Комендантский час

4

Насколько с твердой мыслью, что никуда не поедет, Евгения ложилась спать, настолько с такой же твердой мыслью, что обязательно поедет, поднялась утром. Она не знала и не догадывалась, что принесет ей тот день — второе декабря.

А начался он как обычно. Массовик без конца приглашал по радио на зарядку; сулил послушным при условии хорошей погоды прогулку в горы. По коридору топали отдыхающие, стремясь поскорее «забить» места на процедуры. Зевнув, Евгения выключила радио. «Если не будет дождя, в организованном порядке… — передразнила она массовика. — Тоже мне „кефирный вальс“, подавай ему все организованно. Я, может, наоборот, хочу самостоятельно».

Против ожидания Вячеслав никуда не торопился, сидел в хвосте длинной очереди.

— Ты одна или с друзьями? — недоверчиво улыбнулся он, даже не пытаясь скрыть радость.

— По-моему, и так ясно, — сухо проговорила Евгения. — А друзья шлют тебе персональное приглашение отметить со всеми день рождения Раи.

— Конечно… Ради такого случая. Я посмотрю, сколько у меня там осталось. Должно хватить на подарок, — засуетился он.

«Богач», — хмыкнула Евгения и строго заметила: — Ничего не надо. И прошу тебя не забывать свои же слова.

— Ты о чем?

— О том, что попутчики не обязательно питают друг к другу безграничную страсть.

…«Комета» пришла по расписанию. Но растяпа Вячеслав взял билеты в разные направления, и Евгении пришлось долго объяснять контролеру, прежде чем он их пропустил.

Правда, Вячеслав в какой-то мере оправдал себя, захватив места впритык к лобовым стеклам.

— Здесь, наверное, занято, — слабо возражала Евгения.

— Впередсмотрящая ты или нет? — усадил он ее.

Задымив, «Комета» набрала скорость, обходя круглые, наподобие больших пробок буи. На миг мелькнули остатки церквушки, поле, над которым, казалось, неподвижно завис самолет.

— Та самая деревушка! — вскричала Евгения.

Крупная волна ударила о борт.

— Мы в открытом море, — пояснил Вячеслав. — Он снял пальто, расстегнул пиджак. — Жарковато.

На покрасневшем лице четко обозначились глаза в тон голубой рубашке.

— Здорово, правда? — Вячеслав даже привстал в том нетерпении, какое обычно проявляют путешествующие за рулем, ожидая встретить за очередным поворотом что-то новенькое и необычное.

Он изредка обращал на нее горевшие глаза, все повторял «здорово», и Евгения согласно кивала.

Заражаясь его восторгом, она чувствовала, как тает отчужденность к этому странному человеку.

Да, он странен. Его видения, рассуждения порой глубокомысленные или похожи на это. И в то же время он доверчив как дитя и настолько наивен, что его грех обманывать. Именно этими черточками он, пожалуй, и славен. А между тем она ничего не знает о нем. Женат, имеет дочь, работает на заводе. Но как зовут родных, сколько лет супруге, какая она из себя?

Вячеслав отвечал с полуулыбкой, поглаживая щеки. При этом глаза его то тухли, то светились в зависимости от того, что спрашивала Евгения.

Тем временем показался порт. Большие и маленькие корабли, стрелы башенных кранов, мол.

Евгения, смущаясь, достала очки. Оправа была велика, и они сползали на нос, вызывая обидные насмешки… Вячеслав словно ждал, когда она это сделает.

— Поднимайся, птица-секретарь, прибыли.

— Удостоил, — засмеялась она.

— Можно и грачонок, со скидкой на возраст.

Знакомство с городом начали с прозы. Купили копченой рыбы, бегали с этажа на этаж по универмагу, заглядывали в сувенирные киоски. В одном из них Вячеслав не устоял и купил пару забавных, склеенных из ракушек лягушат. Он бережно завернул покупку в носовой платок, отдал Евгении.

— На память. Один тебе, другой мне.

Она не возражала.

