Плахта

* * *

Я живу с собакой по кличке Шерри. В 2014 году переехала в Ирпень из Крыма, не имея сил оставаться в России. Пришлось все начинать сначала. Снимать жилье, копить, работать в будни и праздники. Несколько лет без отпусков и выходных и вуаля: квартира в таунхаусе. Скромная, но очень уютная. С белой кухней, вязанной крючком скатертью и букетиком тюльпанов (покупала их каждую неделю). Сосны соседствовали с магнолиями. Бежевые стены напоминали карамель. Брусчатка, выложенная не камнями, а сдобными пряниками, огибала деревья и подходила к входной двери вплотную.

В таунхаусе жило пять семей. Первую неделю все вместе прятались в подвале, а потом кто-то пустил слух, что Ирпеню достанется крепко. Что пожертвуют пригородами ради спасения столицы. Мы не поверили и посидели еще немного, пока в соседский дом не прилетел снаряд.

В Бердичеве меня и еще семнадцать человек приютила добрая женщина. Спали на полу и радовались этому тихому не сотрясающемуся полу. В Венгрии произошел интересный случай. Остановилась у придорожного кафе, так как собака захотела в туалет, да и я зверски проголодалась. Открыла меню, поняла, что ничего не понимаю и разговорилась с хозяином. Он не владел английским, я — венгерским, сошлись на русском. Перед этим извинился:

— Знаю, что русский вам сейчас неприятен, но так мы быстрее сможем друг друга понять.

За обед денег не взял. Я расплакалась:

— Прошу, возьмите.

— Они вам еще пригодятся.

В Штутгарте меня пустила в свой дом фрау Эмма. Пустила на постой, невзирая на то, что явилась с собакой. Купила мне летнюю и весеннюю обувь. Я для нее готовлю украинскую еду. Борщ фасолевый и грибной, блинчики с мясом, голубцы. Особенно ее впечатлили соленые блины. У них ведь всего-навсего сладкие, панкейки.

Живу одним днем, но обязательно вернусь в Украину, невзирая на то, что мой дом выгорел дотла. Сосед прислал видео. Я его смотрела с валидолом под языком. Лужайка — слезы. Черное окно с тюлевым лоскутом — слезы. Чудом уцелевшая магнолия — горький плач. Долго пребывала в прострации, покуда не получила письмо от подруги из Мариуполя.

— Моя дорогая, я в аду! 11 марта получила осколочное ранение в ногу, и мне ее ампутировали до колена! 28 марта после очередного обстрела загорелся мамин дом. Сын чудом успел выскочить, но мама заживо сгорела. В четвертой мариупольской больнице обрушился этаж, на котором лежала, но меня вытащила санитарка. Вскоре зашли россияне, погрузили нас как скот и вывезли в Донецк. Будущее туманно. Марика больше нет.