Exodus L.B.

Глава 21.

Длинный затопленный мраком коридор простирается от меня в обе стороны. Единственный источник слабого света здесь — я сама; кожа источает призрачное голубоватое сияние, словно под ней спряталась холодная январская луна. Но меня это почему-то ничуть не беспокоит, скорее даже наоборот — я поднимаю руку, чтобы разглядеть ее, и замечаю, что этот мерцающий свет разгоняет тьму вокруг, пугает то, что находится в этой тьме и что пытается ко мне подкрасться.

Коридор достаточно широкий, и мне с трудом удается рассмотреть его стены; они обшиты узорчатым темно-синим бархатом— кажется, такой цвет называется «королевский синий». Это смотрелось бы очень красиво, не будь они покрыты пылью и паутиной. Бронзовые настенные светильники потемнели от времени, и вместо свечей на них — лишь оплывший и потрескавшийся воск.

Я разглядываю обстановку, краем глаза следя за силуэтами, копошащимися во тьме дальше по коридору, куда не дотягивается мое свечение. Это выглядит так, будто мрак состоит из множества черных тел — как если бы я была в пещере, под потолком которой шевелились единой живой массой тысячи летучих мышей. Вот только это — не летучие мыши; насколько мне удается рассмотреть, не глядя на них прямо, — стоит мне посмотреть прямо, они расползаются в разные стороны, — все эти тени — разных размеров, от небольших, до просто гигантских; они покрывают стены и потолок, а кое-где и пол, постоянно находясь в движении.

Прямо передо мной их нет, но мне все время кажется, что они скользят у меня за спиной. Стараясь унять липкий страх, я резко оборачиваюсь — и тени бросаются в разные стороны, шурша, как огромный комок дождевых червей.

Они подбираются все ближе; я оборачиваюсь снова и снова, вытянув перед собой руки, в ушах стоит собственное шумное дыхание.

Но тут из мрака выплывает длинная человеческая фигура, и тени ускользают прочь, забившись в щели и углы.

Это высокий молодой мужчина, полностью одетый в черное. Его темные волосы спадают на плечи, сливаясь по цвету с мантией, отчего худое костистое лицо кажется плывущим во тьме белым пятном.

Снейп. Только увидев его, — лет на двадцать моложе, чем на самом деле, — я понимаю, что все вокруг ненастоящее. Я ведь сплю у себя дома, а это — не более, чем новые трюки Сан-Лимы.

Однако это не значит, что мне здесь ничего не угрожает.

Молодой Снейп шагает мимо, не замечая меня, и я тороплюсь последовать за ним — мне не хочется оставаться одной в коридоре, кишащем невидимыми тварями, тем более, что они вылезают из своих щелей, по мере того, как Снейп проходит дальше по коридору, и снова ползут, шурша то ли крыльями, то ли конечностями, в мою сторону. Собственные движения кажутся мне какими-то замедленными и, чтобы не отстать, я перехожу на легкий бег. Коридор выглядит бесконечным, и мне приходит на ум, что я уже бывала здесь. Ну конечно, это же дом Сан-Лимы, где мне «посчастливилось» побывать несколько дней назад. Те события для меня сейчас, как и вся остальная реальность, — всего лишь смутно всплывающий в памяти сон; все, что в данный момент имеет значение — высокая черная фигура впереди меня, напряженный разворот плеч, сжатая в длиннопалой белой руке волшебная палочка. Ну, и еще твари, наступающие сзади из мрака — мысль о них внушает тревогу, граничащую со страхом.

Снейп доходит до конца коридора и останавливается перед неприметной дверью. Он просто смотрит на нее несколько секунд, а потом дверь, легонько скрипнув, сама отворяется перед ним. За ней видна узкая лестница, идущая под крутым углом глубоко под землю и теряющаяся в густой черноте. Выглядит она еще более жутко, чем кишащий неизвестными существами коридор, так, что волосы на голове шевелятся, но Снейп начинает спускаться, и мне не остается ничего другого, как тоже пойти вниз, осторожно нащупывая ступеньки.

