Комендантский час

— Попробуем через другой ход, — копошился Герман.

Захар пополз за ним, опираясь на здоровую руку.

Нора с плотно слежавшейся землей становилась все уже.

— Все, тупик, — хрипло выдавил Мешалкин. — Как они рыли, не знаю.

— Какой может быть тупик? — забыл про боль Рычнев.

Более жуткой минуты в жизни он никогда не испытывал… Умереть здесь слепым, как крот, от голода и жажды. Всего метр отделяет его от…

В порыве отчаяния стал бить лопаткой в стену.

— Жизнь одна, одна, одна, — твердил он не то про себя, не то вслух, пока лопатка не провалилась в пустоту.

— Спички, — схватил Мешалкина Захар, — зажги спички.

— Нет у меня спичек.

— Поищи в куртке, — озарило Захара.

— Есть, — радостно отозвало Герман.

Казалось, прошла вечность, прежде чем он чиркнул.

Необыкновенно яркий свет выхватил из тьмы запыленное и какое-то изменившееся лицо Германа.

Он заглянул в щель, оторопело присвистнул.

— Тут такая хреновина…

Мешалкин велел Захару светить, сам взялся за лопатку.

— Погоди, — никак не мог отдышаться Герман и первым нырнул в пролом.

Под ногами захрустело. Герман снова зажег спичку, и Захара всего передернуло. Он топтался на костях человека, чей череп глядел пустыми глазницами.

— Могила, — поразился Герман. — Но почему только один захоронен?

— Уйдем отсюда, — не знал куда ступить Захар.

Он прислонился к стене, почувствовал под ногой что-то твердое.

— Посвети.

— Саквояж, — ахнул Герман. — И совсем новый. Кто ж его положил?

— Мы не камеру хранения отыскали? — нашел в себе силы пошутить Захар.

— Камеру не камеру, а тайник уж точно, — Герман заглянул в саквояж, удовлетворенно крякнул. — Ради такого и впрямь горы свернешь.

— На нем и сдохнем, если не выберемся.

— Выберемся, — поплевал на ладони Герман. — Ну, Господи, помоги, — и взялся за лопатку.

Захар сунул ушибленную руку подмышку. Разве так надо просить Господа, чтобы он услышал их из этой преисподней?

Он мысленно раскрыл молитвослов и будто воочию увидел строчки перед глазами: «…Обаче очима твоими смотриши и воздеяния грешников узриши. Яко ты, Господи, упование мое. Вышняго положил, еси прибежище Твое. Не придет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко ангелам своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путях твоих…»

Строчки перед глазами словно стали размываться и, открыв глаза, Захар увидел свет.

Герман уже руками расширял отверстие на уровне плеч.

— Кажись, разгадал секрет. Не столько лопатой надо было шуровать, сколько головой думать.

Саквояж, однако, он оставил.

— Рискованно таскать с собой такой чемоданище, — тщательно заделывал лаз Герман. — Кто прятал, это понимал.

— Что там есть?

— Я успел заметить царские ордена и золотой портсигар.

Захар придирчиво следил, как Герман притаптывает землю.

Подозрение, что Мешалкин плутует, заслонило собой радость освобождения.

И уж совсем Захар отказался что-либо понимать, когда Герман стал копать с другой стороны могилы.

— Тебе одной находки мало?

Мешалкин прикрыл землю бурьяном.

— Они обязательно вернутся, и мы им для отвода глаз покажем, где будто бы рылись.

— Хитро, — одобрил Захар и застонал, схватившись за руку.

— Кажись, кости целы, — пощупал руку Герман.

— Кажись, кажись, — обозлился Захар. — Долго прикажешь торчать здесь?

До самого домика Мешалкин не проронил ни слова, внимательно рассматривая пойму.

Но даже он, готовый ко всему, обомлел, застав в домике Илью.

Щека парня была окарябана, из губы сочилась кровь.

— Я собирался звать подмогу, — сплюнул он красной слюной.

— Отчего сразу не позвал? — недоверчиво спросил Герман.

— Он меня на прицеле держал. Да и кого здесь найдешь в такую пору.

