Святой вечер

Он замедлил свои движения до равномерного движения вперед-назад, погружая свой член до самого моего горла, затем обратно. Он вводил в меня дюйм за дюймом, а потом забирал, пока я не была готова умолять о нем. Он ослабил свою хватку на моих волосах и посмотрел на меня сверху вниз с новой тьмой в глазах, которую я никогда не видела раньше. Эта темнота придала мне смелости, и я легко ввела кончик пальца в его запретное место.

Он откинул голову назад и стиснул зубы, сжимая мой палец. — Да, блядь. Вот так.

Я сосала сильнее, работая ртом над его членом.

Он двигался быстрее.

Я продвинулась дальше внутрь, до первой костяшки, и он расслабился вокруг меня. Тогда я согнула палец и прижалась к нежной плоти его стенки.

— Блядь. Это моя девочка. Так чертовски хороша. — Он открыл глаза и посмотрел на меня. — Святое дерьмо. — Его глаза остекленели от голода и похоти, а бедра заработали сильнее. Его хватка на моих волосах усилилась. Он трахал мой рот так, словно трах моего рта был причиной его существования, полный ярости и цели.

Это сделала я. Я сделала его таким.

Он провел большим пальцем по моей щеке, вытирая слезы, которые столкнулись со струйками воды из душа — мягкое противоречие тому, как он дико двигал бедрами.

Затем он снова замедлился. — Проглоти меня. — Он затих. — До последней капли.

И я глотала. С радостью.

Он вышел из моего рта, затем поднес один палец к моему подбородку и наклонил мою голову вверх. — Я убью его за то, что он прикоснулся к тебе. — Его голос был спокойным и ровным, без намека на колебания или забаву. Часть его спермы вытекла и попала мне на губы. Линкольн раздвинул мои губы пальцем и затолкнул ее обратно на мой язык. Затем он опустился на колени на пол передо мной и откинулся на корточки. Вода каскадом лилась на нас, когда он притянул меня к себе на колени.

Боль сжала мое сердце. Я должна была сказать ему, что мы противостоим не только Грею. Это было намного больше, чем он.

Линкольн обхватил мое лицо обеими руками и держал меня в плену своего взгляда. — Ты моя. — Он тяжело сглотнул. — Неважно, что говорят другие. С той минуты, как я сказал тебе войти в мою комнату, и ты вошла. С того момента, когда ты впервые кончила на мой член, прежде чем я успел войти в тебя. Когда ты позволила мне пометить твою нежную кожу своими зубами и спермой, ты принадлежала мне. — Он выдохнул, прижавшись к моим губам. — А ты владела мной. Наша связь — это то, что ничто… — он стиснул зубы. — … и никто никогда не сможет разрушить. — Он прислонился своим лбом к моему. — Скажи мне, что ты понимаешь.

Я облизала губы. — Я понимаю.

И я говорила серьезно, потому что он был прав. Даже сейчас, когда наши губы едва касались друг друга, когда я вдыхала его, я сходила с ума. Когда мои ноги лежали на его коленях, а его полутвердый член дразнил мою киску, все мое тело дрожало. Ему даже не нужно было прикасаться ко мне или быть внутри меня. Я просто хотела, чтобы он был рядом, достаточно близко, чтобы чувствовать биение его сердца напротив моего, достаточно близко, чтобы наши души потянулись друг к другу. Ничто не могло сравниться с этим.

Я думала, что было больно, когда его впервые вырвали из моей жизни. Но это было ничто по сравнению с той болью, которую, я знала, я почувствую, когда мне придется снова оставить его.