Лестница приводит нас в какие-то подземелья с сетью разветвленных туннелей; Снейп, похоже, точно знает, какой из них выбрать — он с уверенностью идет направо, затем, на очередной развилке, поворачивает налево, и так раз пять. Очень похоже на какой-то лабиринт, из которого в одиночку мне так просто не выбраться, и, хоть я точно знаю, что сплю, изо всех сил стараюсь не терять Снейпа из виду. Это сложно, ведь шагает он стремительно (эта его привычка останется неизменной), а в туннеле так же темно, как и до этого в коридоре.

Я думаю — а ведь дом Сан-Лимы изначально не показался мне настолько большим, чтобы вместить под собой такой огромный лабиринт. Все дело в чарах Пространственного расширения, или же мы идем по реальным катакомбам, прорытым через весь Фалмут? Если приглядеться, можно заметить, что стены выложены из потемневшего от времени камня, кое-где подточенного тонкими струями воды, как будто туннель проходит мимо подземного водоема. Впрочем, техническая сторона меня сейчас не очень волнует, главный вопрос — зачем я здесь? А еще важнее — как мне отсюда выбраться?

Мы проходим мимо одного из темных проемов, дышащих сыростью, как вдруг оттуда раздается звук, от которого у меня кровь стынет в жилах. Это не шелестение темных тварей, что крадутся за нами — к нему я почти привыкла и перестала обращать внимание. Это завывание, наполненное болью и отчаянием. Человеческое — нет, человекоподобное завывание, потому что тот, кто издает его, давно лишился разума — люди таких звуков не издают.

Снейп тоже слышит этот вой. Он ускоряется перед очередным поворотом, и я почти теряю его из виду — если бы не край его развевающейся мантии, еще более черной, чем мрак подземелья, я бы не знала, куда сворачивать.

Я догоняю его, но меня это совершенно не радует. Потому что он останавливается, достигая цели.

— Северус, ma koth (1), — приветствует его Сан-Лима, и ее сочный глубокий голос отражается от высоких каменных стен большого зала, освещенного десятком факелов.

Я бы в очередной раз поразилась ее сверхъестественной внешности, — высоченная, с темной копной блестящих вьющихся волос, кошачьими глазами и, чего уж там, Всевидящим в центре ее лба — но мой взгляд сразу приковывают другие участники сего действа.

Возле ног Сан-Лимы, в униженной согнутой позе, стоят на коленях двое мужчин. Их мантии кое-где прожжены, одежда разорвана и местами покрыта засохшей кровью.

В глазах обоих плещется неприкрытый ужас, и их можно понять — у мужчин полностью отсутствуют рты, сразу под носом начинается гладкая кожа. Как если бы простого Силенцио было мало, и Сан-Лима, чтобы лишить их возможности вымолвить хоть слово, полностью стерла им губы.

Я замечаю также, что у каждого из них разорван — даже скорее разрезан — правый рукав, и в прорехах виднеются воспаленные Темные метки.

Пойманные Сан-Лимой слуги Волдеморта устремляют на Снейпа жалобные и исполненные надежды взгляды, но он даже не смотрит на них, подходя ближе к ведьме и церемонно целуя ей руку. Я остаюсь стоять возле входа, лишь немного ступив в свет факелов.

— Темный Лорд шлет вам свое приветствие, госпожа Сан-Лима, — произносит Снейп, почтительно отходя на шаг назад.

— Как мило, — фыркает ведьма. Рука ее с длинными тонкими пальцами, больше похожими на когти, ложится на голову одного из коленопреклоненных мужчин, отчего тот вздрагивает всем телом, как будто его ударили. Она небрежно треплет его по волосам, как комнатную собачку, и говорит: — Не из-за этих ли своих последователей он прислал тебя ко мне?

Снейп слегка наклоняет голову, что, вероятно, означает кивок.

