Охота на русскую Золушку

Глава 20

Маша

Я посидела немного, переваривая, что сейчас было. Я свободна. Да я только что крикнула в лицо Платону, что ни он, ни его отец не имеют на меня никаких прав. И не будут распоряжаться моей жизнью. И дело вовсе не в том, что я не хочу лететь в Москву. В принципе я не против на день- другой заскочить домой, пообщаться с родителями. В Москве я жила с ними и сейчас впервые рассталась так надолго. Конечно, уже скучаю. Несмотря на то, что мама мне звонит по два раза в день, а папа каждое утро присылает мотивирующие картинки из серии «Кто рано встает, того и тапки». Собственно, дома мы и общались примерно так же. Все в делах, у каждого свой график и свой ритм жизни. И все-таки дом — это дом. Объединяющее начало, корни, что-то свое: приколы знакомые с детства, особенный запах на кухне и в ванной, родные стены с обоями, которые я еще в три года разрисовала маркером, а мама до сих пор не разрешает переклеить. Говорит, память. И тепло. Чувство, что до тебя есть дело. Теперь же, отфутболив Платона за дверь громогласными пенальти, я обхватила плечи руками и зажмурилась. Обидно было до слез. Под ложечкой засосало от того, что мой дом был ко мне так близок, а я от него отвернулась. Жалко-то как! Но не могу я позволить Каримовым тягать меня, куда им вздумается без моего на то позволения. Если так пойдет и дальше, в кого они меня превратят? Еще и правда, выдадут меня за Платона задним числом. Приду в понедельник в колледж, а у меня в документах уже фамилия другая. И люди обращаются ко мне «Миссис Каримова». Фу! И потом, там в Москве территория Каримова. Он, конечно, и в Англии хозяйничает, но все-таки в рамках приличий. А на родине, кто его знает, может я стану его заложницей, и никто меня не спасет. Он ведь непредсказуемый тип, и авторитарный до безумия. Буду сидеть в его чулане как Кэти Линтон из «Грозового перевала». Нет уж, в Москву мне пока лететь даже опасно.

Сквозь закрытую дверь из коридора просачивались звуки разговора на повышенных тонах. Смысл был не понятен, но вот интонации настораживали. Потом что-то бухнуло, кажется, закричала Эльза. Надо бы выйти и посмотреть, но мне только что переставили иглы и запретили двигаться. Ладно, разберутся без меня. А я свободна. Приятно это повторять, хоть и в сердце покалывает каждый раз. Ведь свободна я теперь не только от Платона, но и от Марко. Вернее, не так. Скинув с себя паутину, которую сама же и сплела из иллюзий и надежд, запретив ему ко мне приближаться, я словно духом окрепла. Гулять так гулять. Поэтому Платон пошел бонусом. Теперь у меня нет официального жениха и нет любимого. Остался только Берти, но с ним, думаю, проблем не возникнет. Наш неприятный поцелуй и мое нежелание его обсуждать, натолкнут принца на мысль, что у нас ничего не получится. Так что к концу недели из больницы я выйду прежней Машей, как Леха и хотел. Из друзей у меня останутся одни девчонки, а они ни учебе, ни продвижению проекта не помеха. А вот парней с меня хватит.

Так я думала. Первой разрушила этот миф мама.

— Маша, что ты там опять устроила?! Чем тебе не угодил Платон?! — я замерла у телефона с открытым ртом.

Чем мне не угодил Платон?! Я бы перефразировала: назови хотя бы одно, чем он угодил! И вообще, что это за вопрос? Как будто мы с ним поругались после пяти лет безоблачного брака. Впрочем, ответа от меня никто и не ожидал. Мама продолжила выговаривать без паузы:

— Я тебя не понимаю. Хороший парень с заботливым отцом. Это же надо такое придумать — выслать за тобой-дурехой самолет. Это по нашей-то жизни, когда из Европы до Москвы сутки на перекладных добираться! И цены на билеты за гранью разумного. А она и от самолета отказалась, и от лечения! Маша! Что там с тобой случилось?

