Трофей для хоккеиста

Глава 16. Трус не играет в хоккей

— Влад! — кричу я истерично. — Влад!!!

И бегу туда, к нему, на лед. Но меня успевает перехватить Дмитрий Петрович.

— С ума сошла, девочка? Куда рванула?

— Но у него кровь! Вы что, не видите?

— Прекрасно вижу. А еще вижу, что он идет сам. В раздевалку. Там я его и осмотрю. Все равно пока перерыв.

— Я с вами! — я вцепляюсь для надежности в руку Дмитрию Петровичу, чтобы он точно не сумел от меня отвязаться.

— Да, идем-идем, — вздыхает он. — Только в обморок там, главное, не упади.

Я так волнуюсь, что даже ничего не отвечаю на это, хотя в обычное время очень обиделась бы на такое замечание. У меня все же среднее медицинское образование! И практику мы проходили в больницах, а там чего только не увидишь.

Но когда мы входим в шумную, галдящую раздевалку и я вижу, как Влад промакивает с лица кровь бумажным полотенцем, мне и правда на мгновение становится дурно. Потому что у него глубокие кровоточащие раны на носу и над бровью, и выглядит это жутко.

Я быстро подбегаю к нему и порывисто хватаю за руку.

— Очень больно? — дрогнувшим голосом спрашиваю я.

Влад на меня смотрит таким удивленно-презрительным взглядом, как будто я сказала какую-то глупость, и тут же поворачивается к Дмитрию Петровичу.

— Гляньте, док. Там, кажется, шить надо.

Дмитрий Петрович кивает.

— Надо. Ложись. Локтем что ли заехали?

— Типа того. Я даже не понял толком, — бубнит Влад, неловко вытягиваясь вдоль скамейки.

— Одного из них удалили до конца матча, кстати. Судья посчитал это серьезным нарушением, — светским тоном замечает Дмитрий Петрович, отходя к раковине и намыливая руки. Я, секунду поколебавшись, делаю то же самое. От меня ведь будут ждать помощи, верно?

— Да пидоры они, — беззлобно откликается Влад, и его голос звучит немного гнусаво. Видимо, из-за повреждения на носу.

— Пидоры! — с готовностью поддерживают его остальные ребята.

Но тут заходит тренер, и все собираются вокруг него, пока тот им что-то втирает.

Влад в это время лежит на скамейке, прикрыв глаза, и Дмитрий Петрович льет ему на раны перекись водорода.

— Нитки достань, — бросает он мне.

— Пять-ноль или шесть-ноль? — робко спрашиваю я, открывая его чемоданчик. Я не то чтобы сильно разбираюсь в хирургии, но кое-что о том, нитками какой толщины шьют лицевые раны, помню.

— Пятерку, — отвечает он, и я слышу одобрение в его голосе.

Передаю ему стерильную упаковку, где нитка сразу идет в комплекте с прикреплённой к ней иголкой, и жду, что Дмитрий Петрович попросит у меня подать ему ампулу с обезболивающим. Но…

Но он всего лишь коротко говорит Владу:

— А теперь терпи.

И начинает шить прямо так.

Я прижимаю руку ко рту, мне нехорошо. Вспоминаю про то, что действующим игрокам нельзя анестезию, чтобы это не повлияло на прохождение допинг-контроля, и мне становится еще хуже.

Влад так сильно стиснул зубы, что едва не скрипит ими. Глаза закрыты, грудь тяжело вздымается, руки сжаты в кулаках.

Нос — три шва. Теперь на очереди бровь. Там точно будет не меньше пяти стежков, потому что рассечение довольно длинное. Я подаю доктору вторую упаковку нитки.

— Багров! — вдруг гремит голос тренера. — Ты там как? Все на сегодня? Отдыхать будешь?

— Нет, норм, я выйду, — хрипло отзывается он.

— Понял.

— Может, полежишь лучше? — с сомнением спрашивает Дмитрий Петрович. — Я не дошил еще.

— Дошьете, и я выйду, — упрямо отвечает Влад.

Перерыв заканчивается, раздевалка пустеет, а Дмитрий Петрович, пожав плечами, снова прокалывает кожу иглой, накладывая последний шов.

— Все, герой, — говорит он. — Свободен. Голову тебе еще проверить надо. На сотрясение.

