Светован. Штудии под шатром небес.

Камни в воде

И упала внезапно из побуревшего неба на землю осень, словно соскользнула с соленой скалы/За одну ночь пожелтело плетение хмеля. Прошлась осень и по низким кустам, по траве, сразу скукожившейся под ледяными росами. Богородичное прядево паутины цеплялось за ресницы, за брови. Голыми пятками нащупывал я в траве орехи и собирал их в корзину. Когда ноги уже сводила студеная судорога, брался за яблоки. Складывал их в погребе на солому, пересыпал золой, перекладывал ореховым листом.

"Так они дождутся нас до весны", — говорил Светован. Сам он пошел в Заломы за золотым корнем, а я хозяйничал дома и ждал Штефана, который должен был отвести собранное и высушенное зелье к фельдшерскому пункту. А оттуда его уже переправят в Мукачево. Штефан приплелся со своей клячей под обед. Кобыла стоя дремала, склонив осунувшуюся морду. Теперь они с хозяином еще больше были похожи друг на друга. Я протянул приготовленную бутылку. Штефан тут же вытащил зубами затычку и отхлебнул. То ли от этого звука, то ли от острого сливовичного духа кобыла приоткрыла водянистый глаз.

— Как выпьешь хорошо — козы в золоте, — сразу повеселел мужик. — Но и я не порожняком. У меня для тебя дринген-пакет от дочери Илька. Из рук в руки, в целости и сохранности, — протянул желтоватую бумажку, прихваченную скрепкой.

Я засунул ее в карман, и мы начали завязывать мешки. Бумажку развернул я уже после того, как Штефан, глотнув еще раз сливовицы, нехотя разбудил кобылу. Это была телеграмма от Толи.

"Конец изгнанию статьи попали цэка комсомола тебя восстановили работе направляют курсы Москву документы завтра обкоме издательство утвердило книгу новелл забрать аванс".

Я перечитал еще раз вслух и оглянулся. Вокруг никого не было кроме меня и дятла, рьяно долбавшего корявое дерево. Словно достукивал пропущенные слова. Главные слова всегда теряются между строк — и телеграмм, и книг. Телеграмма была адресована мне, но слова "цэка", "обком", "курсы", "аванс" звучали столь дико, что я еле улавливал их связь с моей теперешней личностью.

Затем я развернул листочек, прикрепленный к телеграфному бланку. Там было несколько строчек от нее.

"Тот, у кого есть крылья, улетает… Рада твоим успехам. Действительно, рада до слез. Хотя Москва слезам провинциалок и не верит. Я по наивности считала, что ты вечный студент либо свободный художник, бродячий поэт, а оказалось — птица высокого полета. Не то что твои кораблики недалекого плавания… Еще раз спасибо тебе за помощь, за поддержку отечественной филологической науки. И зато настроение, с которым я, наивная Пенелопа, ждала твои корабли. Меньше всего думая о курсовой. Но увы, наивность таки не лечится.

Если когда-нибудь твоя книга попадет в нашу библиотеку, обещаю прочесть ее с большим интересом.

А в остальном прислушаемся к народу, который всегда прав: не уродил мак — перезимуем и так.

Оля".

Глаза мои еще держались за письмо, а руки спешно собирали вещи. Пара белья, несколько книг, тетрадь, камень с дыркой-глазом, перо сойки, клык кабана, письма Оли. Хижина Илька вдруг стала для меня очень тесной, словно выталкивала из себя. И запах ее стал вдруг чужим.

Осень обостряет запахи. Из Горового гнезда слетел я, как перо сойки. Часа за два добрался к Заломам-. Старик на коленях чистил корни.

— Я иду, — сказал я за его спиной, пытаясь взбодрить свой голос. — Должен идти.

Он обернулся, поднялся на ноги. В его взгляде не было ни удивления, ни вопроса. Как и тогда, когда я стоял перед калиткой на Поповой горе.