— Это Костлявый, — неизвестно кому погрозил Захар.

— Хорошо, никто из вас не пострадал, когда Цигарка лимонку метнул.

— А ящик Костлявый, он же Цигарка, куда подевал? — не отставал Герман.

— Я под дулом на себе пёр до самой машины.

— С кем он был?

— Один. Машина стояла у дороги.

— Пойди, проверь, — попросил Мешалкин Захара.

Рычнев, обмотав платком руку, был не прочь кинуть чего-нибудь в рот. Кроме банки консервов на двоих он ничего больше за день не съел.

К вечеру прояснило, ветер стих. Солнце заливало озеро, и высокий камыш стоял на зеркальной глади ровно и упруго, как зубцы массажной щетки.

Захар заметил масляное пятно и следы шин… Очень уж Герман подозрителен. И вообще, пока не стемнело, надо забирать саквояж и уходить.

Дверь была приоткрыта. Услышав свое имя, Захар остановился. Не затем ли Герман его отправил, чтобы остаться с глазу на глаз с Ильей?

— Нужен он мне, — с какой-то незнакомой ранее интонацией настаивал Герман. — Ценностей там по нынешнему курсу не меньше, чем на сто лимонов.

— На троих мало. Сейчас миллион — обычная получка.

— Отберем ящик у Костлявого или — как там его — Цигарки — получим больше.

— Мне нужны гарантии.

— И я в них нуждаюсь.

— Пока ты первым не откроешься, ничего не скажу.

— Мне зачем открываться? Захочешь, так сам найдешь ход к нашему пузатому чемодану, — услышал пораженный Захар признание Германа.

Рычнев не верил своим ушам. За его спиной сговорились… Но не один же Герман рисковал сегодня. И по какому праву эта «шестерка» Зубаря берется командовать?

Полный негодования, Захар метнулся в дом.

Мешалкин не прервал беседу при появлении товарища.

— Шатко у нас все выстраивается. Или я чего не пойму или ты не до конца откровенен.

— Кто ножом колотый, да стволом пуганый не здорово доверяется.

— С нами что случится, ты приблизительно, но знаешь, где товар искать, а где твой тайник?

— У моего родыча, — усмехнулся Илья. — Кабы не он, наши б дорожки не пересеклись.

— Спасибо и на том, — поклонился Герман.

Илья стал прощаться, сославшись, что ему пора уезжать.

— Луна скоро появится, — со значением сказал Герман. — Нет ли желания посмотреть на голых призраков?

— Не советую, — заволновался Илья. — Зачем рисковать попусту.

Герман с Захаром немного проводили Илью.

Сумерки уже поглотили парня, а шаги все еще доносились в полнейшей тишине.

Захар, уверенный, что они вернутся в домик, удивился намерению Германа идти дальше.

— Пока луны нет, совершим обходной маневр.

— Но без меня, — дулся Захар. — Чего ради ты тетекал с ним?

— Потом узнаешь.

Захар начал догадываться, куда его ведет Герман. Они заходили к захоронениям со стороны хутора, откуда был хороших обзор.

— Смотри в оба, — нарушил молчание Бурый.

— Вроде огонек мелькает.

— Клюнул на уловку.

— Думаешь, Илья?

— Давай ты первым, а я чуток погодя.

Захар медленно пошел на огонек, не в силах различить, кто перед ним.

Свет ударил в лицо.

Захар выставил растопыренную ладонь.

— Свои.

— Какие еще свои? — посветил кругом Илья.

У Захара не было времени на раздумывание.

— Давай с тобой работать на пару, отдельно от всех, — брякнул он первое, что пришло на ум.

— Я тебя, падло, вперед зарою отдельно, если ты не покажешь, где спрятали портфель.

— А ты любознательный, — возник рядом с Ильей Герман.

Илья, швырнув в него фонарик, отскочил в сторону.

Захар попытался подставить ножку и скрючился, получив удар под дых.

Но и секундной заминки хватило Герману, чтобы вцепиться в Илью и повалить.

Тот извивался под грузным Германом, наносил удары головой.

Захар схватил за руку, Герман вывернул другую, положив Илью лицом вниз.

— Отдохни малость.

