Святой вечер

Глава 14

Лирика

Я содрала халат со своего тела, желая разорвать его в клочья и никогда больше не видеть. Затем я шагнула в ванну, сначала одной ногой, потом другой, опустилась и позволила горячей воде окутать меня.

Порез жгло, но только секунду. Мое тело быстро немело, и я желала, чтобы мой разум поскорее сделал то же самое. Потоки крови растекались по воде, пока меня не окружила розово-красная лужа. Это напомнило мне прошлый День святого Валентина, когда Линкольн наполнил ванну водой и лепестками роз, а затем окружил нас свечами. Это был один из редких случаев, когда он позволил мягкости взять верх над грубостью. Боже, я бы все отдала, чтобы вернуться в тот момент.

Я погрузилась в воду еще глубже, пока над водой не остались только лицо и колени. Мои барабанные перепонки пульсировали от погружения в воду. Только звуки моих мыслей звучали в моей голове — голоса, напоминавшие мне, что выхода нет, что я каким-то образом споткнулась, упала и оказалась в центре ада. Он выглядел как рай, но это все было частью игры дьявола, не так ли?

— Ты на другом конце света. Дороги домой нет, — говорили мне голоса. — Выхода нет.

Выхода. Нет.

Мое сердцебиение становилось все громче в отголосках воды.

Это было безнадежно. Борьба, которая бушевала во мне в тот день в доме Киптона, теперь ослабла.

Кем я себя возомнила, противостоя кому-то достаточно могущественному, чтобы заставить замолчать целую нацию?

Я не пропала. Никто не искал меня. В глазах всех, кто был мне дорог, меня не было.

Даже маленькая старушка с добрыми глазами не помогла бы мне. Я была в ловушке, и мысль об этом была удушающей.

Мрачные мысли взяли верх, утопив меня так уверенно, как только могла утопить эта вода.

Подождите.

Другой голос прошептал: «Есть один выход».

Если бы я только погрузилась чуть глубже. Если бы я опустилась чуть ниже. Если я задержу дыхание и позволю воде забрать меня.

Никто бы меня не хватился. Они уже думали, что я умерла. Теперь это была моя жизнь. Как же это было хреново. Я могу умереть, и это будет совершенно бессмысленно, потому что они уже украли это у меня.

Упала первая слеза. Затем вторая.

Вскоре я уже не знала, где кончаются слезы и начинается вода в ванной. Мое тело сотрясалось от каждого душераздирающего всхлипа. Грудь болела, а тело болело так, как будто меня сбил товарный поезд. Все болело. Я подняла руку, чтобы прикрыть рот, боясь, что кто-нибудь услышит, как горе покидает мое тело в страшных рыданиях. Я не хотела, чтобы они видели, что сломали меня.

Я кричала на свою руку, потому что внутри меня словно кипел яд — ярость, разочарование, отчаяние, и мне нужно было выпустить все это наружу.

Меня отдали в руки незнакомца, который, казалось, не способен чувствовать ничего, особенно любовь. Не будет никакого колледжа. Я не стану преследовать свою мечту — стать женщиной-адвокатом. Я не посмотрю в глаза любви всей моей жизни в день свадьбы. Возможно, у меня даже не было бы детей.

Я смотрела в свое будущее и видела… ничего.

У меня ничего не было.

Рыдания стали более сильными. Боль раскалывала мою грудь. Рука, закрывающая мне рот, была вся в соплях и слезах. Вода плескалась, когда я трясла плечами, смывая все это.

Я просто хотела, чтобы это прекратилось.

Я пыталась напомнить себе, что нужно дышать, зная, что на самом деле не хочу этого.

Почему? Какой в этом смысл?

Было больно. Боже, чертовски больно.

Это было хуже, чем смерть моей матери. Это было хуже, чем каждый вечер входить в темную, пустую квартиру, потому что отца никогда не было дома. Это было хуже, чем знать, что я никогда не смогу по-настоящему быть с мужчиной, которого хотела, потому что это означало бы разбить сердце моей лучшей подруги.

