Плахта

* * *

На пятый день войны начались авианалеты. Бомбили жилые дома возле военного госпиталя. Я как раз пыталась надеть линзы, но дом без предупреждения оторвался от своего фундамента и сместился южнее. Линза выпала из рук и куда-то закатилась. Пятилетняя Мариша юркнула под кровать. Черепица зашуршала по принципу домино. С одной линзой в глазу побежала в подвал. Сын-студент нес на руках сестру, муж — сумки, я подсвечивала путь фонариком.

Есть не могли. Мы с мужем перекусывали дольками шоколадки сникерс, сыну и дочери давала хлопья с мороженым. Третьего марта попытались выехать, но наша новенькая машина почему-то не завелась. Позже узнали, что в то утро колонну, направляющуюся из города, обстреляли. Вечером авиаудары повторились. Вспышки полосовали небо. Мы снова спустились в подвал и сидели в нем до скончания века, но Мариша слезно просилась спать в своей кроватке. Поднялись на пятый этаж, зажгли свечку. Дочь еще спросила: «Можно ли загадать желание?» — и торжественно произнесла: «Хочу, чтобы поскорее все закончилось, и чтобы Путин сдох». На последнем слове уснула. В три часа утра — зарево. Не могли понять, уже утро? Тогда почему с другой стороны неба темно? Выглянули в окно, а там — пожар. Горел дачный поселок. Огонь кипел и буйствовал, стремительно перекидываясь на сосны, ведущие прямиком к нам. Муж вылез на чердак, поймал связь и дозвонился пожарным. Те ответили, что приехать не смогут. Война.

Нам несказанно повезло. Ветер подул в обратную сторону, и огню пришлось «есть давно съеденное».

Четвертого марта постановили уходить пешком. Поставили Маришу на самокат, взяли кота, деньги, документы. Только за ворота — ожила артиллерия. Смотрю, а ребенок пытается лечь на самокат, но так, чтобы прикрыть собой куклу. Укладывается и беззвучно плачет, чтобы лишний раз меня не расстраивать. Я ее на руки и шепчу:

— Ну что ты, Маришенька, это снимается кино.

— Еще долго его будут снимать?

— Нет, сегодня финальная серия…

Из Ирпеня уехали с третьей попытки.