Империя желания

Глава 30

Гвинет

Папа очнулся.

Папа. Вышел. Из. Комы.

Я до сих пор не могу в это поверить и мысленно трясу себя на протяжении всей поездки в больницу.

Думаю, я сплю.

Вот что я сделала, когда он впервые попал в аварию: я спала на спине, и мне приснилось, как папа наклонил голову и сказал мне, что спать в таком положении вредно.

Потом я проснулась, а его не было, но на глаза навернулись слезы.

Вот о чем я думаю на протяжении всей поездки. Думаю, что это сон, и я рано или поздно проснусь, а папа все равно будет в коме.

Нервно постукиваю ногтями, а потом впиваюсь ими в кожу. Боль означает, что это не сон, а звонок, который получил Нейт, был реальным.

Что мой отец очнулся.

Мы не разговариваем все это время. Я просто слушаю свой плейлист NF и Twenty One Pilots и считаю минуты, пока мы не приедем в больницу.

Каждый раз, когда он открывает рот, я увеличиваю громкость, пока он не поймет намек и не перестанет говорить. Я не хочу с ним разговаривать, не хочу, чтобы он произносил слова, которые меня разорвут. Потому что знаете, что? Пошел он.

К черту его холодность.

К черту мерзкие наклонности.

К черту все это.

Я знаю его историю и то, что превратило его в жесткого человека, и понимаю это. Правда. Меня тоже бросили, так что в этом мы похожи. Мы оба понимаем, каково быть брошенными теми же людьми, которые должны быть рядом с нами. Понимаем, как эти чувства влияют на то, кем мы являемся. У меня пустой мозг, записная книжка, и я использую нездоровые навязчивые идеи, чтобы справиться, но я не хожу без дела, чтобы причинить вред другим.

Я не хожу и не говорю им, что, как бы они ни старались, я ничего не почувствую к ним.

Обида не дает ему права причинить мне боль.

Раньше я выжидала и тупо верила, что он одумается. В тот день он почувствовал частичку того, что я чувствую к нему, но я гналась за пустотой.

Невозможность.

Так что да, пошел он на хуй. Теперь, когда его имя официально внесено в список, я уменьшу к нему чувствительность.

Ну, или я просто пытаюсь убедить себя в этом.

В любом случае, мне просто нужно сосредоточиться на папе и на том факте, что он проснулся.

Однако, когда мы добираемся до больницы, доктор, пожилой мужчина с чисто выбритым лицом и ямочкой на подбородке, сообщает нам, что папа снова без сознания.

Мои ноги почти подкашиваются, и я вытираю потные ладони о шорты.

— Но… но… медсестра сказала, что он проснулся.

— Так и было, — говорит доктор. — Он ответил на мои команды, не спал двадцать минут и попытался заговорить. Выход из комы происходит постепенно, а это значит, что со временем он будет более осознанно возвращаться к жизни.

— Означает ли это, что он снова проснется?

— Мы считаем, что да. У мистера Шоу не было серьезного результата по шкале комы Глазго, и мы уверены, что он полностью выздоровеет. Ваш отец очень волевой человек.

— Я знаю. Он такой, — слезы снова скапливаются у меня на веках, и я вытираю их тыльной стороной ладони. — Могу ли я увидеть его?

— Конечно.

Я мчусь в палату отца, хотя мои конечности с трудом несут меня. Нейт не следует за мной, и я думаю, это потому, что он хочет поговорить с доктором.

Медсестра массажирует руку папы, чтобы у него не было пролежней. С тех пор, как его синяки и сломанные кости зажили, он просто выглядит спящим.

Когда этого становилось слишком много, и я так сильно скучала по нему, то сидела рядом с ним и шутила, что он не подходит на роль Спящей красавицы. Либо было это, либо плакала всякий раз, когда приходила сюда.

— Я сделаю это сама, — говорю я медсестре, и она позволяет мне, даже если остается смотреть. Я научилась перемещать отца, мыть его волосы без большого количества воды, очищать его тело и создать для него максимальный комфорт.