Захотев пить, кинулись на поиски воды. Но сколько ни бегали, все безуспешно. Гонимые жаждой, заглянули на рынок.

— Идея! — Вячеслав стал проталкиваться к рядам, где торговали цитрусовыми.

— Теперь куда? — спросила Евгения, утолив жажду недозрелыми мандаринами.

— А так, пошатаемся по улицам.

И шатались бесцельно, просто так. Случайно посмотрев назад, Евгения расхохоталась. Вячеслав, беспечно размахивающий целлофановым кульком, не заметил, что он порван, и половина плодов вывалилась на землю.

— Ну вот, — смеялся он, — теперь обратно дорогу легко найдем.

Их словно прорвало. Каждое метко сказанное слово или замечание вызывало у обоих яростный, до слез приступ смеха. На них оглядывались, но они не обращали внимания.

Вячеслав сдернул с головы берет, сунул в карман. Волосы разлохматились, упали на лоб, почти касались бровей. Эта челка, белозубая улыбка очень молодили его, и он выглядел почти ее ровесником.

«Я совсем не разбираюсь в людях», — приятно удивлялась Евгения неожиданному преображению Вячеслава.

За витражными стеклами гостиницы красовался макет парусника. Рядом висевшая табличка приглашала посетить ресторан «Бригантина».

Ноздри Вячеслава задрожали.

— Из прерий доносился запах суточных щей. Может, откликнемся на приглашение?

— Времени нет, — неуверенно ответила Евгения.

— Думаю, здесь расплачиваются деньгами. Вперед!..

Тяжелая дверь с ручкой в виде якоря пропустила их в узкую полутемную прихожую. Навстречу вышел пожилой швейцар. Повесив одежду, вручил номерки, опять же с изображением якоря.

— Как там сегодня на палубе, не качает? — хитро сощурил глаза Вячеслав.

Швейцар поддержал юмор молодого человека.

— Все, юноша, зависит от вас. Случается, ходит пол под ногами.

Они проследовали в зал, рассчитанный на самый невзыскательный вкус. Пыльные портьеры, ветхозаветные, мешающие обзору колонны, не первой свежести скатерти. В глубине сцены, вероятно, для того чтобы подтвердить название ресторана, был установлен штурвал.

— Давай ближе к капитанскому мостику, — распорядился Вячеслав.

В зале находились лишь официантки, не обратившие на них никакого внимания.

— Ничего, — хозяйственно огляделся Вячеслав. — Главное, у женщин на виду и камбуз близко.

Подошел, однако, мужчина.

— Первого нет, из напитков могу предложить сухое вино, — бесстрастно проговорил он.

— А что на второе? — спросил Вячеслав.

Официант откровенно скучал.

— Только зразы и бифштекс.

Вячеслав вконец разошелся.

— Ты слышишь, Женя, что нам предлагают — бифштекс. А позвольте спросить, с корочкой или обваленный в сухарях.

— Какая разница? — насторожился официант.

— Большая. С корочкой обычно предпочитают нахимовцы, а с сухарями те, ну как их, что в свисток турчат.

— Боцмана́! — встрепенулся официант. — Вы боцман? — и сразу сник, — а у нас ни корочки, ни сухарей, одна подлива.

Евгения, не выдержав, прыснула.

Вячеслав остановился на зразах, салате и вине. Вино Евгении понравилось. Бледно-зеленое со вкусом шампанского. На этикетке парил журавль, увенчанный медалями… Мясное было недосолено и пережарено. Салат горчил.

— Никогда не думай о том, что ешь и кого любишь, — высказался Вячеслав.

На сцену вышли рослые парни с музыкальными инструментами. Они шумно рассаживались вокруг колеса штурвала. Потом появилась смуглая молодая женщина с распущенными ниже плеч волосами. Евгении не понравилось ее присутствие. Женщина нахально расхаживала по сцене в длинной с разрезом юбке, поглядывая на Вячеслава.

«Мне то что́?» — злилась Евгения, но, не выдержав, сказала, натянуто улыбнувшись:

— Не отвлекайся, Слава, ты все же с дамой.