Фонарик погас, но отблеск взошедшей луны становился все ярче.

— Ишь, ловкач, — выворачивал карманы парня Мешалкин, — решил всех перехитрить, да не на тех нарвался.

— В порошок сотру… — матерился Илья.

— Не получится, — миролюбиво возразил Герман, — чересчур ты жадный и подлый.

Захару стало неудобно, что он плохо подумал о Германе. Не поступи так Мешалкин, разве раскусили бы они Илью?

— Все вы, кореша Зуба, такие, — с ожесточением произнес Герман. — Положиться на вас ни в чем нельзя.

— Побывал бы в моей шкуре, меньше возникал бы.

— Мне и своей достаточно.

— Так береги ее.

— Сочувствуешь или угрожаешь?

— Отпусти меня, не убегу.

Герман ослабил хватку. Илья приподнялся, размял затекшие ноги.

Сбоку Захар увидел, как из рукава куртки что-то показалось и блеснуло в свете луны.

— Нож, — вскрикнул Рычнев.

Илья ударил его ногой под коленку. Захар упал, застонав не от боли, а от мысли, что Илья перережет ему горло.

Но Герман уже подмял того, рыча в страшном гневе:

— Мразь вонючая, ублюдок недоношенный…

Побелевшая луна, наполовину ушедшая в облако, была, как голова младенца на взбитой подушке.

Илья резко вцепился Захару в плечо, притянул к себе… Дико вытаращенные глаза смотрели в упор.

И вдруг… Не веря, Захар зажмурился и снова открыл глаза: его держал Костлявый.

— А-а, — отшатнулся Захар.

Илья, вырвавшись, побежал.

Мешалкин кинулся вдогонку, пырнул ножом в ягодицу.

Илья-Костлявый наддач еще прытче.

— Ушел, падаль, — потрясал кулаками Герман. — Дернуло тебя завизжать.

— Я опять видел Костлявого, — дрожал всем телом Захар.

— Зубарь, случаем, не пригрезился?

— Не веришь, да?

Мешалкин вертел фонарик.

— Пожалуй, сгодится. Как и ножик. Я ублюдку печать хорошую поставил.

— Как ему удается менять облик?

— Не знаю, — рассовывал по карманам «трофеи» Герман.

— Предположим, Лохматый и Костлявый одно лицо. Но как они раньше порознь были?.. — И, захваченный догадкой, Захар возбужденно затараторил: — Он теперь, когда погиб Костлявый, стал прикидываться им.

— А, может, наоборот?

Как бы в поисках ответа Захар посмотрел на луну и уже не в силах был отвести глаз. Ее белизна приобрела голубоватый оттенок.

— Пойдем туда, не отказывай мне.

— Куда? — переспросил Герман и осекся, все поняв.

Захар пытался удержать себя от соблазна, но не смог.

— Тебя так тянет? — пытался остановить его Герман, — но ведь там призраки.

— Это не призраки, — отрешенно бормотал Рычнев, — они живые. Во всяком случае, становятся такими.

— Час от часу не легче.

Как и прошлый раз, Захар одновременно услышал крики и увидел людей. Нагие, они уходили в мерцающую реку вполоборота, словно их кто-то направлял с берега.

Луна стала красной, висела большим плоским цветком кувшинки.

Кто был одет, со стоном сбрасывал одежду.

— Военных много, в погонах и без, — сглотнул от волнения Герман.

Последним вошел старик, с гордо поднятой головой. Он обернулся, как бы пытаясь что-то сказать.

— Кажись, писатель. Точно, Коненков, — всплеснул руками Герман.

Голова старика чуть серебрилась.

Толпа уже одетых стояла на другом берегу спиной к реке. Но и когда старик величаво вышел, они не исчезли, дожидаясь еще кого-то.

И снова наступившую тишину разбудил предсмертный вопль.

Высокий, худой мужчина полосовал на себе рубаху и не вошел, а кинулся в реку.

Захар не смел пошевелиться, узнав Костлявого.

— Не надо, не надо, — барахтался, словно утопающий, Костлявый. — Зу-у-б, Зу-у-б, останови его… Зу-у-б…