Я бы хотела задать встречный вопрос, который меня мучил уже несколько недель: что случилось с моей мамой? С бессребреницей, с чутким отзывчивым человеком, с которой так вкусно пить чай и болтать о нашем, о девичьем. Это ведь она меня учила, что главное в жизни зов сердца. В любом: в работе, в учебе, в планах и главное, конечно, в отношениях, — нужно слушать сердце. Глаза можно обмануть, мозг запудрить, а вот сердце, оно всегда объективно, всегда право. Тебя либо тянет, либо нет. Это ведь ее слова. Когда я объявила родителям, что хочу поступать на искусствоведа в МГУ, отец был против. Он сказал, что в нашей семье и так одни никчемные профессора, надо бы заиметь хотя бы одного толкового экономиста. Или, на худой конец, менеджера по продажам. А мама ему ответила, что лучше быть голодным, но счастливым искусствоведом, чем сытым и несчастным экономистом. И добавила, что профессию нужно любить. Иначе зря проживешь столько времени. Это ж по восемь часов в день пять раз в неделю! И вот теперь эта же мама ругает меня за то, что я рассталась с нелюбимым парнем. А как же сердце?!

— Вот я бы прилетела и вправила тебе мозги. Александр Игоревич меня даже просил об этом. Но ты же знаешь, у меня не только визы, у меня даже загранпаспорта нет. Он как только узнал, сразу развернул такую бурную деятельность…

Дальше мать углубилась в восторженный рассказ о том, как озаботился старший Каримов документами для моих родителей, которые за границу выезжали всего два раза: один в Турцию, другой в Болгарию. Я тогда еще и в школу не ходила.

Я слушала ее как фон, пытаясь придумать, как бы довести до ее сознания, а главное до Александра Игоревича, что свадьбы не будет. Пока, похоже, не получалось.

— Мам, послушай меня, — вклинялась я в паузу, — Я не полечу сейчас в Москву. Я чувствую себя лучше, и мне нужно вернуться к учебе. Иначе, я не сдам первую сессию.

— Александр Игоревич обещал…

— Да плевать мне, что он обещал! — не выдержала я. Правда, ну, сколько можно! Что я им кукла, которую можно посадить на капот машины, чтобы украсить свадебный кортеж, — Услышь меня, мама! Я не выйду замуж за Платона! Я его не знаю! И не люблю!

— Ну вот! — с подозрительной легкостью подхватила она, — Не любишь, потому что мало знаешь. Детка, Платон Каримов тот жених, которого нужно хватать как есть, а там разберешься!

— Что?! — я передумала закатывать глаза и выпучила их так, будто меня изнутри раза в три раздуло.

Мама осеклась. Подумала четверть минуты. Я хотела было уже вставить: «Ну, вот, ты меня, наконец, поняла», но она заговорила другим, не трещащим по-сорочьи, как последнее время, а проникновенным голосом. Таким обычно она объясняла мне непонятную домашку:

— Милая, в нашей с тобой профессии важно быть свободной. Не обремененной финансовыми проблемами. Ты ведь хочешь заниматься наукой, внести свой вклад, оставить след в истории. Разве нет? Я знаю, ты на это способна. Посмотри на себя. Ты еще так молода, а у тебя уже есть проект. К которому серьезно относятся профессора многих университетов. Да что там, тебя же пригласили учиться в Оксфорд не за красивые глаза. И тебе нужно заниматься собой: своей светлой головкой, своим будущим, своей карьерой. Но разве сможешь ты отдать всю себя науке, если на тебе будет, скажем, ипотека, ребенок и вечные проблемы с деньгами? Ты же знаешь, доход ученого или искусствоведа не так велик, как хотелось бы. Рано или поздно перед тобой встанет выбор: заниматься любимым делом или зарабатывать на жизнь. Разве ты этого хотела, четыре года готовясь и МГУ? Подумай о себе.

— Мам… — я не знала, как реагировать. Я не могла поверить, что слышу это от моей мамы! — Ты предлагаешь мне продать себя Каримовым?