Эта боль была парализующей.

Я крепко прижал руку ко рту, перекрывая доступ воздуха в нос. Мои легкие кричали в знак протеста. Мое сердце то трещало, то разрывалось на части. Но мой разум… мой разум был силен.

Это было оно.

Это был мой побег.

Я закрыла глаза и погрузилась в воду. Плач прекратился. Время остановилось. Я была невесомой. Я чувствовала каждую клетку, нерв и мышцу. Каждый волосок на моем теле покалывал у корня, и каждая капля крови мстительно мчалась по моим венам. Все это было так интенсивно. Я был гиперосознана во всем. Так ли чувствовал себя Линкольн, когда был под кайфом? Мое сердце билось все быстрее и быстрее, пока я не подумала, что оно прорвется сквозь грудную клетку.

Затем все замедлилось. Мой разум погрузился в спокойствие. Все мысли, которые роились в моей голове, начали затихать. Черный туман оседал вокруг меня, смыкаясь и шепча угрозы уничтожить то немногое, что осталось от света.

Я была спокойна.

А потом сильные руки оказались подо мной, подняли меня, притянули вплотную к твердой груди.

Я распахнула глаза, задыхаясь.

Нет.

Я брыкалась и пыталась кричать, но ничего не выходило.

Грей держал меня. Он перенес мое обнаженное тело из ванной в спальню, а затем осторожно положил меня на кровать. От холодного воздуха на моей голой коже я задрожала, поэтому он натянул на меня плед. Его белая рубашка была насквозь промокшей. Его лицо было бледным, а голубые глаза — темными, как ночь.

Он провел рукой по волосам, превратив песочные светлые локоны в хаотичный беспорядок. — О чем ты, блядь, думала?

Что это не будет иметь значения, если я умру. На этот раз по-настоящему. Что я просто хочу сбежать.

Он встал прямо у изножья кровати. — Иисус, мать твою, Христос. — Он провел рукой по лицу.

Я посмотрела на него, по-настоящему посмотрела, впервые с тех пор, как мы оказались в этой круглой комнате. Его белая рубашка на пуговицах растянулась и натянулась на широкой груди. Рукава были закатаны по предплечьям до уровня чуть ниже локтей. Его грудь поднималась и опускалась вместе с тяжелыми брюками. Мышцы на его точеной челюсти подергивались, когда его адамово яблоко покачивалось в горле. Его волосы были в беспорядке, не вписываясь в дизайнерскую одежду и гладкую кожу, но это выглядело хорошо. Его язык высунулся, чтобы смочить полные губы, пока он смотрел, как я его принимаю. Он смотрел на меня так, как смотрят на человека, забывшего о дне рождения или узнавшего, что у него умерла собака. Мне очень жаль, говорили его глаза.

Неужели так плохо смириться с этой участью? Бродить по этому месту с его шикарными кухнями и библиотеками? Принадлежать мужчине, чья внешность соперничала с богами? Отмокать в лавандовых ваннах и отвечать на теплую улыбку миссис Мактавиш?

Да. Это было бы хуже всего. Потому что принять эту судьбу означало отвергнуть другую, от которой я еще не была готова отказаться.

От того, что я даже подумала об этом, мое сердце сжалось. Еще больше слез свободно текли по моему лицу. Было больно дышать. Было больно быть живой. Почему он не мог просто отпустить меня?

Как будто я произнесла свои мысли вслух, Грей наклонился и убрал волосы с моего лба. — Никогда больше так со мной не поступай, малышка. — Его глаза проникли в мою душу вместе с его словами. — Ты меня понимаешь? — Его тон был окончательным и устрашающим.

Я кивнула.

Он убрал руку от моего лица и сделал шаг назад. — Хорошо, — сказал он, засунув одну руку в карман своих темно-синих брюк. — Под раковиной в ванной есть аптечка. Перевяжи рану и одевайся. — Он кивнул в сторону стопки одежды на другой стороне кровати. — Потом приходи в библиотеку. Там есть кое-что, что тебе нужно знать.