Святой вечер

Я обхватил ее бедра и спустил ее со столешницы, ее кожа была липкой от моих прикосновений там, где высохло мыло.

Она запуталась пальцами в моих волосах и покачала головой. — Я не знаю, готова ли я к этому. — Ее взгляд упал на эрекцию, упирающуюся в мои черные треники, и она напряглась.

— Будешь. — Я закружил ее, а затем опустился на колени. Запах ее возбуждения довел меня до предела. Мускусный, но сладкий. Чертов афродизиак, как никакой другой. — Раздвинь ноги.

Она раздвинула.

Я провел ладонью по ее спине, заставляя ее перегнуться через стойку. Затем я обеими руками раздвинул ягодицы ее задницы. Ее голая киска блестела, умоляя меня попробовать ее на вкус. — Боже, как ты прекрасна в таком виде.

Я провел языком по ее щели спереди назад, прошелся по ее попке и вырвал из ее губ вздох. Такая мокрая. Так чертовски сладко. Она напряглась вокруг меня, и я обвел языком ее тугую дырочку, затем провел кончиком и погрузился внутрь. Она расслабилась и оттолкнулась с хныканьем, как я и знал. — Тебе это нравится, детка?

— Да. — Ее голос был низким и хрипловатым.

— Мне взять его так же, как ты брала мой?

— Бери. Это твое.

Мое.

Да, блядь, так оно и было.

Я откинулся назад и смотрел, как кончик моего пальца исчезает в ее тугой дырочке. Это был настоящий рай. Дразнить ее, наблюдать за ней, смаковать каждый стон и хныканье. Пока я не перестал терпеть. Я был как человек в пустыне, смотрящий на бассейн с водой. Я должен был попробовать.

Я взял ее клитор между губами. Потом зубами. Она снова застонала, и воздух наполнился громким шлепком, когда ее руки ударились о столешницу. Ничто не имело значения, кроме этого — ее. Я потерялся в ее вкусе, в ее стонах. Я поклонялся ее киске своим ртом и трахал ее задницу своим пальцем. Сначала медленно. Нежно.

Потом глубже.

И еще глубже. До самой костяшки.

Лизал. Сосал. Трахал. Поглощал.

Пока ее ноги не начали дрожать. Пока я не понял, что она вот-вот сорвется. Пока ее сладкие стоны не превратились в плотские крики. Тогда я отстранился и подул теплым дыханием на ее набухший клитор.

Она смотрела на меня сверху вниз, ее рот сделал идеальное — О. — Ее лицо раскраснелось, а дыхание было резким и тяжелым. — Боже, Линкольн.

Да, эта задница отлично примет мой член.

Я снова приблизил свое лицо к ее киске и просунул язык внутрь. Она издала громкий звук «Ннннннннн» и развалилась.

— Ты, блядь, ангел, когда кончаешь. — А я отправлялся прямиком в ад за то, что осквернил ее.

Слава Богу, мы были на кухне, и у меня под рукой было кокосовое масло. Прямо за мной, собственно говоря. Все, что мне нужно было сделать, это встать, открыть шкаф и взять его.

Она смотрела, как я стягиваю треники и смазываю член маслом. Медленные, уверенные движения. Ленивые. Как будто мое сердце не колотилось в груди. Ее дыхание сбилось, но она была полностью поглощена тем, что должно было произойти, наблюдением за происходящим.

Я провел своей скользкой рукой по ее попке, втирая масло в ее плоть, затем просунул пальцы в ее щель.

Она оттолкнулась от моей руки и издала стон.

Господи, эта женщина сводила меня с ума.

Другая моя рука работала с ее киской, потирая медленные круги вокруг ее клитора. Я закрыл пространство между нами, поместив свой член прямо между ее ягодицами. Ее тело напряглось, прижимаясь ко мне.

Я провел рукой по ее позвоночнику, наклонившись над ней. — Все хорошо, детка. Я держу тебя.

Мои бедра покачивались вперед-назад, легкий ритм вдоль ее щели, пока я продолжал дразнить ее клитор. Время от времени я останавливался и позволял толстому, пронзенному венцу легко войти в ее маленькую тугую попку. Она задыхалась каждый раз.