— Почему продать? Устроить свое счастье. Платон хороший мальчик. И он тебя искренне любит! Возможно, ты пока не знаешь, но самые счастливые пары это те, где один любит, а другой позволяет себя любить.

Я зажмурилась. Хорошо ей говорить. Она в молодости не подавала надежд в науке, ее не пригласили в Оксфорд и позволили выйти замуж по любви. Но откуда же тогда ей знать, как это быть счастливой, позволяя себя любить. Даже ради дела всей жизни.

— Нет, это не для меня. Я хочу от жизни всего.

— Милая, не повторяй моих ошибок…

Похоже, в желании убедить она сказала больше, чем рассчитывала. А я не ожидала такое услышать. Мы обе оцепенели. Странно, нас разделяло две с половиной тысячи километров, а мы замерли, пораженные одной молнией.

— Ты считаешь папу ошибкой? — наконец выдавила из себя я. Поверить не могу! Не могу поверить!

— Машка, ну что ты! — от ее неестественных смешков мне захотелось сказать что-нибудь гадкое. Даже грязное. Чего в нашем доме никогда не произносили вслух. Только про себя, когда, к примеру, на ногу падала чугунная, еще бабушкина мясорубка.

Каримов испортил маму. Он разъел ее душу как ржавчина. Вот так просто. Была умная, увлеченная, любящая женщина с убеждениями. А стала «дамочкой из общества». «Не повторяй моих ошибок». Да уж точно, не повторю!

Я отключилась. И поставила телефон на беззвучный режим. Знаю, мама отступится не сразу.

Я набрала папу, но он в новой должности заместителя ректора вел какое-то важное собрание кафедр университета. Извинился, отшутился, — он не в курсе, что мама теперь считает его своей ошибкой. Интересно, она уже нашла того, кто эту ошибку сможет исправить? Наверняка же Каримов старший не оставляет ее своим вниманием и таскает на всякие великосветские мероприятия. Папа на них точно не пойдет. Он вообще не по этой части. На него галстук надеть можно только под наркозом. Так что мама теперь, получается, в свободном поиске. В этой пестрой, развращенной тусовке Московских толстосумов. Там она видит свое счастье? С ума можно сойти!

Кстати, этим утром в зеркале вернулась прежняя я. Опухоль и краснота чудесным образом сошли. Кое-где еще оставались малиновые точки, но они уже общей картины не портили. Я бы сказала интриговали даже. Как осенние, странные веснушки.

— Удивительно, что муравьи вообще активны в октябре, — мой лечащий врач развел руками, — Пожинаем плоды глобального потепления.

Я тоже развела руками. По мне, так муравьи приносят пользу. Если не брать во внимание мой частный случай. Так что чем дольше они бодрствуют в лесу, тем лучше. Разве нет?

Платон ко мне в палату больше не зашел. Прислал довольно сухое для него сообщение, что вернулся в Оксфорд, и, если я его попрошу, вышлет за мной машину. Я сразу же решила, что поезд для меня куда привлекательнее. Мия с Эльзой забежали попрощаться, им нужно было возвращаться к учебе. Мы и так уже пропустили три дня. И теперь нужно как-то нагонять. Лично у меня под ложечкой сосало от близости провала. Пухлые тома с древними сочинениями множились в геометрической прогрессии. А у меня физически не хватало времени хотя бы на просмотреть их по диагонали.

— Марко вчера избил Платона! — округлив глаза, сообщила Эльза, — Представляешь?!

Я тоже округлила глаза. Нет, я такого не представляла. И очень пожалела, что не вышла вчера на шум.

— Почему?

— Ну… — она пожала плечами и улыбнулась со значением, потом посмотрела на меня, вздохнула и добавила, — Запретил ему везти тебя в Москву в таком состоянии. Мы с Мией его еле от Платона оттащили.

Мне стало понятно, почему мой экс-жених больше ко мне не зашел. Интересно, что он папе скажет? Или уже сказал, и мамин звонок начало последствий?

— Лично я больше принца Альберта испугалась.