Берлин-Александерплац

* * *

Как не радоваться солнышку, его ласковым живительным лучам! Солнце — это вам не газ и не электрический свет — не погаснет! Задребезжал будильник; люди проснулись, начался новый день. Вчера было 15-е число, стало быть сегодня — 16-е, вчера было воскресенье, сегодня — понедельник. Год тот же —1928 — и месяц тот же — апрель, и все же что-то изменилось в мире. Время шагнуло вперед. Солнце взошло. Природа солнца еще окончательно не определена. Астрономы уделяют много внимания этому небесному телу. Оно, по их словам, является ядром нашей планетной системы, а наша Земля — только маленькой планетой. Что ж в таком случае мы сами? Восходит солнце, и люди радуются, а радоваться-то, вообще говоря, нечему. В самом деле, что такое человек, если даже вся Земля в 300 000 раз меньше Солнца? А сколько есть еще разных чисел с нулями, которые все только и доказывают, что человек нуль, и нуль без палочки. Спрашивается, чему тут радоваться?

А вот радуются же люди, когда взойдет солнце, ярким светом зальет улицы, комнаты, и оживут повсюду краски и выплывут из мрака людские лица. Спору нет, приятно осязать руками формы вещей, но великое, ни с чем не сравнимое счастье — видеть их, видеть их краски и линии. И люди радуются солнышку — можно себя показать и на свет поглядеть. Посмотреть можно на то, чем живешь. Чуть пригреет апрельское солнце, и все рады: люди, как цветы, тянутся к свету его и теплу. Значит, что-то здесь не так, какая-то ошибка вкралась в чудовищные числа со многими нулями.

Взойди, солнце, взойди, ты нас никогда и ничем не испугаешь! Что нам до миллионов километров, отделяющих тебя от нас, до твоего диаметра или объема? Взойди, ясное солнышко, взойди, небесное светило, взойди скорей. Ты не гигант и не карлик. Ты — наша радость!

Из вагона парижского экспресса выпорхнула худенькая большеглазая женщина в меховом манто, с двумя крохотными пекинскими болонками — Блэком и Чайн — на руках. Вокруг нее засуетились фотографы и кинооператоры. Снисходительно улыбаясь, Ракель покорно терпит эту процедуру, она так рада огромному букету бледно-желтых роз, который поднесла ей испанская колония: слоновая кость — ее любимый цвет. Прощебетав: "Мне безумно хотелось побывать в Берлине", — знаменитая женщина садится в машину и, помахав рукой восторженной толпе, исчезает в сером мареве берлинского утра.