Дедушки с гитарой 2

7

До Тяжельникова мы добрались только после обеда. Наш Секретарь поспособствовал. Он же помог нам с оформлением — нашел пишущую машинку с родными буквами, на которой Никита отстукал нашу нетленку.

Держа перед собой три листочка с текстом, мы предстали перед Секретарем ЦК Комсомола.

Номер его был не лучше нашего, но побольше. Тот же конструктивизм и модернизм, но в трех комнатах. Оно и понятно — тут был «штаб восстания». То есть стояло несколько телефонов, пара пишущих машинок, радиоприемник и с десяток стульев вокруг овального стола.

Там шло какое-то не то совещание не то просто обмен мнениями, и мы вклинились туда как ледокол.

Тяжельников нас с первого взгляда не узнал, что в общем то не было удивительным, но к счастью Сашу вспомнил. А вспомнив его, вспомнил и нас.

— А! Нетворческая интеллигенция!

— Мы отчитаться, — сказал Саша с достоинством. Наверное, в эти дни и без нас у главы советской делегации хватало забот, и он кое-что запамятовал, но Саша кивнул в нашу сторону и пояснил.

— Мы с песней.

От этого «мы» я с удивлением посмотрел на нашего барабанщика, но Серега только плечами пожал. Спина Никиты также выразила легкое недоумение, но заострять внимание на эту несуразность мы не стали. Сказал и сказал… От нас не убудет.

Никита шагнул вперед, протянув листочки с текстом.

Тяжельников взял лист, бегло проглядел его, по диагонали и тут же вернулся к началу. Я внутренне ухмыльнулся. Вот попробуй на такие слова внимание не обратить? Добронравов — это вам не хухры-мухры. Это Поэт с большой буквы. И слова тут правильные и выражения наших лиц идеологическим верные.

Секретарь ЦК посмотрел текст песни сам, потом передал листы сидевшим с ним рядом мужикам. По возрасту явно не комсомольцам.

На нас он смотрел с удивлением. Это было не то вежливое удивление, которое я видел когда-то в глазах Кобзона, а удивление глубокое и настоящее.

Он словно бы не верил, что вчерашние школьники могли написать такой текст. В чем-то он, конечно, был прав, но зачем ему об этом знать?

— Откуда же вы такие слова нашили?

— Из сердца, — спокойно ответил Никита.

— А мелодия?

— Есть и мелодия.

Никита протянул другой лист. Нотной бумаги у нас не было и он, расчертив от руки нотный стан, разбросал по нему ноты.

— Аранжировку мы потом сделаем, — проявил инициативу наш секретарь Саша. — На мой взгляд песня получилась.

— На мой — тоже… — солидно согласился с ним Никита.

— Вот какие люди в Комсомоле! — весело сказал Тяжельников. — Поручили песню написать — они и написали!

Он повернулся к нам.

— У вас, наверное, и другие песни есть?

— Есть, — сказал я, почувствовав, что наступил походящий момент. — У нас есть еще одна новая песня. Хорошая. Мы бы хотели её тут исполнить, но требуется ваша помощь…

— Я петь с вами не смогу, — сказал Евгений Михайлович. — Просто не умею.

— Жаль, — нашелся Сергей. — Но может быть, по-другому поможете?

— Ну-ну…

— Надо бы пару куплетов перевести на английский и французский языки…

— Зачем это вам?

Я хотел пошутить на счет Пятого, музыкального, Интернационала, но передумал. Кто его знает, как там у него и этих возрастных дядей с чувством юмора? Похоже ведь ребята из Конторы, а там не шутят… Пришлось говорить правду.

— Хотим, чтоб песню исполняли люди разных народов на своих языках…. Знаете, есть такая песня «Солнечный круг, небо вокруг…»? Вот что-то похожее.

Он протянул руку, и Никита вложил в неё новый листочек со словами. Он пробежал глазам текст, вредительства в нем не нашел и одобрительно кивнул.

— Хорошо!

Еще бы! Мы так старались!

