Святой вечер

Мрачные мысли угрожающе лезли в голову. Сколько еще женщин чувствовали его на себе с тех пор, как я исчезла? Он не был заперт в особняке, как я все это время. Может быть, там кто-то ждет его возвращения домой?

Он запустил пальцы в мои волосы, откинув мою голову назад. — Эй. — Он приблизил свое лицо на дюйм к моему, глядя мне в глаза. — Где бы ты сейчас ни была, тебе нужно убраться оттуда и вернуться ко мне.

— Я просто хотела спросить…

Он прижался своими губами к моим. — Не надо удивляться. Есть только я и ты. — Он снова провел кончиком по моему клитору, вызвав стон с моих губ. Пожалуйста. — Еще нет, детка. В следующий раз, когда ты кончишь, ты будешь вся на моем члене. — И затем, одним грубым толчком, он оказался внутри меня, заставив забыть о мрачных мыслях.

Моя голова откинулась назад к стеклу. Линкольн растягивал и заполнял меня каждым толстым дюймом своего члена — до самого основания — с каждым глубоким толчком бедер. Мои руки были повсюду. Везде. Его плечи. Его руки. Его задница, толкающая его глубже в меня. Он вбивался в меня, шлепая кожей о кожу, зверино и яростно, словно не мог сделать это достаточно сильно, не мог проникнуть достаточно глубоко. Каждый его толчок прижимал меня к окну, и я боялась, что оно разобьется. Его зубы царапали мою кожу, отмечая меня, требуя меня — физическое напоминание о том, что все это реально. Я хотела, чтобы эти следы были повсюду. Я хотела просыпаться каждый день в течение следующей недели и вспоминать этот момент, это чувство.

Он просунул руку внутрь моего платья, расстегивая пуговицы на ходу, и зажал мой сосок между пальцами. Давление нарастало в моей сердцевине, то затягиваясь, то закипая и выплескиваясь наружу.

— Черт. Линкольн. — Еще одна волна наслаждения прокатилась по мне. — Да, блядь.

Пот покрывал его кожу. Он облизал губы, затем втянул мой язык в рот. Еще один толчок его стройных бедер, еще один сильный толчок, и он кончил в меня.

Мое тело обмякло в его руках, и мне захотелось остаться здесь вот так, полностью насытившись и наполнившись им. Боже, как мне этого не хватало. Его. Его ощущений. Его запаха. Я потянулась и провела пальцами по его волосам.

Он поднял голову, остановившись, чтобы посмотреть на что-то через мое плечо. Его ноздри раздувались, а рука, которой он держался за окно, поднялась, а затем снова хлопнула по стеклу.

Какого черта?

— Линкольн? — сказал я, поворачивая голову, чтобы посмотреть, отчего у него вдруг вздымается грудь.

Его глаза сузились, и я проследила за его взглядом. Прямо на Грея. Он стоял на пляже прямо за окном спальни. Его руки были засунуты в карманы льняных брюк цвета загара, а белая рубашка на пуговицах была закатана на рукавах.

Линкольн прижал руку к стеклу, подняв средний палец вверх. — Какого хрена он здесь делает?

Моя нога упала с талии Линкольна, а сердце подскочило к горлу. Меня охватил не стыд, а чувство вины. То, что Грей знал о Линкольне, и то, что он видел нас, — две совершенно разные вещи. Это было похоже на предательство, хотя в глубине души я знала, что это не так.

Линкольн скрипнул зубами. — И какого хрена он смотрит?