнев понял, что она не верит ему и готова о своих подозрениях сообщить «куда следует».

Захар связал случившееся с посещением библиотеки… Неужели всему причиной исчезнувшие страницы, ведь книгу Коненкова он нигде не нашел.

Но если за ним охотится Зубарь, то почему прибегает к таким дешевым трюкам? Или давит на психику?

Захар боялся, что дежурная заявит в милицию. Там могли задаться вопросом — почему покушались именно на Рычнева, а не на кого другого из экспедиции? И при желании будет нетрудно связать ночное исчезновение Рычнева в хуторе и убийство Костлявого.

Замученный до отупения страшными предположениями, Захар готов был кинуться за помощью к кому угодно.

Вот почему, когда Мешалкин участливо обратился к нему, Захар, не замечая, что плачет, поведал свою историю.

При упоминании Зубаря Герман отвел его подальше от людей. Но Захар быстро пришел в себя и отчужденно спросил, что надо постороннему.

Мешалкин уже догадался: Илья и бледнолицый как-то связаны друг с другом, и без утайки сказал об этом.

— Илья, такой… лохматый?

— Патлатый, — подтвердил Герман, предложив Захару пойти к нему.

По дороге Мешалкин купил съестного и, пока не приготовил яичницу с колбасой, ни о чем не спрашивал Захара. Тот, хотя и в расстройстве, ел все за милую душу.

Но когда Герман все же поинтересовался, с чего тому взбрело в голову переться в милицию, встал из-за стола.

— Кто тебе приказал следить за мной?

Герман успокоил Рычнева, упомянув о церкви в Журавской.

— Тебя сам Бог послал ко мне, — широко раскрыл глаза Захар. — Я молился в безысходности.

— Но покушались на тебя после молитвы.

— Они не остановятся ни перед чем… Они…

— По крайней мере один из них утром был здесь.

— Ты имеешь в виду Лохматого?.. Значит, он откололся от Зубаря, — приободрился Рычнев.

— Меня он почти убедил в этом.

— Зубарь… гад ползучий… на нем кровь.

Спотыкаясь на каждом слове от волнения, Захар без утайки рассказал, что произошло на озере.

Герман, много чего повидав на своем веку, старался не встречаться с ним взглядом, зная, что парню уже ничем не поможешь.

Укорил себя и за лишнее сочувствие чужому человеку. Беду Захара он не станет взваливать не себя.

Словно догадавшись, Захар нервно всхлипнул:

— Кроме милиции, мне негде искать защиты.

— Дурак! — отрезал Герман. — Головы своей не жалко.

— Почему?

— Кто с тобой там панькаться станет?

— Мне выбирать не из чего.

Желание не помочь, а отчитать взрослого несмышленыша завладело Германом.

— Зачем раньше времени самого себя сажать за решетку? Менты тебе только спасибо скажут.

— Я ни в чем не виноват, — жалобно отозвался Захар. — А накажут, так, наверное, не строго.