— А почему не на немецкий?

— Ну, с переводом на немецкий мы договоримся с нашими немецкими товарищами. Есть у нас друзья музыканты, а вот с английским и французским текстами у нас сложности… Можем мы найти таких спецов?

Тяжельников задумался. Разумеется, мы могли бы обойтись без его «благословения». По-простому попросили бы немецких друзей перевести стихи на немецкий. Может быть среди их или наших друзей нашлись бы и те, кто смог сделать это и французский и английский текст, но нам нужен был резонанс. Нужно было вовремя попасться на глаза руководству.

— А почему только два куплета и припев?

— А мы её будем петь по-особенному. Не одни.

Он отложил листочек в сторону.

— И как вы это себе представляете?

— Будет красиво… Мы, по одной-две строчке, поем первый куплет и припев, затем немцы тоже самое, а потом — англичане, французы… Кстати, если получится подобрать кого-то еще, ну поляков, болгар, чехов — можно и их подключить.

— Что уж музыкальный Интернационал получится, — объяснил Сергей. — Мы же все вместе!

— Идея хорошая, — одобрил Евгений Михайлович. — Принимаем. Послезавтра будет вечер интернациональной дружбы. К этому моменту подготовьтесь.

Вот это — дело. Мы переглянулись.

— Когда будут тексты на других языках? — деловито поинтересовался я. Тяжельников повернулся к секретарю Саше.

— Саша, организуй нам это. Поговори с чехами, словаками и поляками … С англичанами, французами я сам поговорю… Давайте попробуем!

Саша расправил плечи. В недавнем прошлом это называлось «попасть в случай». Напрашивалась аналогия с Меньшиковым и Петром Первым… Ну если после этого мы не станем для него лучшими друзьями, то я даже не знаю, что буду думать о Человеческой благодарности.

На следующий день нам предстояло играть в «Доме дружбы ГДР-СССР». В этом месте с начала Фестиваля постоянно проходили какие-то мероприятия — то дискуссии, то концерты, а вот вечерами шли танцы. Концерты шли с национальным уклоном — молдавские там, узбекские… В нашей делегации хватало музыкальных национальным коллективов, а вот танцы были просто танцами. В этот вечер честь представлять музыкальную культуру СССР в глазах молодежи всего мира и прогрессивного человечества выпало нам.

Ничего страшного — привычное дело…

Как и полагалось настоящим героям, мы пошли в обход. С заднего, технического хода, поднялись наверх и попали за кулисы.

Впереди, закрывая сцену от остального зала, висела плюшевая портьера тёмно-бордового цвета. Там, за ней, что-то происходило, но нам было не до этого: время поджимало — до танцев оставалось около часа, а нам еще хотелось бы попробовать звук, так что мы работали, не обращая внимание на жизнь за занавесом.

Справа и слева обнаружились небольшие комнатки, в которых и хранилось все, что нам было нужно — небольшой комплект аппаратуры. Неплохой такой комплект — колонки, усилители, гитары и ударная установка.

Негромко переговариваясь, мы начали «обживать» его. Тут нашлось много чего интересного. Пока я выбирал на какой из трех гитар сегодня буду играть, Никита полез вглубь одного из шкафов. С десяток секунд его не было слышно, а затем он сказал:

— Ох какая штука! Давно хотел такое в руках подержать…

Я обернулся. Никита разглядывал банджо. Приноравливаясь, он несколько раз тренькнул, наслаждаясь звуком. Такое, конечно же ни с чем не спутаешь.

— Вроде сковородка с длинной ручкой, — сказал Сергей, проверяя барабанные палочки на столе. Он выложил десяток на столешницу и катал их там, выбирая самые прямые. — А звук какой…

Никита тренькнул раз, другой…

— Ничего полезного в памяти не всплывает?

— Всплывает, — сказал Сергей. — Помните? «Не перебивай меня, не перебивай, я сегодня как железо…»

Мы переглянулись.

— Кстати, да! Неплохая песня…. Лолита пела?

