Светован. Штудии под шатром небес.

Служитель сада

Еще когда мы только обосновались на Ильковом холме, Светован сказал:

— Не гоже нам ожидать чужого хлеба, когда стоим на целинной земле. Да и колхоз сюда не доберется, чтобы нас кормить. Как ни крути — а ожидают нас полные руки работы. Как раз отворилась к теплу земля… Запомни: ничто так не пахнет и не бывает таким вкусным, как то, что вырастил своими руками.

И принялись мы за свою "кормчую ниву".

Нет, мы не бросали семена, которые он достал из своего наплечника, в затвердевшую, сбитую годами каменистую почву. Сначала мы подняли перелог. Узкой лопатой отрезали пласт за пластом, между которыми укладывали бурьян, листья, труху из сарая, сухие кизяки из хлева. Пласты жарились на солнце, пили дождь и росу — и рассыпались железистой охрой. Тогда мы формировали грядки. Густо посыпали их перепревшей хвоей, известью из старой ямы, золой, носили в бесагах (заплечных мешках) зеленый песок и каменистую мучку, болотный торф. Из озерной купели брали подсушенные водоросли. В курятнике наскоблили куриный помет. Все это вместе с глиной перебивали мотыгой.

— Такая почва — рассыпчатая, быстрее прогревается и хорошо пропускает влагу. И удобрение хорошо сопрело, вызрело. Оно сильнее, чем коровяк, и нету в нем семян бурьяна, как обычно бывает в сыром навозе. Мы уничтожили корни бурьянов глубоким перекапыванием — одни погибли на поверхности, других подушили пластами земли.

Затем мы прокопали вдоль огорода канавки, по которым сбежала верхняя вода. А в сильный зной пускали ими воду из колодца, поили свой урожай.

Этим под его руководством занимался я, а старик обрезал и подлечивал сад. Подсаживал новые сажанцы-дички, чтобы потом их прививать. Перед этим плевал в ямку.

Редко когда он не выделял хотя бы час для того, чтоб поухаживать за садом. Ведь у сада немало вредителей. Среди них первый — белый мотыль, который точит все плодовые деревья и кусты. Собирать его гусениц не просто, легче заманить их в ловушки. Мы раскладывали под деревьями посуду с водой, а по краям горловин ставили полые стебли. В жару гусеницы ползут попить — и тут уже готовы для них очень удобные трубочки для того, чтобы превратиться в куколки. Из этих стеблей их легко вымыть водой либо выдуть в огонь. За одну жаркую неделю можно извести большую часть этой напасти. А для дротянифв оставляли в саду пучки соломы, которые потом сжигали. Слизней приманивали досками и мешковиной, под которыми щедро поливали водой. А когда там соберется много слизней, ошпаривали их кипятком.

Еще была и такая пакость, как кроты. Мы засовывали глубоко в их норы кусочки ткани, смоченные керосином. Хорошо их заливать и водой, потому что крот любит сухие, теплые и тихие места. Не сунется туда, где в землю будут воткнуты палки с жестяными вертушками. Отгоняет кротов и конский боб; мы садили его там, где кроты особо лезли.

Рыжие муравьи очень помогают саду, они уничтожают больше вредителей, чем сами люди. А вот черный садовый муравей только вредит, потому что расселяет по листьям и побегам тлю, которая затем вытягивает из растения все соки. Эти муравьи обожают медовую росу, выделяемую тлей. Поэтому они ее "пасут" и охраняют от божьих коровок. Отогнать этих муравьев можно с помощью душистого укропа, тмина и ноготков. А возле их гнездовий надо оставлять кусочки хлебной кваши с медом. И они быстро исчезнут.

Зато какую неоценимую услугу оказывают садам ежи, ящерицы, жабы и птицы. А про пчел и говорить нечего! Там, где летают "божьи мухи", и трава здоровее, и деревья, и человек. Чтобы их привлечь, мы густо насеяли люпин, колокольчики, божьи ружи, резеду, оман, бурячок, и собачье мыло. Кстати, оно мылится не хуже покупного мыла. После работы мы растирали его цветки и листья в воде на мыльную пену, которая очень хорошо отмывала грязь, затягивала трещины. Руки после такого мытья становились чистыми и белыми.