— Потом, — нетерпеливо бросает Влад и поднимается со скамьи.

— Ясное дело, что потом.

— Спасибо, док.

Влад, чуть поморщившись, надевает шлем, тянется за валяющимися тут же рукавицами, и до меня наконец доходит.

— Ты снова на лед собрался? С ума сошел? — мой голос почему-то звучит противно и визгливо, как у нашей соседки тети Гали, когда она не пускает своего мужа с друзьями на рыбалку.

Влад смотрит на меня тяжелым взглядом и коротко роняет:

— Это моя работа.

— Хватит трех голов! — быстро говорю я, все еще надеясь на то, что у меня получится его уговорить. — Мне хватит! Ты и так крутой, ты лучший, ты…

— Я обещал четыре, — обрубает он, берет клюшку и выходит из раздевалки, даже не взглянув на меня.

— Дурак, — шепчу я зло, даже не замечая, как из глаз катятся слезы, — Дурак, дурак, дурак…

— Что там Багров говорил про четвертый гол? — спрашивает с любопытством Дмитрий Петрович.

— Да это я ему сказала, что он должен сегодня забить четыре шайбы, — признаюсь я и громко шмыгаю носом.

— Страшный ты человек, Морозова, — с усмешкой замечает он. — А почему не пять?

— Не смешно, — бубню я себе под нос. — Я же не знала, что он так серьезно это воспримет.

— Будешь знать, — поучительным тоном говорит Дмитрий Петрович. — Идем?

— Пойдемте, — со вздохом соглашаюсь я.

В ложе мы появляемся в тот момент, когда на табло загорается надпись 4–2. Не знаю, кто и как забил нам второй гол, но вот четвертую шайбу в ворота соперников точно закатил двадцать третий номер (Дима? Или Денис? Не помню точно), судя по тому, что его все обнимают и хлопают по спине.

Я наивно думаю, что Влад на этом успокоится, но нет. Этот дебил через пару минут забивает соперникам еще одну шайбу. И теперь его личный счет достигает четырех, как он мне и обещал. Сразу после этого тренер усаживает его на скамейку запасных, и там Влад сидит уже до конца периода, что меня лично очень радует.

Еще одна шайба в наши ворота, но она уже ничего не меняет.

5-3!

И мы… мы победили!

У меня трясутся руки, тяжело бухает сердце, я резко встаю, но тут же без сил опускаюсь обратно на скамейку, наблюдая за происходящим словно бы со стороны.

Давно я не видела такого ликования, как сегодня. Все хоккеисты соскочили со скамейки запасных, вывалились на лед, по дороге сбрасывая перчатки и шлемы и сбились в огромную обнимающуюся кучу, вопя что-то на все лады хриплыми голосами. Влад в центре, его все хлопают по спине, его лично обнимает тренер и жмет ему руку, но он крутит головой, ища взглядом меня. А когда находит, идет ко мне через всю эту толпу, прокладывая себе путь с решительностью атомного ледокола.

— Четыре, — говорит Влад, когда мы оказываемся рядом, а я вдруг всхлипываю и осторожно целую его в губы, стараясь не задеть ни один из швов.

— Ты дурак, ты знаешь об этом, да? — я утыкаюсь ему в грудь и под холодной тканью формы чувствую щекой твёрдый пластик защиты.

— Почему?

— Выходить травмированным на поле только, чтобы мне что-то доказать…

— Это не травма, — отмахивается Влад, притягивает меня ближе к себе и грубовато, но ласково проводит ладонью по моим волосам. — Ерунда это.

Он сейчас пахнет льдом и чем-то остро-синтетическим, пахнет металлом и тальком, которым присыпают ручки клюшек, чтобы они не скользили в руке. И — я не знаю, почему я так думаю — пахнет яростью, радостью и победой. Он жутко доволен собой, это видно по сверкающим серым глазам, которые обычно холодны и спокойны.

— Тебе понравилось? — требовательно спрашивает Влад.

— Ты бог, — честно говорю ему. — Ты герой. Ты лучший хоккеист, которого я видела. Но я больше никогда в жизни не буду говорить тебе, сколько шайб ты должен забить. Вот прям никогда-никогда.