— Никогда никому не объясняй, почему идешь. А мне тем более не надо объяснять. Мы ведь с тобой ученики Одиссея, не так ли? Тут другая морока. Ты помогал мне, собственно, работал на меня все лето. Я тебе должен…

Я начал было возражать, но он остановил меня жестом руки.

— Денег у меня нет. Отплачу тебе как-то иначе потом. Обязательно отплачу, — загадочно улыбнулся он в бороду. — Если пойдешь прямо за ручьем, то выиграешь по времени какой-то час. Правда, автобус уже уедет.

— Не беда. Я научился доверять ногам.

— Это хорошо. Теперь пускай доверие подымается выше — к сердцу и голове. Что же, иди, здоров, куда знаешь. Иди, и пускай руки твои будут сильными, ум ясным, а воля здоровой. Стелись, добрый путь! — благословил меня зажатыми в руке стебельками и повернулся к своей работе.

И я пошел. Побежал сломя голову по кочковатому бережку, перелетая через валуны и мохнатые купины. Уже на самом дне дола, где ручей прятался в лесу, я обернулся. Старик стоял на гребне склона и смотрел мне вослед. Верховой ветер дергал, пузырил его рубаху, развевал седые космы, сливавшиеся цветом с небесами.

— Го-го-го! — крикнул я на полную грудь.

Он не двинулся с места, только поднял перед собой как-то беспомощно руки, словно вопрошая: "Что еще тебе сказать? Чем еще помочь?"

Я помахал в ответ и задом вошел под влажный и темный шатер деревьев. Дни светящие я оставил за собой. И это понимание остро кольнуло мое сердце. Больше я его не видел, человека, которого люди называли Вечником, а сам он себя — Светованом. Человека, который благожелательно приоткрыл и для меня дверь в свой удивительный мир.

Солнце пронзало редколесье, играло преломленными лучами на камнях под толщей воды. В этом водосветии камни переливались зеленоватым малахитом. Я вспомнил его слова, над которыми раньше не задумывался: "Учитель, как и камень, остается на дне потока, а ученики текут дальше". Теперь их сокровенный смысл открылся и мне и прорвался неожиданными слезами.

(Пройдут годы — и появится острая нужда узнать о нем побольше. И рассказать об этом. И я зайду в библиотеку, где он когда-то присматривал за помещением и двором. Молодые библиотекарши не помнили его. Повели меня в книгохранилище. Там, среди темных полок, сидела старушка в костюмчике с облезлым лисьим воротником. И сама была, словно лисичка со старой книжки сказок.

"Конечно, помню его, — пропела тоненьким голосом. — Таких не забудешь. Без таких, как говорил поэт, заглохла бы нива жизни… Он вылечил мою ногу, до этого я могла ходить только с палкой. Еще он здесь собирал камни. А мы, глупые, смеялись…"

"Какие камни?"

"О, это целая история. Над нашим главным корпусом, еще до реконструкции, возвышалась небольшая острая башенка. Очень симпатичная. Крошечные окна были сделаны из цветного стекла — синего, зеленого, желтого. И в какую-то ночь ребятня разбила почти все стекла. Камнями. Башня ослепла, чернела пустыми глазницами…

Не знаю где. но Андрей-бачи (его так называли — "дядя" по-венгерски) достал откуда-то цветные стекла и восстановил витраж. Но в ту же ночь стекла снова разбили. Он еще раз их поменял. Но беда опять та же самая. Стражник никак не мог поймать, кто и когда это делал. И вот идем мы утром на работу, а наш Андрей-бачи собирает во дворе камни. Складывает их в заплечную корзину и относит на пустырь. Мы тихо посмеиваемся, а он собирает. За два дня собрал все камни во дворе. И застеклил окна по новой. Но их опять разбили. Не все, правда, может, камней не хватило. А старик, смотрим, уже на улице собирает. Люди идут по тротуару, а он извиняется и собирает. Спокойный такой, с ясными глазами, даже веселый. Улица длинная — работы ого-го… Смотрю как-то из окна — дети возле него. Он им что-то рассказывает, они рты пораскрывали. А дальше — помогают ему. Застеклил он башню уже четвертый раз, еще и розового стекла добавил. Стоял с пацанами во дворе, указывал им рукой на шпиль, что-то объяснял. Два дня прошли тихомирно… Слышу стук во дворе. Выглянула из окна — детвора: "Где Андрей-бачи?" — "А вам он зачем?" — "Когда камни будем еще собирать? На Малиновой улице их много". Вижу, старик выходит к ним. С корзиной. Начали мусор собирать. Сначала — во дворе, а затем и на улицу перешли. Правда, никто уже не смеялся… Почему-то мне это очень запомнилось. Заведующая наша еще спрашивала, как с ним рассчитаться. Отмахивался. Вы, говорит, ежели можно, отдайте мне списанные на макулатуру книги. И собрал целую тележку… А вы его знали?" — живо поинтересовалась старушка-лисичка.