Мы были не только собирателями, но и садовниками. А это уже был чин земного воспроизводства. И он, мой научитель, охотно открывал для меня эту древнюю радость. ("Жизнь наша течет беспрерывно и перетекает в иные жизни, как и все перетекает в природе, и каждую весну рождает новых детей во славу свою". Из синей тетради).

Наши "маленькие дети" всходили зелеными ростками, пили воду и тянулись к солнцу, цвели, крепли, набирались тепла, льнули к рукам. И Светован касался их, ласково гладил ладонью стебли. Перед тем, как сеять, припоминаю, грел руки, смазывал жиром. А когда семена вот-вот должны были проклюнуться, шептал им: "Тужьтесь, тужьтесь, недолго уже, скоро на волю". Или потом: "Тянись, тянись, выравнивайся". Ласковое слово, теплый взгляд, нежные касания — все было словно продолжением кропотливого труда.

— Думаешь, для земли самое главное удобрение? Не менее живит ее доброта твоих рук, теплота твоего сердца. Ее память это хранит… Откуда у земли память? Земля — это тела людей, живности и зелья. Она древняя и мудрая, как мир. А мы до поры до времени ходим по ней. Не деревья, шатаясь, делают ветер, а ветер колышет деревьями. Не земля для нас, а мы для нее.

И я понемногу начал понимать, что дерево для него гораздо больше, чем просто дерево. И трава это не просто наполненный земной влагой стебель. Все для него было живым. Даже огонь. Как-то я долго силился разжечь влажные щепки. "Не горит? — спросил старик. — Дай ему немного соли". Я бросил пригоршню — и пламя весело разгорелось.

Никогда не забуду, как открыл он мне эту "живость". Я поливал капусту, сгрудившуюся зеленым табуном возле орешниковой оградки, а он прививал грушу. Вдруг попросил меня присесть, и сам склонился. Тогда кривым ножом с размаха рубанул хрустящий капустный кочан. И спросил:

— Ты что-то учуял?

— Да, словно скрипучий крик.

— Это одно. А запах, запах уловил?

Я думал, что это мне почудилось: легкий горьковатый дух пролетел над грядками.

— Что это было? — спросил я.

— Раненый кочан оповестил сестер про беду, и другие вздрогнули в предчувствии напасти.

Не только солнце греет зелень, не только вода ее питает, не только земля живит, но и любовь живого мира. И мы тоже в этом живом соцветии. Одна рука берет — другая дает. Семена берут нашу силу в работе и возвращают нам ее плодами. Ведь мы любим растения, животных не только за то, что можно их употребить. Они для нас как примета нескончаемости и обновления всего сущего. И эта прадавняя любовь незримой нитью тянется от зарождения Божьего мира. Потому что и мы малая часть его.

С забавной нежностью относился он даже к бурьянам. Потому что не меньше от них пользы, чем вреда на огороде. Лободу, крапиву, яглицу (он называл ее снеть), бугилу рубили мы на салат. Некоторые бурьяны привлекают птиц и пчел, ведут борьбу с тлей. Или просто радуют глаз в садовых междурядьях: кислица, полевая фиалка, повейка, плющ, очной цвет. А некоторые еще и лечат ("Может, оно как раз и взросло под ногами, чтобы исцелить тебя").

Как-то в порыве восхищения я назвал его старым словом садовник.

— Садовник у нас Один. — А я разве что служитель сада. То есть, слуга.

