Светован. Штудии под шатром небес.

Советовал давать детям порошок из яичной скорлупы — два раза на день на кончике ножа. Тогда кости будут крепкие, зубы здоровые, а спина прямой. Это очень важно — сидеть и ходить прямо. "В ровном теле и душа выравнивается". Для остроты зрения надобно много кушать ягод. Летом — на всю зиму вперед. А чтобы обрести душевное равновесие и ясный ум — часто пить родниковую воду: 6–8 раз на день по кружечке. Ею хорошо и раны обмывать, и язвы, ожоги, делать настои. Дождевая вода, собранная в грозу, помогает от перепуга и различных страхов. Талый снег — тоже лекарство, подходящее для пищеварения: худые от него поправляются, а полные худеют. Особенно целительна крещенская вода.

Видел я как-то, как он разрезал пополам яблоко, прошептал молитву, вытряс семена на ладонь, сложил яблоко снова и дал съесть больному, который не мог определить, что же его болит. Я заметил, что Светована интересовали не столько болезни, сколько "болезненность", то есть состояние больного, склонность к недуге. Он так и спрашивал: "Чем вы слабы?" И часто давал очень похожие рецепты, хотя пациенты, пребывая в мистическом уважении к своим болячкам, надеялись на особое лекарство. И благоговейно несли в себе эту тяжесть-сокровище, как та женщина свою красоту. Казалось, забери от них эти болезни — и ничего существенного в них не останется.

("Если долго всматриваться в бездну, то бездна посмотрит на тебя. Если долго лелеять болезнь, то она вгнездится, словно кукушкино дитя". Так он говорил. Из синей тетради).

От конской упряжи отвязали легкую яворовую лохань. Мне старик велел носить воду и нагревать на костре камни. — Сам же бросал в корыто целые пригоршни снадобий, приговаривая сам к себе: "Крошево дегтярного мыла, картофельный крахмал, почки черного тополя, осины, березы, дубовые галлы, тысячелистник, калган, герань луговая, корень родовика…"

С другого коня сняли оцепеневшего подростка, завернутого в простыню, через которую пробивалась присохшая сукровица. Раскаленный камень шипел, поднимая черно-бурое кипение зелья. Я гасил его ведрами студеной воды. Светован потрогал мизинцем воду и остановил меня. Живой кокон, не развертывая, осторожно опустили в воду. Мальчуган охнул и часто заморгал.

— Так будешь купать его двенадцать дней подряд, — молвил старик отцу, который с побелевшим лицом стоял рядом. — А тех детей, что с ним играли, купать десять дней.

И не рви свое сердце — лес все слижет с тела, все очистит…

Лес, который рубаете под корень. По рукам вижу, что деревом промышляешь.

— Йо. лесоруб я. А где еще здесь заработать?!

— Ну-ну, рубите пока рубится. Но оставьте хотя бы на лекарство что-то детям и внукам… Мальца заверните в чистое полотно и напоите молоком. Долго будет спать. Не бойтесь, это начинается выздоровление.

Мужик с твердым, как дерево, подбородком, крепился, чтобы не расплакаться, только губы дрожали.

…Люди расходились, унося в глазах утешение и надежду. Склон горы наполнялся новыми, здоровыми, звуками. В саду снова раздались трели птиц, притихших было от такого количества людей. Мой дед, пошатываясь, снял рубаху и бросил в ручей. Сомкнул на затылке руки и долго так стоял, всматриваясь в бордовый пруг заката. Тогда, не поворачиваясь, проронил:

— А теперь — рецепт для тебя. Свари нам спасовский узвар. Возьми дикую грушу, лесные яблоки, чернослив, ягоды смородины и сизой ежевики, добавь немного калгана, васильков, подмаренник…

— Подождите, я запишу, — перебил я его.

— Не надо записывать. Положись на память. Что сваришь — То и будешь пить. Пришло время уже самому подбирать плоды для жизни. Ведь подбираешь же слова для своей тетради…

Что я мог на это сказать? Достал корзину и отправился, пока видно, в сад. Когда на узваре в котле появилось первое колечко розовой пенки, ночь уже полновластно заполнила нашу гору душистой тайной. Я выпустил из нашего мочила "больную воду" и запрудил ручеек для завтрашней почты. Тогда открыл синюю тетрадь и записал: "Живи, как дышишь. Пиши, как дышишь ”.