Это была медленная, устойчивая схема потирания клитора и дразнения задницы, и это заставило мои яйца напрячься так сильно, что я мог бы выпустить свой заряд на всю ее ебаную спину, даже не находясь внутри нее.

Она снова вжалась в меня, и это была охуенная игра.

Я обхватил ее затылок и вошел в нее — только кончиком.

— Линк… — Она схватилась за край стойки. — Блядь. Линкольн.

Я работал над ее клитором сильнее, быстрее. — Хочешь, чтобы я остановился?

Она покачала головой, задыхаясь, затем снова толкнулась в меня попкой.

Чеееерт.

— Это моя девочка, блядь. — Я скользнул глубже внутрь, еще на дюйм, и мне потребовалось все, чтобы не кончить. Так горячо. Так тесно. Господи.

Еще один дюйм.

Она задыхалась, издавая эти хныкающие звуки, которые стали моим новым пристрастием.

Я покачивал бедрами, трахая ее задницу медленно и плавно, осторожно, не доходя до самого корня, еще нет. Спокойно, но не грубо. И моя девочка принимала меня так, словно ее тело было создано для этого. Я переместил руку с ее клитора на киску, введя два пальца внутрь.

— Ты делаешь это так хорошо, детка. — Мои слова прерывались, в горле хрипело. — Ты хочешь еще?

— Пожалуйста. — Это был тихий, мягкий, нуждающийся звук, рвущийся из ее горла.

Пожалуйста. Это гребаное слово убивало меня каждый раз. Она была единственным человеком, который смотрел в глаза моим демонам и умолял о большем.

Я трахал сильнее, двигался быстрее. Каждый удар был мощным напоминанием о том, кому она принадлежит, о том, чей член она умоляет. Ревность и собственничество подстегивали мои толчки.

— Он трахал тебя здесь?

— Нет.

Я хотел вырвать из нее все его частички, стереть все следы, которые он когда-либо оставил на ее коже.

— Эта задница моя. — Я выгнул спину дугой и вошел в нее до основания. — Эта киска моя. — Я погрузил пальцы глубоко в ее киску. — Ты моя.

Она выкрикнула мое имя, когда ее тело задрожало подо мной, и, черт меня побери, если это не было самым прекрасным зрелищем, которое я когда-либо видел.

Чтобы доказать свою точку зрения, я вырвался и кончил с рычанием, на всю ее мягкую кожу, покрывая ее задницу и спину только мной. Всегда я.

Именно это, блядь, было причиной моей страсти к ней. Это было то, без чего я не мог обойтись.

Она оставалась так на мгновение, ее руки обхватили стойку, лицо и сиськи прижались к прохладному граниту, а глаза остекленели от вожделения.

Я поднял руку и аккуратно убрал волосы с ее лица. — Иди прими душ. Я собираюсь вывести Люцифера и сейчас приду. — Я любил вытирать ее почти так же сильно, как и пачкать.

***

За театром я огородил небольшую территорию и посадил траву. Ничего причудливого, просто зеленый участок двадцать на двадцать, без цветов и одно недавно посаженное дерево высотой едва ли десять футов. Он был неуместен посреди города и нигде не был достаточно большим, чтобы по нему мог бегать ротвейлер, но он был наш. Может быть, когда-нибудь у нас будет больше. Я мог бы продать театр и купить дом с кучей земли где-нибудь на севере штата. Я бы продавал страховку, а Лирика учила бы первый класс. У нас было бы двое-пятеро детей. Гребаный телевизионный ситком. И такой же скучный, как наблюдать за высыханием краски.

Блядь. Это.

Это была прекрасная жизнь… для кого-то другого. Не все созданы для этого дерьма.

Я знал, что хочу Лирику. Я знал, что не будет ни одного дня до конца моей жизни, чтобы я не хотел проснуться с ней рядом. Я знал, что убью любого, кто попытается отнять ее у меня.

Остальное просто должно было встать на свои места.

Как только мы вернулись в дом, Люцифер навострил уши, а в его горле раздалось низкое рычание. Я оглядел темноту, но не нашел ничего необычного. Пока мы не добрались до лестницы.

