Святой вечер

Глава 27

Линкольн

Мой отец не сломался.

Вместо этого он усилил свою охрану и избегал меня как чумы. Мама даже не отвечала на мои звонки.

Родители гребаного года.

Я искал ответы несколько месяцев. Я вернулся в Рощу. Вернулся в Палату. Явился в офис Пирса Кармайкла без предупреждения — и был вытащен охраной под дулом пистолета. Я даже извинился перед куском дерьма, которого я избил в пентхаусе Лирики в тот день, чтобы заставить его говорить. Ни у кого не было ответов.

К счастью, сегодня была ночь боя, и я был готов как никогда. Демоны внутри меня умоляли выпустить их на свободу.

Мой первый удар пришелся ему в почку. Второй попал ему в челюсть. Адреналин хлынул в мою кровь. Убей или будешь убит. Мы были двумя людьми, обученными сражаться. Каждый из нас был нацелен на то, чтобы другой не ушел отсюда без нашей метки на плоти. Еще один удар, уже в висок. И тут он упал.

Я был на нем сверху, обхватив его горло рукой.

Свет померк. Рев толпы затих. Я слышал только стук, стук, стук, стук своего пульса в ушах. Все, чего я хотел, это сжимать. Сильнее. Жестче.

Тумп, тумп, тумп.

Я закрыл глаза и попытался представить лицо Лирики, сосредоточиться на ее сладком голосе, говорящем мне, что все кончено, что я победил, что теперь мои демоны могут отдохнуть.

Но что-то продолжало бить меня по бедру, прерывая мои мысли. Крики на заднем плане становились все громче и громче. Все ближе и ближе.

— Он стучит! — Чьи-то руки лежали на моих плечах, оттаскивая меня от моего противника. — Он, блядь, стучит, Линкольн! Господи Иисусе!

Я открыл глаза, яркий свет ослепил меня. Пот пропитал мои волосы и стекал с бровей, обжигая глаза. Я сделал глубокий вдох и отпрянул от парня подо мной. Его глаза остекленели, а губы посинели.

Черт.

Я потерял его. Один поворот моего плеча, и я бы свернул ему шею.

Я никогда не терял самообладания в драке.

Я был агрессивным, конечно. Но никогда не был опасен.

Я сидел, прижавшись спиной к клетке, не желая вставать и заявлять о победе, не так.

Дьюс присел передо мной на корточки и посмотрел мне в глаза. — Ты в порядке? Что это, блядь, было?

Я заставил себя вдохнуть и выдохнуть. Мой взгляд был устремлен на парня, все еще лежащего на коврике передо мной. Его взгляд следовал за кончиками пальцев тренера, и цвет вернулся к его лицу.

Дьюс встал и протянул руку, чтобы подтянуть меня к себе. — Эй. — Его глаза смягчились. — Сделай перерыв.

Я провел пальцами по волосам, осматривая молчаливую толпу. Затем я протянул руку и поднял своего оппонента с земли и обнял. — Мне чертовски жаль, что так получилось.

Он похлопал меня по спине. — Все хорошо, парень. Я достану тебя в следующий раз. — Я услышал улыбку в его голосе.

Я отстранился от него и усмехнулся. — Да… — Я покачал головой. — Наверное, нет. — Затем я подмигнул ему и вышел из клетки.

***

Душевая лейка поливала меня, позволяя горячей воде успокоить мое ноющее тело. Я провел рукой по лицу, размазывая краску с черепа и наблюдая, как дорожки черных пятен стекают по телу и закручиваются у моих ног, а затем исчезают в стоке.

Я мог бы убить его.

Я бы убил его.

Удар сейчас звучал очень хорошо. Мне нужно было хоть немного отвлечься от собственных мыслей.

Я стоял, оцепенев, еще несколько минут, прежде чем намылиться и смыть остатки краски с лица. Когда я вышел из душа в наполненную паром комнату, прохладный воздух овеял мою кожу.

Люцифер, который лежал на полу на своем обычном месте, поднял голову, когда я обернул полотенце вокруг своей талии.

Через секунду раздался стук в дверь — вероятно, Дьюс.

Я подмигнул Люциферу. Хороший мальчик.

Я прошелся по паркету, оставляя за собой мокрые следы, потому что не удосужился вытереться. Я затянул полотенце на талии, затем распахнул дверь и столкнулся лицом к лицу с Чендлером, проклятым Кармайклом.

Какого хрена?

Я высунул голову за дверь и протянул руку, чтобы почувствовать температуру воздуха. — Не-а. Не похоже, что ад замерз.

Он протиснулся мимо меня, задев мое плечо, когда шагнул внутрь. — Отвали, умник. Я здесь, чтобы передать тебе это. — Он протянул мне твердый белый конверт.

Люцифер зарычал. Я погладил его по макушке, давая понять, что все в порядке.

Чендлер захихикал, чертовски захихикал над чертовой дьявольской собакой. Каждый раз, когда я его видел, я все больше убеждался в том, что этот чувак был еще более долбанутым, чем я.

Я не видел его с той ночи, когда он оказал мне услугу и помог спасти мою сестру — вместе с остальными четырьмя девушками. Я всегда буду благодарен ему за это. Но это не значит, что мы были друзьями.

— Что это? — спросила я.

Мое первое предположение? Запретительный судебный приказ, предписывающий мне держаться подальше от его отца.

Он прислонился к стене, скрестив ноги на лодыжках, и пожал плечами.

— Ты не знаешь? — Я опустился на свой кожаный диван.

Еще одно пожатие плечами.

Я вытянул ноги, положив ступни на журнальный столик. — Точно. И мой член не заставляет девушек плакать.

Чендлер оттолкнулся от стены. — Если твой член настолько уродлив, это твоя проблема. Просто открой этот гребаный конверт, чтобы я мог уйти. У меня есть дела.

— Я никогда не говорил, что он уродлив, ублюдок.

Он кивнул в сторону моей руки. — Конверт, Линкольн.

— Пошел ты. — Мне следовало встать, налить себе выпить, закурить сигарету и заставить этого мудака ждать, пока я буду готов. Вместо этого я провел пальцем по шву и открыл конверт.

Татум Элейн Хантингтон

и

Каспиан Рис Донахью

просят вас оказать им честь присутствовать на их свадьбе.

Суббота, двадцать шестое марта

две тысячи двадцать второго года

в два часа

Приглашение на свадьбу. Моя младшая сестра выходила замуж за парня, которого я был рожден ненавидеть. Но я не ненавидел его. Как я мог? Он спас ее.

Каспиан спас Татум так, как я должен был спасти Лирику. Но я был невежествен. Эгоистичен. Слишком запутался в собственном дерьме, чтобы беспокоиться о других, слишком потерялся в облаке дыма, чтобы спасти себя, а тем более кого-то еще. И единственный человек на этой земле, ради которого я готов был отдать все, в итоге погиб или был похищен, потому что я был слишком слаб, чтобы даже попытаться. Теперь было уже слишком поздно. Я начал думать, что никогда не узнаю правду.

Я не мог спокойно спать уже четыре года. Четыре года. Ее не было четыре долбаных года. Казалось, что это целая жизнь — целая жизнь скитаний, как потерянная.

— Ты будешь там или как? — спросил Чендлер.

Черт, я забыл, что он вообще здесь.

Я бросил конверт на журнальный столик и сел прямо. — Да. Я буду там.