— Папа… это я, Гвен, — объявляю я о своем присутствии, прежде чем поднять его руку и растягиваю ее. Он издает звук, кряхтение или стон, я не знаю, что.

Я недоуменно смотрю на медсестру, и она кивает.

— Это потому, что ты растягиваешь его руку.

— Я причиняю ему боль?

— Нет. Думаю, он, наверное, реагирует на твой голос. Продолжай с ним разговаривать.

Мое внимание снова возвращается к нему.

— Папа… Я пришла, как только услышала о тебе. Мне жаль, что меня не было здесь, когда ты открыл глаза. Но я не уйду от тебя, слышишь? Мы против мира, ведь так? И я не могу пойти против мира, если ты не в нем. Кроме того, я упорно работаю на стажировке, и уверена, что этой осенью я надеру задницу всем в колледже. И я тебе сказала, что у меня новая подруга? Ты можешь в это поверить? Я завожу друзей? Джейн вначале даже не знала, что ты мой отец, и она могла подумать, что ты немного эгоистичен, но я поменяла её мнение о тебе, и теперь она полностью член твоего фан-клуба. Я хочу познакомить ее с тобой, так как она присоединилась к ИТ-отделу после твоего несчастного случая. Там ее назвали дурнушка Джейн, но я поставила их на место. Мне пришлось использовать твое имя для этого, прости, но я обещаю, что это по уважительной причине.

Я глажу его руку и вздыхаю.

— Я также пошла дальше и разбила собственное сердце, потому что отдала его тому, кому это не нужно. Я думаю, что мне снятся ванильные сны, и мне нужно от них избавиться, поэтому, папа, пожалуйста, проснись и скажи мне, как это сделать.

Он сжимает мои пальцы, и прежде, чем я успеваю испугаться, его ресницы трепещут, а глаза медленно открываются.

У меня чуть не случается сердечный приступ, мои пальцы замирают на его руке, когда сине-серый цвет его радужной оболочки сияет в свете лампочек. Цвета, которые я не видел несколько недель. Сейчас он приглушен, измучен, но смотрит прямо на меня.

Он медленно моргает, но его взгляд не отрывается от меня.

— Боже мой, папа…

Его пальцы сжимают мои, и он что-то бормочет. Сначала бессвязно, но потом я подхожу к нему, и от слова, которое он хрипит, мои глаза наполняются влагой.

— … ангел…

— Да, это я, папа. Я здесь.

Он снова моргает, говорит что-то неразборчивое и медленно закрывает глаза.

— Что… что не так? — спрашиваю медсестру.

— Это нормально. Он будет часто терять сознание, прежде чем полностью проснется. Он сейчас просто спит.

— Ты достаточно долго спал, папа. "Спящая красавица" тебе не идет, так что тебе пора сейчас же просыпаться, — я пытаюсь отругать его, но вместо этого говорю со слезами на глазах.

Он снова сжимает мою руку, но не открывает глаз. Я остаюсь рядом с ним еще долго после того, как заканчиваю его массажировать. Сейчас раннее утро, и мне нужно спать, но я не могу. Что, если он проснется, когда я сплю?

Дверь открывается, и я думаю, что это медсестра, но входит Нейт с ванильным молочным коктейлем в руке.

Он кладет его мне между пальцами.

— Тебе следует пойти домой и отдохнуть, но, полагаю, сейчас ты не отойдешь от него.

Я вонзаю ногти в чашку. Почему он должен так хорошо меня читать, но не осознавать, насколько болезненны его действия?

Он не должен так относиться ко мне, если это ничего не значит.

Он не должен ничего знать обо мне и приносить мне эти вещи, потому что они — то, что держит меня в покое.

— Медсестра сказала, что он открыл глаза и разговаривал с тобой? — спросил он.

Я просто пью свой молочный коктейль. Да, этот засранец купил его, но коктейль в этом не виноват, так что его просто надо выпить.

— Гвинет, — в его тоне есть предупреждение, потому что он бог, а боги не любят, когда их игнорируют.

Они не любят, когда им бросают вызов.

Что ж, хуже для него, потому что я настроена на анархию.