— Нет. Алика Смехова… Только её на два голоса петь нужно. Женщина нужна…

Сергей уселся на стульчик и начал приноравливаться к тарелкам: двигал, чтоб было удобнее, переставлял.

— Знаю я для чего она тебе нужна…

Серега показал ему язык.

— Может быть Пугачевой предложим? — предложил Никита.

Я с сомнение покачал головой.

— Алла Борисовна сейчас круто пошла в гору. Захочет ли?

— Ну так и песня-то неплохая… Может и захочет.

— А не захочет, так ничего страшного. Не пропадет песня, — сказал Сергей. — С такими песнями мы из какой-нибудь серой мышки сможем еще одну приличную певицу сделать. Найдем кого-нибудь.

Никита пощупал струны и вроде бы даже не слушал нас. Витал в эмпиреях…

— Слушайте! Я вот еще одну песню вспомнил…

Он зачал пощипывать струны, вспоминая мотив.

— Не шумите! А разве мы шумели?
Ну Андрюша стучал еле-еле
Молотком по железной трубе.
Я тихонько играл на губе…

Я хлопнул в ладоши.

— Точно. «Пой Вася!» Так она называется. Слушайте, а почему-то все, что приходило в голову с использованием банджо носит шуточный характер?

Друзья одновременно пожали плечами. Загадка…

— Слова кто написал?

— Я и слов-то не помню толком, а уж про автора… — он махнул рукой.

— Ну и что тогда делать? По какому варианту? «Слова народные»? Или Вагонов-Ресторанский?

— А сам что? Ты ведь общий принцип, настроение чувствуешь? Вот и напиши нечто похожее…

Никита вздохнул. На него снова падала самая трудная часть задачи. И самая опасная, между прочим…

— Ладно… Дело до Москвы терпит. Пошли колонки расставлять. Про песни не забудем?

— Чего мозги напрягать? Карандашиком запишем.

Мы взялись за колонки, начали расставить их по сцене и прикидывать куда нужно ставить микрофоны.

Серега потихоньку разбирался со своими барабанами, а мы с Никитой таскали колонки. Транспортируя очередной ящик, Никита вдруг остановился и прислушался.

— Ну? — спросил я, ткнув его ящиком.

— Слушай…

— Неси, — сказал я. — Донесем, тогда начнем слушать. Шевелись давай. Нам еще настраиваться…

Но Никита на уговоры не поддался.

— На русском говорят…

— И что? Ты всегда останавливаешься, когда родную речь слышишь?

— Так там их много!

Я проставил свой край колонки на пол, разогнул спину. Мелькнула мысль, что может быть там сидят наши товарищи и тогда их можно будет припахать для установки аппаратуры, но потом я сообразил, что если б там были наши соотечественники, то мы бы об этом уже знали. Значит тут кто-то чужой…

— Ты помнишь где мы? В «Доме дружбы». Вот тут немцы собрались и планируют дружат с нами. А под музыку дружить куда как приятнее, так что давай дальше двигать… Создавать атмосферу праздника.

Никита внял и подхватив колонку, мы утащили её в дальний край сцены.

Там мой друг подошел к занавеси и чуть отодвинул материю. Я покачал головой. Не время, но… Если нельзя, но очень можется, то можно! Я оставил товарища подслушивать и подсматривать, а сам пошел за усилителем. Тот можно было принести в одиночку. Минут десять я возился с проводами, подключал электричество и микрофоны, а когда оглянулся, чтоб воззвать к Никитой совести, увидел, что его нет. Занавесь оказалось слегка раздернутой, что и показывало куда он подевался.

Потихоньку подойдя к прорехе посмотрел.

Внизу, под сценой, стояла группа молодежи человек в сорок и говорили о чем-то, а перед ними стоял Никита.

Там шел какой-то спор. Я услышал:

— А если есть связка «банкир-инженер-рабочий», — сказал какой-то одетый в хорошо потертый джинсовый костюм блондинистый парень возрастом лет двадцать пять, — то кто важнее?