Стрелец тебе в Юпитер

Сколько бы мы с Арсением не собачились, орет он на меня впервые. И это отвратительное чувство. Комок горечи растет в груди, пока не достигает горла. У меня перехватывает дыхание и, кажется, вот-вот этот ком достигнет слезных каналов.

– Ты не прав, – произношу с надломом.

На него больше не смотрю. Отворачиваюсь и запрокидываю голову назад, чтобы не дай бог не пустить влагу.

– Я говорю лишь то, что вижу. Это моя работа, и я делаю ее хорошо, – цежу сквозь стиснутые зубы. – Я знаю, что ты в это не веришь. Но я – верю. Я знаю, что все это правда. Я сотни раз видела, как люди проживают жизнь четко по своей карте, как совершают одни и те же ошибки, попадая в ловушку планет, или как находят себя в той сфере, которую им предопределили звезды.

Втягиваю воздух, давая себе паузу и продолжаю:

– И знаешь что? Людям нужно во что-то верить.

Арсений опирается на стену, смотрит себе под ноги и качает головой. Твердолобый баран!

– Почему ты не можешь дать людям верить в то, во что им хочется? Почему всё обязательно должно быть по придуманным тобой правилам? – злюсь я.

– Не я придумал эти правила. Это правила мира, социума, морали. Твои же действия идут против них. Ты программируешь людей каждый день: «сегодня будет благоприятный день», «сегодня будет неблагоприятный день». Если человек верит в это, он проживает эту жизнь по твоему хотению, а не собственному мироощущению. Принимает решения, которые могут повлиять на всю его жизнь и жизнь его близких просто потому, что ты сегодня решила, что «Козерог должен избегать крупных покупок в этот день», а «Рыбы сегодня встретят настоящую любовь». И при этом ты лишила какого-то ребенка велосипеда, и дала какой-то женщине сойтись с абьюзером. Твои слова имеют вес. И то, что ты никак не возьмешь это в толк… Тебе уже не девять лет и пора…

– Что? Ну, договаривай! Поумнеть?

– Поумнеть, – говорит твердо, прямо мне в глаза.

Будто бьет наотмашь.

– Ты прав, – растекаюсь я в болезненной улыбке. – Я недостаточно умна, раз хоть на миг подумала, что мы с тобой можем сосуществовать в одной вселенной, – ком подбирается все выше и выше и голос совсем надрывается. – Была бы умной, сразу бы поняла, что мы с тобой никогда не смогли бы быть вместе. С тем, кто не уважает меня и то, что я делаю, не принимает всю целиком, не способен пойти на компромиссы…

– А ты сама способна пойти на компромисс? – резко отрубает он. – Думать, прежде чем говорить? Выбирать формулировки? Нести ответственность за собственные слова?

– Какой же ты лицемер! – выплевываю ему в лицо.

Сам так легко бросается словами!

– Отлично, – соглашается он. – А ты упрямая и эгоистичная. Но я это в тебе принимаю. Так что не тебе говорить о компромиссах.

– Достаточно, Арсений, – гневно выдыхаю, сдерживая дрожащие губы. – Можешь вздохнуть с облегчением, больше ради меня на компромиссы идти не нужно. И лезть в мою жизнь и работу – тоже. Занимайся своим очень важным делом, настоящей наукой. А я буду заниматься своей «псевдонаучной чушью для скучающих домохозяек». И всем будет хорошо.

– Вот так просто? – презрительно усмехается. – Мое мнение настолько не вписывается в твою вселенную, что проще меня оттуда вообще вычеркнуть?

– Терпеть я точно не буду. Так что да, проще так. И прямо сейчас.

Чем, когда я дойду до стадии «Л».

Сейчас безболезненно. Почти.

– Здорово, – тихо отвечает он, кивая. – Договорились.

Отталкивается от стены и быстро шагает в направлении опен спейса. Я неверяще смотрю на его напряженную спину и изо всех сил стараюсь глубоко дышать и не поддаться эмоциям.

Лицо стянуло от напряжения, а глаза давно уже намокли. Но если не моргать – нормально. Если не анализировать тупую боль в груди – сносно. Даже можно жить дальше.

Так же, как жила «до».