— Зря. Мне понравилось, — пожимает он плечами, привычно хмурится и тут же еле слышно шипит. Там, у него на брови, шов, а под швом глубокая рана, и это больно.

И мне уже не хочется его прибить, как несколько минут назад. Хочется хлопотать вокруг него, наливать чай, гладить спину, осторожно дуть на раны и чесать за ушком.

Черт, опасно.

Такое желание еще более опасная штука, чем наше с ним ненормальное сексуальное влечение.

— Какой сейчас план? — спрашиваю я неловко, только для того, чтобы что-то сказать.

— Самолет в час ночи, а пока тут сидим или в гостишке, приводим себя в порядок, — отвечает Влад рассеянно и внезапно кладет ладонь себе на грудь. Чуть надавливает, морщится и шипит сквозь зубы: — Ссссука…

— Что? — вскидываюсь я.

— Да этот гандон же в меня врезался, когда я спиной в борт летел. Ну и дышать до сих пор больно. Думал, пройдет, но что-то нифига.

Я проглатываю извечное женское «А я говорила! Я тебе, блядь, говорила, что не надо было больше на лед выходить!» и предлагаю максимально спокойным тоном:

— Хочешь, осмотрю тебя?

И у Влада (вот же скотина!) еще находятся силы ухмыльнуться и протянуть низким хриплым голосом:

— Хочуууу… Но потом. Сейчас надо дока найти. Пусть он глянет.

— А я?

— Отдохни, поешь, выпей кофе, — бросает он мне через плечо и идет к Дмитрию Петровичу, которого я вижу стоящим около тренера.

— Отдохни! — бормочу я себе под нос. Почему-то меня все это страшно бесит. — Сам, блин, отдохни! Я тебе ассистент или декоративная зверюшка, Багров? Хоть какая-то польза от меня должна быть, кроме того, что я трахаюсь с тобой каждый раз, когда тебе приспичит?!

Ответа нет.

Нет, он был бы, если бы я сказала это Владу, а не самой себе, но я же знаю: у меня духу бы не хватило это сделать. Особенно сейчас, когда он, с одной стороны, весь такой победитель, а с другой — раненый боец.

Я устало вздыхаю и иду искать кофе, не нахожу, поэтому отправляюсь в раздевалку. Там Влада уже нет. Наверное, они куда-то ушли с врачом. Зато здесь есть целая толпа вымотанных игроков, у которых нет сил даже зубоскалить. Они молча сидят на скамейке и морщатся, потирая кто плечо, кто бедро, кто голеностоп. Игра была тяжелой не только для Влада, для всей команды. Каким бы он ни был крутым, это ребята давали ему пас и прикрывали спину. Это они защищали ворота и не давали шайбе влететь в них.

Так что сегодняшняя победа — общая. И сейчас я вижу цену этой победы.

— Вы молодцы! — звонко говорю я. — Это была невероятная игра!

— Спасибо, — Миша усмехается и хочет что-то сказать, но тут в раздевалку заходит гораздо более довольный жизнью двадцать третий номер (кажется, он все-таки Денис. Блин, или Дима?) и говорит:

— Кто следующий на массаж?

— Я!

Миша тут же забывает про меня, торопливо встает со скамейки и исчезает в дверях.

И тут до меня доходит.

— Вы массаж все ждете?!

— Ну, — отзывается рыжий Серега. — Пиздец мышцы забились. Давно так не было. Везет Багрову, у него, считай, личный массажист есть.

Его поддерживают согласным гулом.

— Только ходит он все равно к Денису, — с неожиданной для себя обидой замечаю я. — Плюс у него, кажется, ушиб грудной клетки, а с таким лучше пока воздержаться от массажа. А если еще и в ребре трещина…

Но меня уже никто не слушает.

Травмы Багрова интересны только мне, у этих игроков своих травм вагон и маленькая тележка.

Посреди раздевалки валяются пустые коробки из-под пиццы, значит, поесть ребята уже успели и теперь нуждаются в спортивном массаже, который разомнет и разогреет уставшие ноги, плечи и спины, подарит облегчение и возможность нормально играть следующую игру, которая уже послезавтра. И понятно, что наши три массажиста сейчас зашиваются, но ведь не будешь делать тяп-ляп, тут надо не меньше сорока минут на каждого потратить.