Трубач фальшиво взял ноту, загремела дробь ударника. Смуглянка принялась разминаться, покачивая бедрами. Вячеслав задумчиво катал шарик хлеба. Евгения чувствовала, мысли его те же, что и ее, мучительно просящиеся наружу. Она угадывала, что он может сказать и, упредив, поспешила спросить:

— Скажи, ты любишь свою жену?

Его глаза сузились до щелочек, и оттуда словно ударил пучок света — так ярко они вспыхнули.

— Единственное, в чем мне и повезло в жизни, так это с женой.

Евгения не сомневалась в его правдивости. Ей стало радостно и тревожно. Она не могла понять, что бы это могло быть. Вячеслав будто отдалился, стал вновь недосягаемым, и тонкие было связавшие их нити оборвались, не выдержав напряжения.

«Я ревную его…» Евгения опустила глаза, испугавшись, что они выдадут ее.

Парни на сцене разом грянули на своих инструментах, и черноволосая красавица пустилась в пляс, обнажив загорелые ноги.

Вячеслав хотел налить вина, но Евгения воспротивилась.

— Не надо, мне и так хорошо. А тебе?

— Мне тоже.

Ансамбль исполнял танго.

— Потанцуем? — предложил Вячеслав.

Она было согласилась, потом раздумала.

— Слишком много для одного дня.

Солистка без музыки отрабатывала номер. Парни тихо беседовали о своем. В зале заметно потемнело.

— Ты не забыл вчерашний разговор?

— А-а, волшебная лавочка, — совсем о другом подумал Вячеслав. — Да, я уверен. Что-то живет в нас.

— Что же это может быть, тем более у мужчин? — рассмеялась Евгения.

На его посерьезневшем лице четко обозначились запавшие щеки.

— Трудно объяснить. Но вне всяких сомнений в человеке одновременно живут двое. Один, на которого жизнь наложила в той или иной мере свой отпечаток. И другой, собственно человек. С первым мы общаемся каждый день. Второго не видим. Он редко дает о себе знать. Когда в минуты умиротворения. Когда — горя…

Она недоверчиво покачала головой.

— Выходит, можно всю жизнь прожить и не знать… А если человек сам не в силах почувствовать… как тогда?

— Настоящий человек всегда почувствует, — взволнованно сказал Вячеслав.

Евгения отказывалась что-либо понять.

— Ну, а если все-таки не знает, что он… такой, кто ему поможет?

— Тоже человек! — Вячеслав в запальчивости повысил голос.

— Ты не представляешь даже, как важно распознать свое истинное лицо. Например. — Он огляделся, но ничего не обнаружил в подтверждение своих слов, с досадой продолжил: — Например, две похожие затасканные монеты. Отчисть их. Одна окажется того же достоинства, за что ее и принимают, другая много дороже. Так и человек… В общем, наплел. Ты одергивай меня почаще.

— По-моему, всё правильно, — схитрила Евгения.

— Ты уверена? — с надеждой спросил Вячеслав и, ободренный, заговорил снова: — Беда в том, что мы не всегда готовы помочь такому человеку. Если каждый из нас в течение своей жизни откроет хотя бы одного, это было бы…

Официант клевал носом за соседним столиком. Его коллеги, сбившись у стойки, наблюдали за репетицией. Парни, как и танцовщица, в экстазе дергали ногами, сотрясая пол.

— Знаешь, ведь я…

— Продолжай, — встрепенулась Евгения.

Вячеслав машинально повертел фужер, едва не уронив его.

— Здесь, на отдыхе, я впервые услышал в себе какое-то движение. Наверное глазами того человечка вижу я мальчиков в лодке и тревожусь неизвестно отчего. Уж в очень маленькую щелку смотрит он. Освободить же его не хватает смелости. Не приживется он у нас. Может быть, в дальнейшем… сейчас — никак. Не те времена.

— Он задумчиво кивнул, подтверждая свои мысли. — Ему бы я доверил самое заветное.