Мой отец прислонился к стене, засунув руки в карманы, с самодовольным выражением на лице. Я должен был догадаться. Люцифер никогда не ошибался.

Я остановился в нескольких футах перед ним. — Не помню, чтобы я тебя приглашал.

Он оттолкнулся от стены, затем провел руками по передней части своего сшитого на заказ костюма. — Когда твое имя стоит в договоре, приглашение не нужно.

Еще одна причина продать этого ублюдка.

Люцифер подпитался моей энергией — ненавистью и отвращением — и рысью направился к месту, где стоял мой отец. Он оскалил зубы и зарычал, и, клянусь Богом, папа чуть не наложил в штаны. С его лица исчезла вся краска. Его глаза стали широкими, как блюдца, когда он посмотрел на меня в поисках помощи. Мне потребовалось все, чтобы не рассмеяться.

Я позволил Люциферу еще раз зарычать, прежде чем вмешался. — Полегче, мальчик. — Затем я прищелкнул языком, подзывая его к себе. Как бы мне ни нравилось смотреть, как моя собака разрывает его на части, я хотел быть тем, кто это сделает.

Папа прочистил горло и расправил плечи. — Я знаю, что она там.

Я схватил свой член и сузил глаза. — Тебе нужно быть немного более конкретным.

Он стиснул зубы, вены на его шее напряглись от его слов. — Лирика, ты маленький засранец. Я знаю, что ты забрал ее у Грея Ван Дорена. Я не знаю, как ты ее нашел, но я знаю, что она здесь. Я видел по камерам, как ты вошел с ней.

Камеры? Какого хрена? В этом здании не было камер. Благодаря своим незаконным пристрастиям, я убедился в этом. Не было никакого способа узнать, кто вошел или кто вышел.

— Ты врешь насчет камер. Попробуй еще раз.

Он рассмеялся. — Ты забыл, что я владею зданием через дорогу? Да ладно, Линкольн. Ты же не думал, что я оставлю тебя совсем без присмотра?

Мать всех чертей.

Я не сдвинулся с места. Я держал свое лицо твердым, как камень, и контролировал дыхание. Не дайте ему понять, что вы у него в руках.

— Мы готовы заключить сделку… чтобы позволить тебе оставить ее у себя, — продолжал он, делая шаг ко мне.

Позволить мне оставить ее. Как будто она была гребаной бродягой, которого я нашел на улице.

Люцифер зарычал.

Я прижал руку к его макушке. Все в порядке. Я справлюсь. Я наклонила голову на одну сторону, глядя на него. — Лирика мертва. Или ты забыл?

— Хватит притворяться, маленькая дрянь. Я пытаюсь тебе помочь. — Теперь он кипел. На его лбу выступили бисеринки пота, а лицо покраснело. Его ноздри раздувались при каждом гневном вздохе.

Помочь мне? Он не помог мне ни одного дня в моей жизни. Он был болезнью. Нет. Чума. Он портил все, к чему прикасался.

Я похлопал его по плечу, хотя мне хотелось вырвать ему глотку. Тот, кто жил без демонов, никогда не поймет, какая сила нужна, чтобы держать их на расстоянии, чтобы управлять силой, которая хочет только разрушать. — Хороший разговор, папа. Может быть, в следующий раз не начинай пить так рано. — Я подмигнул ему и пошел к лестнице.

— Это единственный выход для тебя, — крикнул он мне вслед. — … Для вас обоих. — Я повернулся, а он продолжил. — Она должна покинуть это здание в какой-то момент. Даже если она этого не сделает, это сделаешь ты. Ты не можешь следить за ней вечно, Линкольн. Как только она останется одна и без защиты, она будет у них. И то, что они с ней сделают, не будет красивым.

Он сказал — они, как будто он не был одним из них. Чертов лжец.

В голове промелькнули девушки в лесу, и сердце бешено забилось в груди.

— Все знают о твоих привычках, сынок. О твоем безрассудстве. Никто и глазом не моргнет, если с тобой что-то случится.

Да, все знали о моих привычках. Я не хоронил их в темноте и не прятал за фальшивыми улыбками, как это делал он. Он держал свои секреты под замком. Но не настолько крепко, чтобы Каспиан не смог их найти.