— Посмотри на меня.

Но я не двигаюсь.

— Гвинет, я сказал, посмотри на меня.

Когда я снова отказываюсь, он встает передо мной и двумя пальцами хватает за подбородок. Они сильные, мощные и такие теплые, что кажется, будто меня поджигают.

Его размер съедает горизонт, когда он смотрит на меня с неодобрением. Будто имеет право на это прямо сейчас.

Я отрываю от него голову.

— Не трогай меня.

На его челюсти тикают мышцы, а карие глаза бледнеют и темнеют.

— Что ты только что сказала?

— Я сказала, не трогай меня, Нейт.

— Ты моя гребаная жена. Я прикоснусь к тебе, когда захочу.

— Не тогда, когда ты не собираешься заходить дальше физического уровня.

— Раньше у тебя было все в порядке с физической стороной брака. Что изменилось?

— Я. Я изменилась, Нейт, и не позволю тебе причинять мне боль каждый раз, когда я жду, когда ты меня поцелуешь, а ты этого не сделаешь.

— Так вот в чем все дело? Гребаный поцелуй?

Я вздрагиваю и чуть не проливаю молочный коктейль.

— Дело не в поцелуе, а в том, что ассоциируется с поцелуем. Чувства, которые тебе не нужны.

— Тебе они тоже не нужны.

— Ты серьезно? Ты действительно веришь, что мне не нужны чувства? Какого черта ты думаешь, я поцеловала тебя два года назад? Я влюблена в тебя с пятнадцати лет, Нейт! С того самого момента, когда ты сказал мне, что пустота — не моя реальность, и я не могу ее заполнить, но иногда чувствовать себя опустошенной — это нормально. Теперь я понимаю, что это произошло потому, что ты понимаешь, что значит иметь дыру внутри. Тебя тоже бросили, и образовалась пустота, такая же, как та, что оставила во мне моя мама. Раньше я этого не знала, что у тебя такая же травма, но в глубине души понимала это. Вот что связало меня с тобой, вот почему у меня появился ожог, который становился болезненным и горячим каждый раз, когда ты был рядом. Знаешь, сначала я боролась с этим. Я правда пыталась, потому что это было неправильно, верно? Ты на восемнадцать лет старше меня и лучший друга папы, и, если из-за этого я бы причинила ему боль или стала причиной того, что вы, ребята, рассоритесь, это убило бы меня. Поэтому я пряталась всякий раз, когда ты был рядом. Я убегала к своему шкафу и закрывала дверь. Я использовала деревья как маскировку, чтобы скрыться из виду. Но знаешь, что? Я продолжала наблюдать за тобой через дверной проем и из-за деревьев. Потому что горение не прекращалось. Во всяком случае, оно продолжало расти, пока не превратилось в вулкан. Вот почему я поцеловала тебя в свой восемнадцатый день рождения — вулкан извергся, и я больше не могла его остановить. Но ты обратил это в пепел, когда отверг меня, и я сдалась. Во всяком случае, пыталась. Но дело в том, что этот вулкан никогда не бездействовал. Он медленно возрождается, особенно с тех пор, как я стала твоей женой. А теперь он снова вот-вот вспыхнет, а ты снова превращаешь его в пепел. Снова, черт возьми. Так что нет, Нейт, дело не в том, что я не хотела чувств. Чувства — это все, что у меня есть. Я чуткая. Я чувствую, и чувствую все слишком глубоко внутри себя. Я согласилась с твоим дурацким правилом отсутствия чувств, чтобы получить от тебя все, что смогу. Я верила, что со временем ты изменишься, но это не так, ведь правда? Ты всегда превращаешь мой вулкан в пепел, не так ли?

Его тело напрягается во время моей вспышки. Ноздри раздуваются, а грудь почти разрывается от тяжелого дыхания. Когда он говорит, его голос спокойный, но напряженный.

— Что ты говоришь, Гвинет?

— Я говорю, что ты не сможешь прикоснуться ко мне, если не хочешь дать мне больше.

— Я не испытываю чувств, и это окончательно, черт возьми.