— Они зашли на мою территорию, Северус. Твой хозяин должен был предупредить вас, Упивающихся Смертью, чем грозит нарушение моих границ.

— Так и есть, госпожа, — ровно отвечает Снейп. — Они преследовали наших врагов и… немного увлеклись.

Сан-Лима улыбается, и даже я не могу не признать, что улыбка ее пленительна. Пускай на самом деле она — чокнутая старуха, истинный облик которой способен надолго лишить спокойного сна, но зрелище этих полных алых губ, обещающих боль и наслаждение, не может оставить равнодушным.

— Должно быть, Темный Лорд знает о моей слабости к тебе, раз хочет вызволить их с твоей помощью. Грозит ли тебе кара, если ты не приведешь к нему этих Упивающихся?

Снейп медлит, наконец-то опуская взгляд на своих соратников, будто раздумывая над ответом. Мне почему-то кажется, что они ему не по душе.

«Так и есть, маленькая волчица».

Сан-Лима по-прежнему смотрит на Снейпа и не шевелит губами, но ее голос звучит, как если бы она говорила со мной вслух, с таким же эхом отражаясь от каменных стен зала.

«Северус мог сказать, что Волдеморт приготовил для него наказание в случае провала миссии. Даже если бы это было ложью, я бы освободила этих людей — разумеется, предварительно внушив к себе должное уважение. Как думаешь, Северус даст им шанс?»

Я не успеваю ничего ответить, да что ответить — даже испугаться не успеваю.

— Полагаю, они не столь ценны для Темного Лорда, — в глазах Снейпа пляшет огонь факелов.

— Хорошо, — говорит Сан-Лима. — Потому что у меня уже есть на них свои планы. Но сначала…

Она тянется одновременно к правым рукам обоих Упивающихся, и мне на мгновение кажется, что она хочет взять их за запястья. Она и правда прикасается к тому месту, где ладони переходят в предплечья, и слегка сгибает пальцы…

А потом резким движением сдирает плоть с рук мужчин своими когтями, — треск рвущейся кожи и мышц наполняют каменный зал — и горячая кровь брызжет на ее лицо и грудь, разукрашивая их штрихами и отдельными каплями, попадает в приоткрытый улыбающийся рот.

Сан-Лима лишила своих жертв возможности говорить, но не кричать — и они захлебываются воплями боли и ужаса, которым не пробиться наружу, и рвутся от нее прочь, оставляя в ее ладонях два лоскута мяса с кожей — ровно тех, на которых вытатуирована Темная метка.

— Возвращаю твоему повелителю его собственность, — произносит Сан-Лима нараспев, швыряя их Снейпу в ноги. — Остальное теперь — моё.

Я обнаруживаю себя вжавшейся спиной в стену — каменная кладка холодна, как лед, и царапает меня острыми выступами. Это же сон, почему все кажется настолько реальным?! Я вижу каждую каплю пота, слез и крови на искаженных лицах Упивающихся, — и белые кости между остатками мышц на их покалеченных руках — слышу, как булькают в их горлах надорванные крики, и даже запах — ржавый запах крови бьет в ноздри, словно эти несчастные, извиваясь и вопя, ползают прямо возле моих ног.

«Несчастные?»

Всевидящий в центре лба Сан-Лимы покрывается рябью и его голубая полусфера разворачивается в мою сторону.

«Они — убийцы. Я захватила их, когда они преследовали женщину с ребенком. Ты думаешь, Волдеморт был более снисходителен к своим пленникам — при том, что большую их часть составляли слабые и беззащитные? Твои родители пострадали от рук Упивающихся — и ты все равно жалеешь их теперь, Лаванда?»

Чего бы ни хотела добиться Сан-Лима всей этой сценой, — запугать ли меня, или окончательно свести с ума, — но упоминать моих родителей ей точно не стоило. Ко мне возвращается ярость, которую я ощутила, едва старая ведьма проникла в мой разум на границе сна и реальности, и которую притупила эта ее чертова фантасмагория.