Возле него я и сам познал немало хитростей земледелия. Сеять надобно только по "женским дням" — в среду, пятницу, субботу. Ежели лягушки затянули свою песню — лучше не сеять. Больной тоже пускай не сеет. Если ты кому-то должен, хорошо бы в этот день рассчитаться. Перед цветеньем следует воздержаться от полива. Бурьян на грядках надо рубить, пока еще не зацвел. Черную смородину поливай щедро. Молодую малину не пускай расти выше, чем на метр. Следует удалять всю прикорневую поросль у деревьев. Пришли холода — надо прищипывать молодые побеги в саду. Чтобы чеснок не начал гнить в земле, следует в каждую лунку добавить по ложке песка. Выполотый бурьян надлежит сжечь. Удобрения под дерево добавлять не возле ствола, а там, где заканчиваются ветки, чтобы подживлять молодые корни…

"Ленивое" дерево можно заставить плодоносить. Для этого следует удалить колечко узенькой полоски коры, а рану замазать садовым варом. Солнечный ожог, заячьи зубы и другое тоже ранят деревья. Светован лечил их щавелем. Мелко рубил траву вместе с корневищем и накладывал толстым слоем, обвязывал мешковиной.

Вредителей растений можно извести самими растениями. Отвары и настои бархатцев очень помогают от тли, ноготков и луковой шелухи — от клещей, пижма и полыни — от гусениц, стручкового перца — от слизней, ромашки — от долгоносика, лопуха — от пылыциков. А табачная крошка, кипяченая полчаса, помогает почти ото всех садовых и огородных пожирателей. Хорошо, чтобы в саду был хоть небольшой водоем, потому что лягушки поедают слизней и улиток. А вокруг грядок с картошкой и клубникой сажают ноготки, которые отгоняют вредителей.

Муравьи не любят запаха пижма, полыни, мяты, горчицы и петрушки. Если хотите отвадить от участка муравьев, закопайте возле их гнезд рыбьи кости. Потом полейте гнездо настоем чеснока. Капустных червей тоже можно извести. Насобирайте немного, пронесите над грядками и закопайте в ямку. После этого посыпьте капусту золой. И вообще, считал Светован, с огородными вредителями не бороться надо, а выдворять га за границы твоей посадки — к другой поживе, к лучшей судьбе. Если постараться их понять, то всегда можно с ними "договориться”.

Он и договаривался. Бывало, что и вслух приговаривал: "Илья Пророк, я уже взмок. Лей гуще на огород, чтобы был богатый зарод". Или когда белил известью дерево: "Я твое тело известью белю, а ты мое накорми".

Никогда не собирал урожай подчистую, оставлял хотя бы ягодку для "будущей завязи". Кое-чему разрешал и на землю упасть. А первый огурец, помню, прикопал. Так и первый гриб в лесу. Семена всегда отбирал только с лучших плодов. Как-то внимательно присмотрелся к зернышку на ладони: ".Это семя пришло к нам Бог весть с каких времен и из каких миров. Каждая жизнь не сама по себе, а есть продолжением того, что было до нее". И поднес к губам. Это было зернышко кориандра. Он говорил, что оно очищает и возвращает молодость. Достаточно употребить одно на день.

Там, в Горовом гнезде, мы нашли и кое-что готовое, чудом сохранившееся с прошлого года. Та же морковь. Она чудесно сохранилась в земле, прикрытая толстым слоем листьев. Осенью он срезал ботву и укутал морковь на зиму. Говорил, что есть и другой способ, но с ним больше возни — обмазать каждый корнеплод мокрой глиной и высушить. В подвале лежали свекла и яблоки, переложенные лесным мхом. И кучка картошки, пересыпанной мятой и плотно укрыта папоротником. Но больше всего меня поразило, иное "консервирование". Бывало, больные приносили нам какие-то продукты — мясо, масло, мед. А нам надо было отлучаться в лес на несколько дней.

— Что будет с нашими припасами? — беспокойно спрашивал я. — Их ведь не уберечь.

— Сами себя сберегут, — спокойно отвечал он. Положил масло и мясо в баночки и залил медом. — Теперь можем и на полгода идти, с едой ничего не случится.

Так оно и было. До этого я не мог даже в мыслях допустить, что можно прожить лето без магазина, без денег. Сад-огород исправно кормил нас. И был нашей желанной гаванью, в которую мы возвращались после своих путешествий. Завершали здесь свои дневные труды.