"Знал и не знал, — ответил я. — Настоящую цену подарков судьбы начинаешь ощущать, когда самому приходится собирать камни".)

.. Это будет потом. А тогда я продирался сквозь чащу, которая становилась все гуще и мрачнее. Шел очертя голову. Ветки хлестали меня, терновник царапал руки и лицо. Слезы обжигали раны на щеках. Сбоку дрожала венка реки, вела меня напутней дорогой, "путем", как сказал бы Светован. И тихо звучали в содрогании переполненного сердца другие его слова:

"Мы любим себя выгораживать, мол, время такое… Время подходящее всегда. Время для нас, а не мы для него. Время бежит одинаково. Это мы плывем когда за течением, а когда и против…

Мы созданы для того, чтобы вечно тянуться к Небу, ибо оно открывается для нашего взгляда, как и все остальное. Все в нашей жизни имеет свой смысл. Все держится в берегах любви и течет, как река. Она просто течет по своему руслу.

Пока ходит по небу луна".

Март-ноябрь 2013.

Мукачево — Косино — Анталия.

Все авторские права защищены. Перепечатка текста или фрагментов без согласия автора запрещена.

Эту и другие книги Мирослава Дочинца можна заказать по тел.: 050-6713717, 098-0286332 или по адресу: ул. Луки Демьяна, 5. г. Мукачево 89608. e-mail: mido.mukachevo@rambler.ru

© М.И.Дочинец, 2014.

© Издательство «Карпатська вежа», 2014.

Дочинец Мирослав — Многие лета. Благие лета

Дочинец Мирослав — Горец. Воды Господних русел (украинский язык)

Дочинец Мирослав — Вечник. Исповедь на перевале духа

Дочинец Мирослав — Креничанин. Записки самого богатого человека Мукачевской доминии

Дочинец Мирослав — Криничар (на украинском языке)

Дочинець Мирослав — Многії літа. Благії літа. Заповiдi 104-рiчного Андрiя Ворона — як жити довго в щастi i радостi

“…He надо думать о тяготах жизни, следует думать о том, как плыть. Рыбу не волнует надежность плавников и пузыря. Рыба плывет. Потому что ей надлежит плыть. А нам — проводить жизнь в трудах и радостях… Кто осознал вес жизни, цену радости, тот вкушает каждый миг, каждую мелочь. Когда сольешься с этим миром, то понимаешь, что ты всегда был и будешь, во веки веков. Как и этот мир. Ты научишься не спешить, радоваться каждой минуте, как проникновенной молитве, как любовным ласкам, как глотку хорошего вина, как сладким снам… И эти моменты будут тянуться все дольше, сгущаться, разливаться полнотой радости в сердце. И ты поймешь, что они нескончаемы. Они в тебе, а ты в них. В этом наша вечность, бессмертие нашей души…

Доверяй тому, что случается с тобой, а не тому, что может случиться. Думай о том, что хочешь иметь, а не о том, чего не хочешь. Это сохраняет и умножает силы. Наша судьба у Бога на коленях. Нет у Него ничего лучшего, чем наша жизнь. Как бы каждый из нас не верстал ее бездарно. У Бога нету мертвых… ”